А ещё говорят старые люди, многие легенды и были помнящие, что в неведомом году в неизвестный месяц пришел некий человек в славный город Гамельн, изнывающий под гнётом крыс. Назвался тот пришелец Крысоловом и обещал избавить город от напасти за немалую плату. Но был обманут, избит и выброшен за городские ворота с позором. Однако избавитель жестоко наказал неблагодарных и бесчестных – колдовской музыкой своей волшебной дудочки он зачаровал и увел из Гамельна всех детей, и горожане оказались не в силах ему помешать. Никто более не видел Крысолова, только легенды о нём странствовали по миру.
А спустя некоторое время смелые, искусные воины стали изводить нежить Старого Света, который тогда никто Старым не называл, ибо не отплыли еще корабли за дальний океан, в поисках кратчайшего пути в Индию. И называли тех воинов Deus Venantium, сиречь Девенаторами, а если по-простому - Божьими Охотниками. Впрочем, бывало, что звали по-иному – Детьми Гамельна.
Сказывают, что тёмная, страшная, укрытая от сторонних глаз война длилась не один век. Не было в ней ни славы, ни почестей – только смерть и чёрная кровь на клинках и когтях под безлунным небом. Девенаторы гибли, но на место павшего воина вставал новый, столь же умелый и суровый.
Шли века, менялся мир и люди в нём. Дыхание безжалостного времени коснулось и ордена Deus Venantium. Всё меньше оставалось в его рядах истинных бойцов-Девенаторов и всё больше – наёмных воинов, ландскехтусами именуемых. Прежней оставалась лишь война, которую Дети Гамельна неустанно вели с Шварцвольфом, ибо служили ему многие нечестивые создания. И говаривали даже, что истинной целью Девенаторов был не покой добрых христиан, а давний кровный враг Крысолова.
Так или иначе, прихотливая нить судьбы свела в одном месте Девенаторов и Шварцвольфа с его премерзким воинством. Звалось то место - Драконий Лес. И была страшная битва, и длилась она всю ночь, а также полный час, что разделяет ночь и утро, когда тьма особенно крепка и властна. На заре, божьим попущением и крепкой сталью, Шварцвольф был сражён, как и все, кого он привел с собой. Тела их обратил в пепел жаркий огонь, а пепел тот милосердно приняла земля, из которой все вышли и куда каждый когда-нибудь вернётся. Но горек был вкус победы, и не нашлось места радости в сердцах победителей, ибо слишком многие Охотники пали в том сражении.
На том легенды заканчиваются, а что дальше было - если кто и знал, то никому не сказывал...
Глава 1. О святости подозрений и сомнительности старых дорог
Туман наползал на дорогу. Плотный, густой - хоть ножом режь. Не бывает такого тумана посреди дня. В нём тонули окружавшие дорогу деревья, чьи ветви смыкались подобно куполу, защищавшему путников от палящих лучей солнца.
По камням, помнившим легионы Рима и конников Шарлеманя[1], застучали копыта. Из-за поворота показались три всадника, судя по доспехам – рейтары. Ехавший посередине мрачно и неодобрительно смотрел на окружающий мир из-под козырька шлема. Поперёк седла у него лежал прикрытый куском материи длинный доппельфаустер – двуствольный колесцовый пистолет, что так любят кавалерийские офицеры.
Следом, влекомая четвёркой лошадей, неторопливо катилась карета, покачиваясь на неровностях и выбоинах. Замыкали кавалькаду четверо верховых. Эти снаряжены были полегче, по драгунскому образцу.
Авангард резко остановился. Остановилась и карета. Драгуны арьергарда, не дожидаясь команды, развернулись, прикрывая карету. Окружавший лес молчал, утопая в белёсой пелене. Перед рейтарами сидел человек, почти скрытый в струях тумана – будто призрачные змеи танцевали неведомый и странный танец.
- Эй, бродяга, прочь с дороги! – приказал старший, кладя ладонь на приклад.
- Месье, же не па манж дё труа жур! – невнятно произнес бродяга, медленно поднимаясь с истёртых камней дороги. Говоривший по-французски путник был невысок ростом и широкоплеч. Лицо прятал под капюшоном.
- Да мне плевать, сколько ты там не жрал! – рявкнул солдат и взялся за рейтшверт. Тратить выстрел на нищего – излишняя роскошь. Не заслуживает он такого почета. Хлестануть тяжёлым клинком старинной полушпаги-полумеча, и пусть убирается, радуясь, что остался жив после встречи с «чёрными всадниками».
Бродяга презрительно фыркнул. И прыгнул на всадника. Тут же из придорожных кустов по конвою хлестанул мушкетный залп. Затем еще один.
Пороховой дым мешался с туманом. Слышались стоны, лязг железа и утробное волчье рычание...
***
Дым поднимался к потолку, клубился меж балок, овевал окорока, развешенные хозяином, берегущим место в кладовке. Мясо приобретало странный привкус, но кого волнует такая мелочь после пятого кувшина вина?
Взбираться на лавку и тянуться до непочатого окорока было лень. Да и жадина-хозяин непременно потребовал бы заплатить. Сержант Мирослав срезал кусочек мяса с валяющейся на столе кости, снова воткнул нож в столешницу.
Рядом хлопали карты – парни разыгрывали не полученные ещё деньги. Дельце, ради которого банду капитана Бальбоа занесло в такую даль, оказалось пустячным до неприличия. Все тайны и загадки были проделками нерадивых слуг, решивших изобретательно и жестоко проучить жадных господ. Выдумщиков изобличили чуть ли не сразу по приезду. И пока шёл долгий процесс согласования оплаты, наёмникам ничего не оставалось, кроме как пить, жрать и играть в карты.
