Это не станет первым разом.
Дом погружается в тишину, и я задаюсь вопросом – надеюсь, что, возможно, они решили отвалить и заняться, чем бы ни собирались, когда исчезают на несколько часов в середине ночи. Затем следует мягкий стук в мою дверь.
– Виллоу, пожалуйста, ты можешь открыть дверь? – мама использует свой милый, мягкий тон голоса, чтобы попытаться меня убедить. – Мне надо, с тобой поговорить.
Я сильнее обхватываю свои ноги, прижимая их к груди, и не отвечаю, боясь, что она попросит меня уйти. Может, если притворюсь невидимкой, она забудет, что я здесь, как и Билл. По правде говоря, такое уже бывало ранее.
Однажды, когда мне было десять лет, моя мать сваливала в бар с какими–то своими друзьями. Она не приходила три дня. Когда, наконец, вернулась, то извинилась, что ее так долго не было, объявив мне, что это не ее вина. Она сказала, что узнала об изменах своего парня, и друзья уговорили ее поехать в Вегас, чтобы успокоить разбитое сердце. Я чувствовала себя плохо из–за нее, вспоминая, как мой отец разбил ее сердце, поэтому сказала, что все в порядке, что я знала, как позаботиться о себе, – это правда. Я занималась этим годами.
Казалось, она успокоилась от моих слов и, после этого стала чаще отсутствовать дома. А я осталась с тем, что проклинала мою жалость к ней с самого начала.
– Виллоу, пожалуйста, просто открой дверь, или я взломаю замок. Тогда я буду расстроена, а я ненавижу расстраиваться из–за тебя, – ее голос спокойный, но твердый, несущий предупреждение.
Втянув воздух, я скатываюсь от изголовья кровати и скольжу к краю кровати. Пол, покрытый линолеумом, холодный под моими босыми ступнями, когда я встаю и иду к двери, возможно потому, что моя мать выключила отопление, чтобы сберечь деньги.
– Билл там? – тихо спрашиваю я, когда достигаю двери.
– Нет, он пошел ко мне в комнату, – говорит она. – Но он может выйти, так что поторопись.
Мои пальцы трясутся, когда я кладу руку на дверную ручку и приоткрываю дверь.
Моя мать незамедлительно протискивается внутрь, закрывает дверь и поворачивается лицом ко мне, ее стеклянные глаза сканируют мой организованный стол, застеленную кровать и книги, расставленные по алфавиту на угловой полке.
– Ты всегда такая организованная, – подмечает она, полностью отвлекаясь от своей цели, в этом она хороша. – Определенно, это у тебя от отца.
Не люблю, когда она сравнивает меня с отцом, частично из–за того, что он мне не нравится, и частично из–за того, что он не нравится ей, так что ее сравнение не является комплиментом.
– Мам, мне ведь не надо уходить из дома, да? – спрашиваю я, жуя ноготь на большом пальце.
Она не смотрит мне в глаза, когда направляется к окну и отодвигает штору, чтобы посмотреть наружу в ночное небо. – Помнишь, какой грустной я была, когда ушел твой отец?
Я начинаю отвечать, но она меня перебивает.
– Я была по–настоящему расстроена. Он не просто разбил мое сердце, он расщепил его на маленькие куски, – она отпускает штору и разворачивается. – Он и тебя бросил, знаешь ли.
– Да, я знаю, – хмурюсь я, не уверенная, почему она подняла болезненную тему. Ненавижу думать о своем отце, как он бросил меня и разрушил мою веселую, любящую маму.
– Все в порядке, конфетка, – она пересекает комнату и заключает меня в объятия. От нее воняет сигаретным дымом, виски и какой–то специей, от чего горят мои ноздри, а глаза слезятся. – Я подняла эту тему не для того, чтобы тебя расстроить. Я лишь хотела дать тебе знать, что никогда не брошу, не смотря ни на что. Обещаю, я буду здесь с тобой, вне зависимости от того, что произойдет. Я не стану твоим отцом.
Я обвиваю ее руками и крепко обнимаю, когда облегчение затапливает меня. Она не заставит меня уйти.
– Но, – начинает она, и мои мышцы сплетаются в крепкие узлы. – Чтобы я сдержала свое обещание, ты должна пойти со мной на компромисс.
– Окей… Как я это сделаю?
– Давай мне чуточку пространства, когда оно мне понадобится.
Слезы обжигают мои глаза, когда я поднимаю вверх свой подбородок и встречаюсь с ней глазами.
– Это означает – уйти из дома прямо сейчас, да?
Она вздыхает, когда слезы текут ручьями из моих глаз:
– Не такое уж и большое дело. Ты можешь вернуться домой в понедельник, когда дома не будет Билла.
Я вытираю слезы моих щек:
– Но куда мне пойти?
Она проводит беглым взглядом от окна к двери, затем обратно:
– Ты можешь позависать в машине. Это может быть весело. Можешь взять отсюда свой спальник и притвориться, что отправилась в поход.
– Я не люблю походы, – бессмысленно говорю я. – И последний раз, когда я спала в машине, какие–то парни начали стучать в окно, пытаясь убедить меня, чтобы я их впустила.
– Ах, да, я об этом забыла, – стучит пальцем по своей нижней губе. – Может, ты проведешь выходные у каких–нибудь своих друзей, – волнение освещает ее глаза.– Это будет весело, правда?
Бросаю взгляд на часы на своем комоде.
– Сомневаюсь, что кто–то из моих друзей еще не спит.
Она отходит назад, роется в кармане своих джинс и достает телефон:
– Ну, ты не узнаешь, пока не попробуешь, правильно?
Я с опаской посматриваю на телефон:
– Их родители могут рассердиться, если я так поздно позвоню.
– Уверена, нет, – она принуждает меня взять телефон. Когда я не шевелюсь, она кривится. – Виллоу, эти штучки с обещаниями не сработают, если ты не будешь сотрудничать. Я не могу придерживаться своей части сделки, если ты не будешь придерживаться своей.
Я открываю рот, чтобы сказать ей, что не хочу давать обещания, но потом все случаи, когда моя мама на несколько дней подряд исчезала, вспыхнули в моей памяти. В те дни я часто беспокоилась, что она не вернется, и я останусь совсем одна.
Пока я стараюсь действовать жестко и притворяться, что могу справиться с самостоятельной жизнью, иногда становится страшно, как в те ночи, когда у наших соседей вечеринки, или когда кто–то стучит в дверь, пытаясь заставить меня пустить их в дом.
– Замечательно, я позвоню одному из своих друзей, – беру телефон из ее рук. – Но, если он не ответит, ты все равно сдержишь обещание.