имена, ибо вернулись они уже совсем не теми, кем уходили: кровавое
зрелище войны и смерти столь глубоко изменяло их, что старые имена уже
не годились… Но Иштан, молодой наследник лунного престола, за
нехарактерные для эллари интересы к целительству еще в детстве
прозванный Ардалагом — Слышащим Травы — не стал менять имени,
решив, что оно является частью его судьбы, равно как и те изменения, что
произошли с ним на берегу Ин-Ириля. Уходя на Битву с войском Моррога
мечтательным подростком, почти ребенком, он вернулся назад юношей,
полным мыслей, чувств и памяти, и, если отбросить зло войны как таковое,
можно сказать, что эти перипетии пошли ему на пользу, дополнив и
оттенив свойственный с детства озорной нрав глубиной мысли и чувства,
на приобретение которой у иных уходят десятки лет.
Исследователь, идеалист, целитель — и в то же время лунный аристократ…
Он был очень непрост: удивительным образом в нем уживались
совершенно различные на первый взгляд качества. Кристальная чистота и
спокойствие души, столь необходимые для работы с высокими энергиями,
сочеталась с живостью чувств и мыслей, а всегдашняя приветливость и
видимая прозрачность поведения скрывала глубокий, пребывающий в
постоянном движении ум. Со временем этот постоянный мысленный анализ
становился все более важным и глубоким в нем: казалось, он не просто
живет — но исследует жизнь! И эта привычка к наблюдению, страсть к
постоянному исследованию, к проникновению в суть вещей, чем дальше, тем больше обостряла прозорливость Иштана: порой складывалось
впечатление, что он способен прозревать мысли и поступки других куда
глубже, чем можно было предположить, — такая прозорливость
удивительно не вязалась с его юным возрастом, неизменно привлекая
внимание окружающих.
Возможно, из-за этой самой прозорливости в синих глазах веллара все
чаще проглядывала тонкая лукавинка, как если бы он хотя понимал и
видел реальность значительно глубже, чем другие, но считал нужным лишь
частично докладывать о своих открытиях в форме слов; по свидетельству
многих такое же выражение было некогда в глазах его сестры… Со
временем эта глубина взгляда в Иштане становилась все более явной, как
если бы каждая пойманная и передуманная им мысль оседала в глазах
этим блеском ума, придирчиво и жадно изучающего внешний мир. Что же
касается его собственных мыслей, то о них мало кто знал что-либо сверх
того, что он произносил вслух; со всеми, кроме очень близких, — а по
существу, с одним лишь Кравоем — молодой веллар всегда сохранял некую
дистанцию, так что залезть ему в душу было нереально.
В общем, очень скоро он стал одним из самых замечаемых эллари в
городе: красота, ум, затаенное богатство внутренней жизни — все это так
отвечало тем свойствам, что приписывались холодному свету Эллар!
Однако было в Иштане еще нечто большее, нежели совокупность этих
качеств, нечто столь неосязаемое, что ему даже трудно найти
определение… Благородство души — так можно назвать это свойство;