Небесный дар тем временем стоял поодаль. Он чувствовал, что эти люди страшны, но еще не понимал всей их жестокости. Унижения были для него не в диковинку, одиночество тоже, поэтому он не очень взволновался и только не знал, что ему делать. Мама умерла; отец был по-прежнему окружен и не мог подойти; никто из остальных ему не сочувствовал. Напротив, один из громовержцев постарше, услышав призыв матери, встал с колен и грозно воззрился на Небесного дара. Тот не шелохнулся. Тогда громовержец начал засучивать рукава. Неожиданно он получил звонкий удар по шее. Тигренок схватил Небесного дара и двинулся с ним к выходу.
— Что? Драться? — завопили окружающие.
— Суки вонючие! — бросил им Тигренок, продолжая продираться сквозь толпу.
Те не знали, кто это, и не посмели дать волю рукам, а когда узнали, было уже поздно. Все очень опечалились.
Только за воротами мальчик начал мелко дрожать. Тигренок, не говоря ни слова, повел его к Хэю. Дети Хэя оказались дома и радостно встретили Небесного длра, но тот не был настроен на игру. Выслушав сбивчивое объяснение Тигренка, Хэй кивнул головой:
— Правильно, оставь его у нас! Когда стемнеет, я схожу к старине Ню. Все правильно!
— А ты куда? — спросил Небесный дар Тигренка. — Не возвращайся домой, а то они изобьют тебя!
— Не беспокойся, не вернусь. Ты здесь играй себе, скоро увидимся!
После ухода Тигренка Хэй велел своим детям не выпускать Небесного дара на улицу, и они целый день играли во дворе. Дети Хэя уже приобщились к цивилизации, потому что старший из мальчиков пошел в школу, а остальные помогали ему учить уроки.
Пчелка схватывала все быстрее других, второй брат почти так же быстро. Когда старший брат не мог запомнить текст в школе, он повторял его дома и снова шел в школу главным образом для того, чтобы сообщить остальным продолжение. Иероглифы ему плохо давались, он запоминал только их звучание, но это не было помехой. Все начинали фантазировать, поэтому «Троесловие» у Хэев получалось не вполне обычным. И хотя учился он один, кисти были у всех, а стены в доме Хэя были сплошь исписаны и изрисованы: он любил, чтобы в его семье царил книжный дух.
За игрой Небесный дар постепенно забыл о своих бедах и начал рассказывать друзьям увлекательные истории. Они очень любили слушать о Хуан Тяньба, но по любили диалога лягушек, так как знали, что лягушки не умеют говорить. На сой раз, послушав Небесного дара, они решили провозгласить его своим учителем. Небесный дар был глубоко растроган: он еще никогда не получал таких почестей. Поскольку учитель должен преподавать, он придумал для них небольшой текст: «Хуан Тяньба в красной шапке и зеленых штанах играет мечом». Его ученики немедленно вызубрили этот текст наизусть, а потом обнаружили, что учитель имел в виду их младшую сестренку, у которой как раз были красная шапочка и зеленые штанишки. Все еще больше зауважали Небесного дара за изобретательность.
Дети Хэя не знали никаких часов — ни настенных, пи настольных, ни карманных, пи тем более наручных — и ложились спать сразу, как стемнеет. Ложились там, где сморит их сон. Обычно они спали на одной большой кровати, и Пчелка пересчитывала их, но иногда собрать всех было слишком трудно, если кто-нибудь засыпал, к примеру, в корзине из-под угля. Сейчас они спали, а Небесный дар сидел в одиночестве за прилавком и хмурил свои редкие брови, вспоминая утренний скандал. Он не понимал его глубинных причин и лишь чувствовал, что должен поскорее стать взрослым, а для этого — прекратить играть с детьми и радоваться.
Отец пришел только после восьми. Он тоже изменился: морщины на лице стали глубже, в них притаилось что-то болезненное, словно какие-то насекомые высосали из него кровь, а он не может даже сказать об этом. Он долго сидел, потом промолвил:
— Давай выйдем на улицу.
Казалось, он был не расположен говорить. Наконец Небесный дар не вытерпел и потянул его за рукав:
— Папа, скажи, ты действительно мой отец? Тот кивнул головой:
— Да, действительно.
— Ля тебе еще нужен, па?
— Конечно!
— Почему же они выгнали меня? — Денег хотели.
— А если им дать, они отстанут?
— Нет, решат, что мало.
— А нельзя им больше дать?
— Нельзя. Деньги мои.
Это было не похоже на папу. Почему же он вдруг к деньгам так серьезно относится? Что в них приятного?
— Деньги мои, — повторил отец. — Кому хочу, тому и даю, а кому не хочу, ничего по получит!
— Но ведь если им не дать побольше, они не уйдут, и я тогда но смогу вернуться домой.
Ничего, вернешься. Как это не вернешься?! Плевал я на них — деньги мои.
Небесный дар не мог попять отца. Неужели деньги так хороши, что ради них стоит отбросить беспечность? Он впервые видел отца таким серьезным. Мальчик не решился спрашивать дальше, но почувствовал, что мама продолжает жить в отце, что они с ним одинаково свирепы.
— Пойдем домой! — проговорил отец.
Его морщины при свете уличного фонаря казались еще глубже, еще некрасивее. Небесный дар боялся возвращаться, но идти было необходимо. После смерти мамы у отца остался только он, и он не может огорчать отца.
