— Я тебе говорю. Немедленно надень туфли с носками!
— Но хочу!
Мать белела от изумления:
— Тогда… тогда… я не дам тебе есть!
— А я стащу какую-нибудь пампушку и набью себе брюхо! — кричал по инерции Небесный дар, но уже чувствовал, что ему не хватает опыта. Поражение неизбежно, и стать мужчиной не так легко.
В конце концов ему приходилось надеть и носки, и туфли, признать свой грех и получить еду. Еда эта казалась почти безвкусной, но ничего не поделаешь: с мамой нужно обращаться осторожно. Да и желудок его предал, не поддержал вовремя!
Никто с ним больше не играл. Ворота крепко заперты, а во дворе одни взрослые. Тигренок хоть и хороший, но тоже не ребенок. Небесный дар часто видел детишек Хэя, — к сожалению, только во сне.
Ему оставалось лишь искать приключений во дворе. Комната Тигренка была у ворот, и он часто приходил туда играть, особенно когда мама спала днем или отсутствовала. Рядом с этой комнатой стояла сторожка, всегда закрытая. Тигренок поднимал его и сквозь дыры в оконной бумаге показывал сторожку — там было темно и таинственно. Здесь хранились отходы торговой деятельности господина Ню: старые вывески, остатки товаров, всякие счета… Небесный дар немного боялся этой сторожки и в то же время мечтал проникнуть туда, но пока тщетно. Напротив сторожки была стенка с дверью, а за ней — двор с тремя флигелями. Перед одним из них росла айва, дававшая некоторый материал для игр. Однажды с нее упали два маленьких зеленых плода, Небесный дар подобрал их и играл с ними целых три часа. Между этим и другим флигелем был кривой проход, который, с точки зрения Небесного дара, представлял большую стратегическую важность. Через него носили воду, уголь, ходила бывшая кормилица, потому что она жила рядом с кухней и угольной кладовой. Небесный дар часто прятался за кучей угля и неожиданно кричал на проходивших, а они подпрыгивали от страха. Но однажды Цзи из-за этого выронила из рук чайные чашки, так что развлечение пришлось прекратить.
В этом маленьком мирке он вращался с утра до вечера, и, хотя время от времени открывал для себя новые вещи, никто но мог разделить с ним радости этих открытий. Иногда ему самому приходилось превращаться в двух или даже в трех человек и бегать из стороны в сторону, чтобы поддержать в себе огонек жизни. Набегавшись, он садился на ступеньки, устремлял глаза в небо или в землю и печально думал: «Некому играть с тобой, Небесный дар!»
Цыпленок, похожий на желтый бархатный комочек, очень красив; петух с пышным опереньем тоже красив, но молодой петушок во время линьки просто невыносим: голова почти лысая, ноги длинные, зад голый, немногочисленные перья топорщатся… У детей тоже бывают такие периоды, даже у будущих героев. Говорят, например, что «в семь-восемь лет ребенок противнее собаки», потому что в это время он начинает весь вытягиваться, топкие руки и ноги как восковые, на лице веснушки, нос сморщен, зубы вдавлены, ресницы постоянно падают. В день он меняется по три раза, по главное остается неизменным — несносность. Его внутренний мир не отстает от внешнего облика. Развивая свою речь, он с утра до вечера, если не ест и не пьет, то болтает. Обо всем у него свое мнение, врет без передышки, энергии хоть отбавляй, валится спать, только устав до изнеможения. А едва проснется, как все ему надо трогать, бить, пинать — пока туфли не разорвет, не успокоится.
Когда разговаривает, обязательно морщит нос, щурит глаза, кашляет, втягивает голову в плечи, норовит сесть верхом на собаку или помочиться. Вечно голоден. Орет так, будто мозг сверлит, а иногда нарочно заикается. Взгляд острый, все чужие недостатки подмечает: у этой тети на халате дырка, у той тети грязь за ухом… А йотом публично докладывает о своих наблюдениях, завершая великую миссию несносности. Довольно смел, хитер и жесток — в общем, несносен во всем.
Небесный дар как раз достиг этого возраста — семи лет. Его пухлые щечки, словно по плану, ввалились, чтобы выделить тонкие губы. Свои передние зубы он торжественно похоронил под айвой, время от времени откапывал их и разглядывал. Его ноги еще больше искривились и вытянулись, так что казалось, будто он ходит на цыпочках. Руки тоже вытянулись и болтались вдоль туловища, даже когда он не ходил. Маленькие глазки были похожи на катящиеся горошины, нос был задран так, точно хотел увидеть собственные веснушки. Плоская голова ходила ходуном, тоненькая шея напоминала перышко лука.
Госпожа Ню не очень огорчалась переменам, потому что дети всегда должны меняться. Она помнила, что ее младший брат в восемь или девять лет походил на тощего зайца, а к шестнадцати годам превратился в настоящего богатыря. Пустяки. Но она никак не думала, что Небесный дар перестанет воспринимать ее поучения, что он будет несолидным не только внешне, но и внутренне, начнет вести себя как сущая обезьяна. Вот это ее огорчало. Она совершенно не выпускала его со двора, чтобы он не нахватывался дурного, так он стал взращивать это дурное изнутри! Чем больше она учила его скромности, тем упрямее он прыгал и скакал. Чем активнее она требовала от него соблюдения приличий, тем более дерзко он говорил, даже округлял глаза. Кто его этому научил? Она никак не могла взять в толк. К столу его приходилось звать по нескольку раз; чтобы умыть ему лицо, требовалось минимум два человека; не даешь фруктов — ворует. И смелости паршивцу не занимать: ты ему фразу, он тебе две. Или вовсе молчит, слова из него не выжмешь, сидит в углу и щурится. Бить бесполезно, да и руке больно — костлявый очень.
Больше всего ее злило то, что он постоянно советовался с Тигренком. Когда Тигренок увидел, что у Небесного дара выпали все молочные зубы, он перестал считать его ребенком и начал называть братцем. Это новое обращение очень нравилось Небесному дару, и он кричал, едва оказываясь у сторожки:
— Братец, расскажи мне какой-нибудь анекдот!
В действительности Тигренок не знал никаких анекдотов. Он просто сваливал в кучу всякую околесицу, вычитанную из авантюрных или судебных романов типа «Дела судьи Ши», и не без юмора преподносил ее. Его любимый герой стал и героем Небесного дара: Хуан Тяньба умел обеими руками метать и ловить боевые топоры, блестяще владел мечом, совершал головокружительные прыжки. Небесный дар считал, что раз Тигренок привязан к Хуан Тяньба, значит, он и сам герой — сильный, ловкий, умный, поэтому и советовался с ним во всем. И у Тигренка действительно каждый раз находился ответ.
— Братец, я хочу спросить у тебя одну вещь, — говорил Небесный дар.
Удивительно, но в такие минуты он не казался несносным.
— Спрашивай, братец, — очень серьезно отвечал Тигренок.
— Я хочу купить меч. На улице ведь продаются всякие мечи, пики, маски, куклы. Но куклы мне, конечно, не надо, я хочу первым делом меч, — Из-за отсутствия зубов Небесный дар произносил слово «меч» с большим трудом, окатывая Тигренка брызгами слюны. — А вдруг мама денег не даст?
— Такой меч, как у Хуан Тяньба? — вторил ему Тигренок. Небесный дар весело смеялся, затыкая языком дырку в зубах.
Тигренок задумывался:
— Иди лучше с отцом и, как дойдете до лотка, не двигайся с места. Говори: «Папа, погляди, какой красивый меч!» Но не говори, что он тебе нужен, а просто хвали изо всех сил. Чуешь? Если папа его купит, матери скажи, что это он сам купил, а не ты просил. И глазами как-нибудь поиграй…
— А если папа не купит?
— Не отходи от лотка, и все!
— А как же топорики?
— Их можно не покупать. Вместо них сойдут и камешки. Да и меч можно изобразить. Смотри!
Тигренок перекинул метелку из правой руки в левую:
— Левой отражаю вражеский меч, правой перехватываю его топорик и бросаю. Упражняйся!
Небесный дар, напрягшись, поймал метелку и, сверкая глазенками, немного раскрыв рот, стал повторять прием. Повторял он хоть и слабее, но не так уж плохо, с бывалым видом.
Отец, разумеется, купил ему меч — бамбуковый, покрытый серебряной краской. Небесный дар до одурения упражнялся с ним и импровизированными топориками в маленьком дворе и проткнул несколько дырок в оконной бумаге Цзи. Он был несказанно благодарен Тигренку за советы, а госпожа Ню негодовала еще больше.
Но иногда ей и самой приходилось прибегать к помощи Тигренка, потому что Небесный дар уже ощутил свою силу, хоть и походил на ощипанного петушка. Он недаром задирал свой нос, умел нарочно быть надоедливым, и чем большие препятствия встречал, тем активнее старался их преодолеть. Поскольку госпожа Ню не очень считалась с чужими мнениями, войны становились неизбежными. Однако теперь в этих воинах чаще терпела поражения мать, потому что она слишком обращала внимание на мелочи, а сын действовал грубо и до конца.
— Небесный дар, войди в дом — на улице слишком Жарко! — Ничуть не жарко! — огрызался он, с, увлечением наблюдая за битвой муравьев.
— Ну что за мальчишка! Я же тебе добра желаю…
— Даже на муравье и нельзя поглядеть?!
Добро и зло каждый понимает по-своему, к тому же что за добро — отвлекать человека от интересного занятия?
— Говорю тебе, войди в дом!
— И не подумаю! — Небесный дар давил трех красных муравьев, помогая черным.
Все, война объявлена. Надо бы побить мальчишку, но в такую жару пускать в ход руки слишком хлопотно. К тому же выбежишь из дома, а он удерет — только опозоришься.
— Тигренок! — кричала госпожа Ню, но не слишком громко, чтобы не уронить своего достоинства. — Поиграй с Небесным даром, не позволяй ему перегреваться на солнце!
Тигренок появлялся и что-то шептал мальчику на ухо.
— Пойдем в подворотню? — оживлялся Небесный дар и уходил с другом.
Мать тоже скоро выучилась некоторым приемам, но не очень тонким:
— Небесный дар, иди сюда, здесь есть бананы!