Для офицеров, впрочем, имелись и другие развлечения. Капитан и оба лейтенанта разглядывали старые немецкие гравюры, неведомыми путями оказавшиеся здесь – в пригороде Рима. Впрочем, таверна три века подряд проторчала у выезда на Тибрскую дорогу, и ничего странного в подобной находке не было. Удивляло другое – как никто не украл до сих пор эти забавные рисунки? Места ведь соответствующие. Ворьё наглее, чем здесь, отыщешь разве что в окрестностях Пизы.
- Ты глянь, как ландскнехта нарисовал! Будто этот Альбрехт сам из наших!
- Ты на эту посмотри! Вот бы мне такой рог!
- А мне его доспехи на задницу! – поддержал гогот своих офицеров капитан.
Сержант скривился. Он знавал когда-то одного Бальбоа, но тот баск хоть и слыл жутким треплом и, по слухам, баловался сочинительством, но хотя бы знал с какой стороны браться за мушкет. А вот его тезка был безмозгл и напыщен, как развалины Колизея. И как только подобные люди выбиваются в верхи?..
Так и выбиваются. Гибель Шварцвольфа стоила Ордену очень дорого. Много крови пролилось на снег Драконьего леса. Потери восполняли как придётся. Мирославу вспомнилось, как ему самому предлагали возглавить одну из банд, и сержант ещё раз скривился. Нет уж, каждый должен занимать своё место. По способностям, так сказать, и по потребностям…
- Прикинь, как бы нам пришлось убивать такую громадину, а? – хмыкнул капитан и подвинул в лужу сержантского вина потрепанную гравюру.
- И что тут сложного? – пожал плечами Мирослав. – Десяток аркебузиров расстреляют этого чудо-зверя раньше, чем он успеет задрать хвост.
- Охотил таких? – Бальбоа с ухмылкой толкнул его в плечо. – Ты у нас старый вояка! Или только нарисованных и видел?
Сержант промолчал.
В дверь таверны вдруг грохнуло – будто кто-то норовил вышибить её таранным ударом. Тяжёлая створка распахнулась, и внутрь ввалился человек. Судя по старомодному фальтроку[2]и изобилию желтого с синим – папский гвардеец. Высокий, худощавый...
Наёмники опустили пистолеты.
Гость привалился к стене, запалено дыша и со свистом втягивая воздух. Рванул тонкими бледными (не ранен ли?) пальцами ворот, выдохнул:
- В двух милях отсюда. На повороте. Засада. Особой важности обоз. Его Святейшество…
***
Напыщенный Бальбоа утверждал, что этот путь куда короче, нежели скакать по дороге. Очевидно, он измерял расстояние по карте, позабыв про колючейшие кусты, овраги и прочее коварство итальянской природы, так и норовящее если не выбить из седла, то хотя бы ослепить. Мирослав пригнулся к лошадиной шее. Выхлестнет глаз – новый не вставить! И с тупоголового капитана запасной не стребовать. Обоз Его Святейшества, пусть даже и везут в нём гусиное перо для набивки перин, неприкосновенен. И посягнувший должен быть немедленно и сурово покаран! Соответственно, любая спешка оправдана. А окривеешь – сам виноват, уворачивайся в следующий раз прилежнее. Заросли внезапно кончились, и всадники оказались на дороге. Минутное замешательство – в какую сторону скакать? Никаких ориентиров не было. Деревья с кустами, плотно растущие вдоль дороги, везде одинаковы. Небо затянуто плотными серыми, почти чёрными тучами. Решили действовать надёжно – половина отряда в одну сторону, половина в другую. Если что – оговоренная стрельба в воздух. Или же не оговоренная – в разбойников.
Судя по зрелищу, открывшемуся за очередным поворотом, здесь порезвились казаки. Ну или в конец тронутые протестанты, решившие отвести душу на католиках. Опрокинутая на бок карета. Убитые лошади. Трое мертвецов в окровавленных кирасах. Еще несколько – драгуны. Двое святых отцов. Ого, вот так счастье привалило-то! У колеса – третий, в фиолетовой сутане. Важная птица...
Детали потом. Есть дело куда важнее. Мирослав спрыгнул на землю, присел рядом с умирающим кучером. Парень прополз на руках шагов пятнадцать, не меньше – вон, стелется кровавый след по булыжникам. Кто-то ловкий широко вспорол брюхо, выпустив кишки. Скоро отойдет. Молодой, не больше двадцати. И как только на службу взяли? Или из послушников? Нет, не похож…
- Ты их видел?
В ответ бедняга только неразборчиво застонал.
Сержант чертыхнулся сквозь зубы – заветная котомка с хитрыми снадобьями, способными и мертвого разговорить, осталась лежать в таверне. Вместе с гравюрами, кислым вином и поросячьими ляжками на потолке. Ладно, есть способ. Мирослав прикусил нижнюю губу, оглянулся. Рядом никого, все разбрелись. Среди бойцов, что Deus Venantium привлекал к службе, некоторые умения, за которые кто иной шёл на костер, поощрялись. Но всё же, но всё же…
Кучер закричал так, что даже готовый к подобному сержант отшатнулся. Дернулись на шум и охотники. Сержант отмахнулся – мол, продолжайте – и склонился над умирающим, на губах которого пузырилась кровь.
- Ты их видел?
- Да… Волки… Волки… И люди… Марио они отсекли голову… Епископу отрезали руку… Господь милосердный… Мамочка, отчего так больно…