Тигренок ждал их у ворот. Небесный дар приободрился. Во дворе было почти пусто, большинство гостей и монахов уже ушли, лишь два или три человека готовились к ночлегу. Перед гробом горели свечи, их пламя колебалось в воздухе, по дальше царила темнота, и сам гроб казался огромным зверем, приготовившимся к прыжку. Небесный дар почувствовал себя ужасно одиноким и заплакал: мама лежит в гробу, а отец готов подраться с другими из-за каких-то денег.
Тигренок подошел и начал успокаивать мальчика:
— Не плачь, парень! Погляди на меня: ведь я не плачу. Твоя мама скончалась, и ты ужо не ребенок. Мы еще с ними повоюем!
Мама часто говорила: «Веди себя как взрослый!» Теперь она умерла, а Небесный дар и сам почувствовал, что стал старше, что он уже больше не сможет играть с детьми Хэя, не имеет права плакать по каждому пустяку, а должен походить на взрослого. Но как на него походить? Придется притворяться, притворяться серьезным. Он, казалось, понял отца: деньги нельзя отдавать, ни одной монеты нельзя, он уже большой. А большой, увидев нищего, говорит: «Уходи, у меня ничего нет!» — даже если у него в кармане много денег. Именно так ведут себя взрослые, и он должен так себя вести. Не удивительно, что у отца изменился характер; наверное, отец только после смерти мамы стал взрослым. Небесный дар вытер слезы и спросил Тигренка, что тут произошло в его отсутствие.
— Они требовали у твоего отца денег, а он давал, но мало. Тогда они сказали, что устроят скандал в день похорон. По-моему, есть только два способа избежать скандала: либо дать им побольше денег, либо держаться до конца. Они знают, что твой отец прост, но, если он будет стоять на своем, им придется взять то, что он им даст!
В душе Небесный дар был готов отдать хоть все деньги, но он должен притворяться взрослым, значит, не может отдавать лишнего. «Деньги наши, отец совершенно прав». Небесный дар сжал свои тонкие губы, прищурил глаза, важно сложил руки за спиной и стал покачиваться взад и вперед. Теперь он крепко стоял на земле, чувствуя свою силу. А если они посмеют устроить скандал во время похорон… Но денег добавлять нельзя, нельзя! Отец вовсе не беспечен, он достоин уважения, и нужно помочь ему сопротивляться. Небесный дар заснул, и даже молитвы монахов не могли разбудить его. Он наконец обрел веру в себя.
Похороны прошли спокойно, потому что обе стороны решили обойтись без эксцессов. Сначала господин Ню упорно не желал добавлять денег, а родственники хотели поднять шум и не позволить Небесному дару участвовать в похоронах. Все сверкали глазами и готовы были съесть друг друга, но постепенно поняли, что бить ближнего по голове небезопасно — можно и самому получить, а головы у всех не железные. Тогда встал вопрос, как красиво выйти из конфликта, ибо если сделать все красиво, то можно и остановиться вовремя. Короче говоря, утром в день похорон обе стороны наконец договорились о цене и с дружным плачем вынесли гроб из дома. Громовержица так шумно убивалась о покойной невестке, что даже у зевак исторгла слезы, а сама между тем ощупывала стоюаневую банкноту, лежащую в кармане. Белоносая тоже истошно вопила, оросив слезами весь платок. Гроб несли на шестах сорок восемь человек под красными балдахинами с изображением серебряных драконов. За ними шли музыканты, включая двух барабанщиков, тринадцать буддийских монахов в полном облачении и с посохами, четыре пары мальчиков и девочек, несших золотые и серебряные горы из бумаги, зеленые паланкины, фигурки коней, снежно-белые траурные надписи и прочее. Жертвенные деньги усыпали всю улицу, а иногда поднимались в воздух вместе с жаром от сжигаемых бумажных предметов. Но самым впечатляющим был почтительный сын — Небесный дар, за которым следовали четыре маленьких громовержца. Тигренок поддерживал его за плечи, и под взглядом сотен глаз он даже забыл, кто умер, а только помнил о своей роли. Он шел медленно, склонив голову, плача и благодаря за соболезнования, — очень серьезный, потому что это была игра. Он слышал, как прохожие говорили: «Поглядите на этого почтительного сына, совсем как взрослый!» — и его лицо становилось еще тверже. Только когда гроб опустили в землю и все начали расходиться, он вдруг очнулся: «Мамы больше нет!» — и заплакал по-настоящему. Он сидел на могиле, смотрел вокруг, и все казалось ему пустым, холодным, ненужным.
Когда вернулись с кладбища, уже стемнело. Небесный дар чувствовал себя совершенно разбитым, но тишина в доме обдала его, словно ледяной водой. Его глаза, уши, нос искали знакомые образы, звуки, запахи и не находили. Все вещи в комнатах были прежними, но атмосфера изменилась. Никто не звал его ужинать, никто не кричал на него. Он вспоминал достоинства мамы: даже ее недостатки превратились в достоинства. Сдерживая слезы, он сел, полный решимости вести себя как взрослый, и думал, что маме в могиле еще холоднее, чем ему в этой комнате. Казалось, он понял кое-что.
Отец, не сияв одежды, измазанной желтой глиной, лег на кровать и так заснул. Небесный дар понимал маму, но не понимал отца, который за эти дни сильно изменился. В его короткой выцветшей бородке появилось немало седых волос, на лице прибавилось морщин, даже во сне он вздыхал. И это его добрейший папа? Небесному дару стало немного страшно. Он пошел к Тигренку и спросил:
— Что мне делать?
— Прежде всего поесть, а потом спать.
— Где же мне спать? — снова растерянно спросил мальчик.
Все для него утратило определенность. Когда мама была жива, он ненавидел ее правила, а теперь искал их и не мог найти, точно собака, потерявшая своего хозяина.