Репетилов: «С какими я тебя сведу Людьми!!!., уж на меня нисколько не похожи, Что за люди, mon cher! Сок умной молодежи!»
129
Репетилов перечисляет Чацкому членов «секретнейшего союза» и восторгается ими, но обнаруживается, что ему нечего сказать о каждом из этих людей: князь Григорий — «чудак единственный! нас со смеху морит!»; «другой — Ворку- лов Евдоким; ты не слыхал, как он поет? о! диво!» И этих
5 Предисловие к Достоевскому
людей он определил как «сок умной молодежи!» Но вот, наконец:
Еще у нас два брата,
Левон и Боринька, чудесные ребята!
Об них не знаешь, что сказать...
Достоевский, в свою очередь, знакомит Алешу не с Чацким и даже не с Репетиловым: «...у Кати есть два дальние родственника, какие-то кузены, Ле-венька и Боренька, один студент, а другой просто молодой человек» — вот они-то и' есть та «молодежь свежая», что перевернула Алешину душу. Конечно, сходство имен с героями «Горя от ума» не случайно, Достоевский нарочно назвал так кузенов Кати. Кроме них есть еще «Безмыгин — это знакомый Левеньки и Бореньки и, между нами, голова, и действительно гениальная голова!»
И здесь сразу вспоминается Грибоедов:
Но если гения прикажете назвать:
Удушьев Ипполит Маркелыч!!!
Ты сочинения его
Читал ли что-нибудь? хоть мелочь?
Прочти, братец, да он не пишет ничего...
Вернемся к Безмыгину. Это одна из тех фамилий, какие удавалось придумывать только Достоевскому; сразу вспоминается целая плеяда диких людей Достоевского: Фердыщенко, Свидригайлов, Лебезятников, Смердяков, капитан Лебяд- кин... Но ведь и Грибоедов придумал фамилию Удушьева — русская классическая литература и до романов Достоевского изобиловала как будто и не значащими, но характеризующими их носителей фамилиями. У Гоголя были Акакий Акакиевич Башмачкин в «Шинели» и Авксентий Иванович Поп- рищин в «Записках сумасшедшего», и еще раньше — Иван Федорович Шпонька, и позже — действующие лица «Ревизора» и «Женитьбы», еще позже — Собакевич и Коробочка, не говоря уже о Чичикове, — гоголевские фамилии всегда смешны, но, разобравшись, мы не станем смеяться над Баш- мачкиным или Поприщиным, а загрустим над ними.
Фамилии Достоевского не смешны, в них слышится ужас перед людьми, их носящими. Вот и Безмыгин — соседство с Левенькой и Боренькой сразу настораживает, а затем, когда мы узнаем, что все новые знакомые Алеши «под руководством Безмыгина, дали себе слово действовать честно и прямо всю жизнь», — не очень как-то верится тому, что проповедует Безмыгин, как бы красиво ни звучали его призывы.
Князь Валковский слушал сына «молча и с какой-то торжествующей иронической улыбкой... Точно он рад был, что сын выказывает себя с такой легкомысленной и даже смешной точки зрения».
Вот, пожалуй, то главное, что сближает Алешу Валков- ского с Репетиловым: оба они в глубине души знают, что не заслуживают ничьего уважения, что им и самим не за что себя уважать. Между тем очень хочется если не быть, то хотя бы выглядеть достойным человеком, занятым полезной деятельностью. Вот они оба и ищут людей, рядом с которыми можно выглядеть, а не быть.
В «Горе от ума» изображено начало двадцатых годов прошлого века — эпоха возникновения декабризма. Как и всякое значительное явление общественной жизни, декабризм имел своих героев, своих деятелей, своих теоретиков — и свою пену: болтунов, изучивших декабристские слова и повторяющих эти слова без всякого смысла. Таков Репетилов.
Алеша Валковский представляет сознательно смешанную Достоевским эпоху не то конца сороковых, не то начала шестидесятых годов. Сороковые и шестидесятые годы — совсем разные периоды, но оба они вошли в русскую историю как эпохи яркого расцвета общественной мысли. И в эти периоды, оказывается, существуют свои Репетиловы — с ними познакомился Алеша и ужасно себя зауважал, — нет, он не признается, что не понимает разговоров «умных людей», он, наоборот, гордится собой и говорит отцу: «Но теперь уж я не тот, каким ты знал меня несколько дней тому назад. Я другой! Я смело смотрю в глаза всему и всем на свете...
— Ого! — сказал князь насмешливо».
Разумеется, князь посмеялся бы и над более серьезным сторонником новых идей, чем его сын. Но уж сына-то своего он знает хорошо: каким там совсем другим человеком мог стать его Алеша за четыре дня!
5*
131
Так что же получается: неужели можно найти нечто общее между насмешками Чацкого над Репетиловым и насмешками князя Валковского над сыном? Конечно, нет. Чацкий смеется над тем, что Репетилов умеет только повторять не свои слова, князь смеется над самими идеями, провозглашенными Алешей: «Это все молодежь свежая; все они с пламенной любовью ко всему человечеству... Как они обращаются между собой, как они благородны! Я не видал еще до сихпор таких! Где я бывал до сих пор? Что я видал? На чем я вырос?»
Слушая Алешу, можно поверить, что он встретился, в самом деле, с лучшими молодыми людьми своего времени. Ведь эти люди были: мы знаем имена мальчиков сороковых годов и мальчиков шестидесятых, вошедшие в историю русской общественной и революционной мысли; над ними может смеяться князь Валковский, но они действительно достойны того уважения, которое сразу выказывает Алеша. Как же нам отличить среди нового поколения Репетилова от Чацкого, как не спутать истинное с поддельным?
Для того Достоевский и называет Алешиных новых знакомых именами из «Горя от ума», чтобы мы не ошиблись, не приняли этих пустых болтунов за серьезных людей. Чтобы мы помнили: все они — не Чацкие, но Репетиловы. Репети- ловы мешают Чацким, они враждебны им, потому что опошляют их идею, разбалтывают ее любому и каждому, готовы хвалиться своей прогрессивностью, но не готовы пожертвовать ничем ради тех принципов, о которых они умеют только болтать.
Между тем в маленькой комнате Наташи Ихменевой Алеша продолжает хвалиться своими новыми знакомствами и сообщает еще одну интереснейшую новость: Катя, которую еще вчера прочили ему в невесты, говорит, «что когда она войдет в права над своим состоянием, то непременно тотчас же пожертвует миллион на общественную пользу».
Вот этих слов князь Валковский испугался. Мы же знаем: у него были свои планы насчет Катиных миллионов. Князь спрашивает спокойно, как будто и не насмешливо, но смысл его слов — убийственный:
«— И распорядителями этого миллиона, верно, будут Ле- венька и Боренька и их вся компания?»
Алеша понимает злобу, спрятанную в вопросе отца: «Неправда, неправда; стыдно, отец, так говорить!» — кричит Алеша, но не может не признаться, что вопрос, куда употребить миллион, действительно обсуждался и решили потратить его на общественное просвещение.
Странная компания: нищие студенты, живущие «в пятом этаже, под крышами» — и Катя с ее миллионами. Судя по рассказу Алеши, эта Катя свято верит Левеньке и Бореньке, а в особенности Безмыгину: «Она хочет быть полезна отечеств ву и всем и принесть на общую пользу свою лепту...»
Алеша восторгается Катей, а нам — сквозь его восторги — видна наивная девочка, обладающая огромным богатством, и только этим отличающаяся от всякой другой наивной девочки. Дикие мысли, должно быть, бродят в голове у Ивана Петровича; вот перед ним сидит Наташа, которая тоже была еще недавно наивной девочкой: любовь к Алеше и страдания, принесенные этой любовью, сделали ее мудрее, опытнее, но ведь Катя не виновата, что миллионы ограждают ее от страданий. А в то же время Наташе еще недавно было нечего есть, а Катя планирует пожертвовать миллион на общественное просвещение... Дома у Ивана Петровича лежит больная Елена — Нелли, которая совсем недавно просила милостыню на улицах, чтобы накормить деда; случай спас ее от гибели в доме Бубновой. Невозможно понять глубину социальных противоречий мира, где одна не знает, куда девать миллион, а другая повторяет, как заклятье, что хочет быть бедной, будет всегда бедной, пойдет работать к любому мужику... Чем отличается Катя от Нелли? Да только тем, что ей никогда не приходилось и не придется задумываться о куске хлеба. И за всеми этими судьбами возвышается страшная, бесчеловечная фигура князя Валковского, которому ничего не стоит растоптать Наташу или осчастливить ее, — но нет, вряд ли он выполнит свое обещание осчастливить...
Еще одно сходство возникает между сценой из «Униженных и оскорбленных» и, казалось бы, смешным появлением Репетилова в конце «Горя от ума». Чацкий язвительно издевается над Репетиловым, но, не дослушав его речи о Левоне и Бориньке, скрывается в швейцарскую. А Репетилову, оказывается, все равно, с кем откровенничать: с лестницы спускается Скалозуб. Репетилов и его приглашает немедленно ехать к князю Григорию, пока не замечает, что «Загорецкий заступил место Скалозуба, который покудова уехал». О Заго- рецком мы знаем, что он «переносить горазд», и действительно, услышав вольные речи Репетилова, он с интересом прислушивается.
Если у кого-нибудь и осталось впечатление после разговора Репетилова с Чацким, что Репетилов — просто безвредный болтун, а после разговора со Скалозубом — что Репетилов глуп, но не опасен, то бессмысленная его болтовня при Загорецком снимает все сомнения: доверять Репетилову опасно, ведь он может сказать что угодно кому угодно, он бы и Загорецкому рассказал про «тайные собранья», если бы только что не рассказывал о них Чацкому. Эти люди опасны именно своей бездумностью, безответственностью, желанием выглядеть либералами.
Но что делает Алеша Валковский? Проведя четыре дня в обществе Левеньки и Бореньки, проникнувшись их идеями, которые он никак не может внятно изложить, он сейчас же пытается приобщить к этим идеям... своего отца, князя Вал- ковского, и начинает разговор об этом в тот самый момент, когда князь обеспокоился его рассказами о Безмыгиие и прочих: