– Как когда. Простите, ваша профессия?
– Я капитан корабля, плаваю в Адриатическом море.
– Ну тогда вы меня поймете, как никто. Мой корабль может завтра затонуть, если недостаточно прорепетирую то, что необходимо. Прошу вас, еще полчаса, и мы спасены.
Капитан умолкает. Ему нравится, что общаюсь с ним итальянском, да и мои сравнения ему близки. На крик женщин из окон он отвечает примирительно:
Сажаю капитана на скамью, то и дело обращаюсь к нему за советом как к первому своему югославскому зрителю, знающему местные вкусы. Видя, как трудна работа, как из хаоса начинает возникать нечто определенное, он делается моим союзником. Следующие выкрики нервных женщин он перекрывает мощью капитанского голоса:
С помощью капитана к шести утра разобрались с мизансценами в окнах, на балконах и крыше.
После премьеры свежевыбритый, в белом кителе капитан первый горячо жал нам руки, преподнес букет и повторял, улыбаясь:
Министерство культуры СССР в 1973 году направило меня в Нью-Йорк. Мои доклады называли там «театр одного актера». Я выступала, то играя на рояле, то показывая мизансцены различных постановок, то сидя за столом, то демонстрируя эскизы и грамзаписи. Съехалось много людей из различных городов США – главным образом профессора и студенты различных американских университетов.
Потом мне была предложена четырехмесячная поездка в университеты Вашингтона, Лос-Анджелеса, Миннеаполиса и других городов США с циклами лекций. Поездка эта не состоялась: уже началось строительство нового величественного здания Детского музыкального театра в Москве, и это было для меня всего важнее и дороже.
В Нью-Йорке мне вручили ряд ценных сувениров, самый маленький из которых и самый оригинальный – браслет с висящими на нем брелоками: крошечный рояль, ноты, головки ребят, театральная маска и сердце, с одной стороны которого написано по-английски «Наталии Сац – США», а с другой – по-русски «Мир и дружба». Когда я спросила, что, собственно, значит брелок-сердце, вручавший мне эту награду Орлин Корей сказал:
Еще немного о моих детях
Может, вас интересует биография сына Ильи, когда он подрос?
По переезде в Москву с ним всякое было. То «колы» в дневнике превращались в «четверки», то из злополучного этого дневника были выдраны целые страницы, покрытые восклицательными знаками педагогов, возмущенных его поведением… И вдруг, так же неожиданно, учитель танцев В.Н.Сталинский говорил о его прилежании и способностях, а затем Илья делал свои постановки и привозил первые премии из пионерских лагерей.
Всякое было. Удрал однажды из лагеря в Рузе.
Но это путешествие, длившееся почти сутки, оказалось несладким. Есть было нечего, заснул в стоге сена, а утром чуть не был проткнут вилами: никто же не предполагал, что в сене спрятался мальчик!
И в средней и в музыкальной школе учился неровно, потом вдруг потихоньку от меня стал заниматься боксом. Однажды пришел домой с носом набок и ободранным ухом. «К счастью», я была в это время на постельном режиме, могла говорить с ним подолгу, добираясь до его сердца:
Илюша ответил мне с дрожью в голосе:
Через две недели Илюша влетел ко мне на работу сияющий:
Конечно, делала все, чтобы дополнить Илюшино образование – и английским и студийными занятиями по актерскому мастерству; он был способен (и очень!) к скульптуре.
Но его увлечений надолго не хватало.
И вдруг у него обнаружились совершенно неожиданно способности к акробатике. По своей инициативе он поступил в Эстрадно-цирковую мастерскую, отлично закончил курс, заслуженно стал лауреатом Всесоюзного конкурса, мастером любимого дела. Дела нелегкого! Каждый вечер – риск жизнью, и сколько уже было всяких «поломок». Но он любит риск, по-настоящему артистичен. В избранной профессии ему по капелькам помогли и занятия музыкой и танцем – все, что скопилось от детства. Интересные сюжетные номера он сам себе выдумывает и ставит.
Заочно получил он и высшее театроведческое образование. Куролесил еще в жизни много. Однажды, поссорившись с любимой девушкой, повис на подоконнике двенадцатого этажа. Увидев, что он держится руками за подоконник, а все тело его за окном, девушка чуть не потеряла сознание и… простила его. Тогда он преспокойно вернулся назад, в квартиру. Отчаянный парень!
Успеха в работе добился большого. Уже побывал в Японии, на Кубе, в Африке. Рецензии с подзаголовком «Сила и грация» очень радуют его маму, бабушку его милого десятилетнего сына – Арсения.
Дочь моя Роксана работает много и успешно: стала оперным либреттистом. Ее сын, мой внук Миша, – пианист, окончил Московскую консерваторию. Его дочь, моя правнучка Аня, тоже одаренная пианистка, еще учится, а сын Никита поет в детском хоре, хорошо рисует. Старший сын Адриан – писатель, сценарист, журналист, дважды отец и даже дед. С ранних лет вступил в ряды Красной Армии. Тяжелые испытания войны вынес достойно. Сейчас его страсть– писать и снимать телефильмы о рано погибших талантливых людях.
Пока с должностью «коренного» в этой большой семье я, кажется, справляюсь.
Смешное: композитор Евгений Брусиловский сказал мне:
Точно. Мои.
Опера об опере
Если спросить, что из творческих встреч с композиторами, общих замыслов и музыкальных свершений дало мне наибольшую радость и гордость, отвечу не задумываясь: симфоническая сказка «Петя и волк» Сергея Сергеевича Прокофьева. Желание превращать познавательное в увлекательное, радостное есть, вероятно, у всех, кто по-настоящему любит искусство для детей.
«Петя» познакомил ребят с инструментами, входящими в состав симфонического оркестра. «Волшебная музыка» – это опера об опере: познавательное сплетено с комедийно-действенным. Ее я поставила в Москве, Будапеште, показала и в других городах. В Москве о нашем спектакле появилось много печатных отзывов.
Когда и как приходят в голову творческие мысли – сказать трудно. Как пчелы, они кружатся над тобой днем и ночью, собирают нектар в событиях жизни и каких-то воспоминаниях, жужжат и жалят, а потом – мед, ощутимая почти физически идея чего-то нового.
Опера об опере… Одна из главных задач этого спектакля – превратить весь зрительный зал в огромный хор, который в определенных местах спектакля подпевает артистам, действующим на сцене. Дети будут не только слушателями, их активная реакция – один из важных компонентов этой постановки.
Приглашаю в соавторы Владимира Полякова. Он – сатирик, умеет вызывать смех. Мне хочется в опере об опере познавательное дать через комедийно-увлекательное.
Либретто оперы завершает ее главный творец – композитор. Для нашего театра пишут и «маститые» и молодые. Марк Минков только что окончил Московскую консерваторию. Это будет его первая опера. Но какое счастье уметь помочь создавать музыку для театра! Особенно посвященного детям!
И вот – событие. Наш театр приглашен с этим спектаклем в Гамбург (ФРГ) на Международный фестиваль детских театров. За нами пришлют самолет, полетят артисты, музыканты, костюмерши, рабочие с декорациями… Осень 1975 года улыбается нам приветливо, погода ясная, какие-нибудь три-четыре часа – и мы в Гамбурге, в международной гавани. В городе в основном звучит, конечно, немецкий, но слышатся и другие языки.
Мы будем все вместе жить в пансионе немолодой, полной, но очень подвижной фрау, настолько перегруженной делами, что ей некогда причесаться и она носит парик, впопыхах надетый всегда набекрень.
С интересом смотрим спектакли артистов Японии, на наших глазах вырезающих из плотной бумаги фигуры действующих лиц, декорации, а затем играющих «Гадкого утенка» Андерсена с этими бумажными персонажами в поразительном синтезе с жизнью артистов, не закрытых ширмой, владеющих к тому же и национальными музыкальными инструментами. Сколько мастерства и грации!.. Это театр «Казе-но-ко», руководимый Юко Секиа.
Артисты из Югославии просят меня провести с ними беседу, поделиться опытом. С удовольствием…
Очень забавен театр живых кукол из Кракова. Народный колорит в музыке (привезли и небольшой оркестр), в костюмах. Большой успех… Артисты Детского театра Стамбула называют меня их… прародительницей. Действительно, крупнейший турецкий артист и режиссер Мухсин Эртугрул в 1931 году долго жил в Москве и, как он сам говорит, больше всего почерпнул в Московском Художественном театре и… Московском театре для детей. Поставил в Стамбуле мой спектакль «Негритенок и обезьяна», стал горячим пропагандистом детского театра…
Зарубежные детские коллективы – это театры-капельки. Состав их восемь-двенадцать-пятнадцать человек. А мы, как ни ужимались, приехали более чем в сорока лицах. Другие театры играли в маленьком зале, не всегда полном. Наши спектакли объявлены в зале настоящего большого театра Эрнста Дейча, и все билеты мгновенно проданы. Правда, давным-давно я была популярна в Германии, особенно после «Фальстафа». Представители печати, радио, телевидения двинулись здесь на меня, что называется, «косяком».
Среди вопросов журналистов был и «каверзный».
Вопрос. Госпожа Наталия Сац, вы далеко за пределами вашей страны известны как оперный режиссер. Объясните, почему вы сосредоточили ваше искусство на театре для детей, имея множество ангажементов в различных театрах оперы для взрослых. Там и денег и славы вы имели бы значительно больше. Это нас удивляет.
Ответ. А меня удивляет, что это удивляет вас. Разве главная цель жизни – деньги и газетная шумиха? Мое счастье в сознании, что отдаю себя делу, которое обращено к тому поколению, от которого будет зависеть будущее. Гуманизм, прогресс, мир или противоположное? Если театр поможет молодым вырасти такими, какими хочется их видеть, – вот будет награда, которую невозможно сравнить с мелочами жизни: деньгами и «славой».
Было очень занятно прочесть в подзаголовке этого интервью: «Она удивляется, что мы удивляемся».
Организацию Международного фестиваля возглавил Уве Деекен, директор Театра для детей в Гамбурге – молодой, по виду почти юноша, человек поразительной энергии и доброжелательности. Он организовал для своих гостей (в том числе и для нас) интереснейшие поездки на катере для знакомства с городом и его достопримечательностями. Но, сами понимаете, меня больше всего интересовал в Гамбурге театр Эрнста Дейча, возможность как можно больше порепетировать там, приспособить к их сцене наше декоративное оформление. Поначалу это было трудно, почти невозможно, – они выпускали как раз в это время свою премьеру. Но я люблю рабочих сцены – они везде соучастники театрального волшебства, умею находить с ними общий язык. Как радостно было узнать, что многие из них любят русские песни – «Катюшу» и другие; они как раз были у меня в грамзаписях, и я с радостью могла подарить их. Приспособились. Репетировали по ночам. Очень помог мне… Отто Клемперер. Воспоминание о нем живет и сейчас в Германии, а если бы он сам со мной работал… Знала – самое трудное то, что опера зазвучит на русском, а зрители говорят и думают только по-немецки… Программы, либретто, ноты, конечно, были выпущены Уве Деекеном заранее и в большом количестве. Но дети невнимательно читают либретто – оно, скорее, памятка о виденном. Нужна была сиюминутность понимания – я превратилась в «человека просцениума».
Перед занавесом ввожу детвору в атмосферу нашего спектакля, прошу их быть его соучастниками. Немецкие ребята хорошо понимают мой немецкий, реагируют по существу, отвечают дружно.
Мне кажется, юные гамбуржцы находят это решение целесообразным, хлопают. Занавес открывается…
Теперь главное – станут ли зрители «самым дружным в мире хором»?
Да! В нужный момент они вместе со всеми нашими артистами повторили мотив и пропели его совершенно точно. Чем дальше развивается действие, тем больший контакт устанавливается между русскими артистами и немецкими детьми, а когда хором на двух языках, слитых в единой мелодии и гармонии, звучит: «Спасибо, музыка, тебе!» – чувствуем успех. Большой, настоящий успех с бесконечными выходами на поклоны, цветами, длиннющей очередью за автографами.
В заключение фестиваля все его участники из одиннадцати стран были приглашены в ратушу в двенадцать часов дня к бургомистру. Подготовка началась заранее. Мне хотели поручить от имени всех говорить ответное слово, но я была рада, когда эту миссию взяла на себя Ильзе Роденберг. А я придумала кое-что и репетировала накануне до полуночи с музыкантами и певцами…
Итак, торжественное здание ратуши в Гамбурге, высоченные стены, рыцарские доспехи, картины в золоченых рамах. Холодная вежливость встречающих нас. Стоим в огромном зале, а минута в минуту в назначенное время появляется сам бургомистр в сопровождении своих помощников (один из них очень напоминает бульдога). Речь бургомистра, ответ Ильзе, реплики: «А Наталия Сац, пусть скажет она…» Я отвечаю, что как представитель музыкального театра хочу, чтобы мое слово заменила музыка, пусть благодарность за гостеприимство от москвичей зазвучит песней. Вслед за этим все наши певцы оглашают чопорный зал звуками песни:
Если б знали вы,
Как нам дороги
Подмосковные вечера…
Кто бы мог подумать, что в портфелях и сумочках, с которыми пришли советские артисты на прием в ратушу, хранились флейты, кларнеты…
И вот сейчас, как полноводная река, звучит наша песня… Да! Песня – кратчайшее расстояние между человеческими сердцами!
С чего начинается театр?
Мои учителя говорили: «Театр начинается с вешалки». Но это все же не самое начало театра. Начало начал – окрыленная творческая воля, которая рождается в сердце и мозгу того, кто захотел и смог создать театр. Бывает, что инициаторов сразу двое, даже несколько, но неукротимая воля одного из них – всегда первооснова. Природа, имя и свойство этого неукротимо стремящегося создать театр – режиссер. Часто так можно его назвать еще задолго до того, как удалось ему сотворить театр.
Видение театра, который хочу создать, как глубоко запрятанный во мне клад, жило в мечтах все годы. Пятнадцать лет театр наш был все время «в пути», завоевывая признание. Он достойно находил возможности приспосабливаться к своему зданию, гастролировать, но даже вывеска «Детский музыкальный театр» была со всех сторон зажата другими, более кричащими вывесками – ресторана «Славянский базар», парикмахерской, юридической консультации, магазина «Оптика», а наши дорогие посетители, входя в парадное театра, иногда с трудом пробирались через толпу любителей ресторанных яств.
Нет, я не отказываюсь ни от одного шага на пройденном нами пути. Но когда отдаешь все смелому и трудно выполнимому замыслу, в каждом «сегодня» зреет мысль и о «завтра».
Я помню трепет, который охватывал меня в бывшем Камергерском переулке, когда подходила к Художественному театру: благородство его сводчатых дверей, серо-коричневые тона и летящая чайка не только на занавесе, но на костюмах всех билетеров.
Я всегда волнуюсь, когда еще издалека подхожу к огромным колоннам Большого театра, поднимаю глаза на его фронтон… Четыре мчащиеся лошади и классическая фигура Аполлона, как бы направляющего их бег…
Детский музыкальный тоже должен начинаться со своего здания, органично воплощающего идею этого театра, своего дворца, радующего юных зрителей еще до того, как они переступили порог.
Вскоре после того, как театр на улице 25-го Октября начал работать, ночной сон прорезали видения отдельных деталей будущего дворца музыкального театра, посвященного детям. А среди дня, если выдавался свободный час, мчалась (теперь уже на машине) на поиски подходящего участка свободной, совсем голой земли. Я – коренная москвичка, но никогда так хорошо не знала Москвы, как узнала ее в конце шестидесятых годов.
Предлагали большую площадь против метро «Парк культуры». «Дома эти все равно сносить придется, а что вам с вашей энергией стоит переселить каких-нибудь триста-четыреста жильцов?» – язвили очевидцы моего успеха в борьбе с теми, кто добивался расширения «Славянского базара».
После многих путешествий вокруг всех районов Москвы меня поддержали возможностью получить большой участок земли на проспекте Вернадского.
– Далеко от центра, – сомневалась я. Но так хотелось уже действовать! Согласилась. Начальник геологического треста А.Н.Наливкин уже не в первый раз помогал мне досконально изучить особенности «нашей» почвы. Трудностей было много – что о них говорить. Но после многих наших постановок, которые прошли с большим успехом в Москве, других городах Советского Союза и за рубежом, к моим мечтам о постройке нового, достойного нашего театра здания относились уже не как к эксперименту, а как к делу, заслужившему уважение. Однако мой темперамент не укладывался в темп «модерато» (умеренно) и, когда мне предложили осуществить строительство «своими силами», я зароптала.
– В Москве без самой Москвы новое здание – большое, умное, значительное – построить нельзя.
Мне привели в пример вновь выстроенное здание Художественного театра на Тверском бульваре. Я возразила, что здание, которое не несет в себе творческое зерно, идею, художественно органичную для данного театра, примером считать не могу. Строилось оно мучительно долго. В последние годы строительство его возглавляли очень ответственные руководители: Художественный театр всемирно признан, прошел испытание временем. На нашем, только начинающем свой творческий путь театре сосредоточить столько внимания те, кто помогал Художественному театру, не захотят. «Кустарщина» наших собственных возможностей была бы очень опасной и финансово и результативно.
– Искать крепкую руку руководителей Москвы, их строительных организаций, – ответила я тихо, но твердо.
И снова сказка протянула руку моей правде. Интуиция подсказала мне, что надо постараться поговорить лично с первым секретарем Московского горкома КПСС. Знала я его? Нет. Легко мне было попасть к нему на прием? Нет. Но ведь я-то твердо верила, что мое дело очень важное и нужное. Может, и не пытаться? Возражала самой себе, что сила нашего социалистического государства растет оттого, что каждый свое дело считает большим и нужным, что творческий вклад каждого – совсем не мелочь.
Вспомнила, как в юности хотела дать название балету «Я – мало, мы – сила», а умный человек поправил меня, сказав:
В это поверила крепко.
Кустарщина ремонта здания на улице 25-го Октября не могла повториться, когда возмечтала о вершинно-большом, настоящем здании. Значит, обязана преодолевать все трудности, во что бы то ни стало шагать к своей цели.
И вот в один поистине прекрасный день прием у первого секретаря был назначен. От волнения попросила пойти вместе со мной Т.Н.Хренникова: верно, в горкоме о нашем театре, его спектаклях, о моей работе мало знают. Пусть Тихон Николаевич поможет своей информацией – мне-то говорить, верно, будет неловко. Прием состоялся.
Оказалось, что Виктор Васильевич Гришин и о наших спектаклях, и о моей работе знал все сам. Комментарии не потребовались.
Да, он поверил, что Москве нужен дворец музыки, посвященный детям и юношеству: что наш энтузиазм и энергия помогут создать его, он дал нам надежду, что горком поможет еще в конце текущей пятилетки открыть для маленьких москвичей двери нашего будущего дворца.
Мечты сбываются
Проспект Вернадского. Наша земля, как черные брызги неведомых фонтанов, взлетает кверху. Экскаваторы, спасибо! На языке строителей – это «нулевой цикл». Как бы не так: фундамент! Растет основа нового здания.
По горло дел на улице 25-го Октября: новые мои постановки, работа с композиторами, руль организаторских дел, поездки. Но неодолимая сила тянет к новой нашей земле, уже крепко огороженной. Видите ликующие буквы плаката?
«Здесь строится Московский государственный детский музыкальный театр. Генеральный подрядчик – трест «Мосжилстрой» Главмосстроя…»
Прозаично? Нет. Вершина поэзии. Руководитель «Мосжилстроя» Александр Михайлович Скегин с первого же разговора уверовал в нужность нашего будущего театра, у него – целая армия рабочих-строителей.
Шумят грузовики, подвозят железобетонные плиты, стекло, на высоких нотах сообщаю, что прибыли к нам подъемные краны… Шум этот сейчас мне «слаще, чем звуки Моцарта», музыка которого тоже обязательно зазвучит в нашем будущем здании.
Все яснее вырисовываются в моей фантазии особенности нашего здания, его детали и целое. Бесконечно ищу, нередко ошибаюсь, потом все же нахожу своих архитекторов, художников, скульпторов, тех, кто сумеет наиболее ясно и ярко воплотить мой замысел.
Меня понимают не все и не сразу. Искать кусты своих цветущих роз, нередко оказываясь только исколотой шипами, – тоже счастье. Без крови новое не создашь, и еще более радуешься, когда встречаешь родного по духу, такого, как Слава Клыков. Его скульптуру заприметила на выставке:
Василий Шукшин открывает дверь и входит к людям твердой, смелой ногой. Кажется, мы уже давно ждали его.
Помню, как понеслась в мастерскую, где Клыков месил глину. Ладный, неожиданный. Увидела его, и фантазия вырвалась из-под спуда прежде тяжело давивших слов: «задумали невозможное», «не выйдет»… Он выпрямляется, слушает, прищурив глаза, не улыбаясь. Зерна моего замысла прорастают в его скульптурах, органично и неведомо как обогащенные его талантом. Талант всегда удивителен.
Но не только художники обогащают сейчас мое «человековедение». Начальник Главного управления капитального строительства Иван Михайлович Болтовский – у-у-у-у, какая это капитальная воля! Он строит не по обязанности – русское черноземье словно сознательно произвело на свет этого великана строительства. Ко мне он относится ласково. Конечно, очень разные у нас масштабы, но крупицы воли моей ему сродни.
А дел – по горло. То не хватает денег (увы, каких-нибудь… пяти миллионов), то по смете на некоторые работы нет ювелирных мастеров.
– Буду хлопотать. В строительстве мелочей нет.
И вот открываем «ювелира деталей»: Олег Кретов – золотые руки! Сколько раз ты помешал протиснуться в наше здание унылому стандарту!
Темп не снижаем ни при каких обстоятельствах. Постоянно чувствую поддержку Московского городского комитета партии.
Как только заминка, на помощь к нам приходят то Игорь Николаевич Пономарев, то Владимир Ефимович Житлевский, то Валентин Николаевич Галицкий…
По сколько-то часов в сутки, как все, сплю, но не дремлю ни минуты и, конечно, стараюсь, что могу, доделывать сама. Часы в мастерских художников – мое прямое дел. Но сваливаются на плечи дела, казалось бы, мои только по совместительству. Архитекторы Александр Александрович Великанов и Владилен Дмитриевич Красильников настаивают, чтобы стены нашего здания были выложены из камня песчаника-ракушечника. Его ищут все. Ищут по всей Москве. Безуспешно. Но не может быть, чтобы его не было во всем Советском Союзе… Оказывается, есть только в Казахстане. Словно первый листик весны, в сердце моем рождается надежда. Алма-Ата, ты помнишь меня?
И вот, никому не доверяя, сама мчусь на телеграф.
«Строительство первого и единственного в мире Детского музыкального театра задерживается отсутствия двух вагонов камня песчаника-ракушечника. Очень прошу срочной помощи…»
Телеграмму подписала, послала, но не могу заснуть – в голове одна беспокойная мысль: неужели на мою телеграмму не обратят никакого внимания, даже не доложат тому, кто сможет и захочет помочь? Я же – «частное лицо». И только.
Вдруг телеграмма из Казахстана: «Два вагона песчаника-ракушечника строительства Детского музыкального театра Москвы отгружены. Принимайте…» и т.д.
Вот это называется счастье!
Через несколько дней «драгоценные камни» у нас во дворе, и как кстати: строительные рабочие из-за заминки малость сникли. Надо «впрыснуть» им что-то живительное. Делаем из камней возвышение – нечто вроде открытой эстрады, – на котором уместится наш оркестр, главный дирижер Виктор Михайлович Яковлев и я. Из камней пониже сооружаем места для нашей рабочей публики. Весна теплая. Акустика прекрасная.
В обеденный перерыв строители не без удивления, но с удовольствием усаживаются на скамьи из песчаника-ракушечника.
Приветствую, объявляю:
С первых же аккордов на нашей пока полупустой земле звуки гениальной музыки словно вливают мощь радости и энергии в сердца слушателей. Доиграли.
И вдруг на скамью вскакивает уже немолодой мужчина в спецовке.
Голос работницы:
Успех неожиданный, такой живительный для нашего молодого коллектива.
Звучат молодые звонкие голоса наших певцов, «браво» и «бис» несутся далеко за пределы нашего строительства.
Но обеденный перерыв окончен. Мы все – артисты оперы, балета, оркестра, руководящие, так сказать, работники – надеваем спецовки, строительные каски и все послеобеденные часы в едином коллективе с рабочими-строителями участвуем в постройке страстно всеми нами желаемого дворца музыки для маленьких москвичей. Много сделать не можем – убираем мусор, все же помощь.
Много у меня было «осторожных доброжелателей», которые старались «беречь» мои силы, огораживать от «безумных» затей.
Ничего не могу с собой поделать. Мечта создать комнату Палеха взяла за сердце крепко. Знаю: маленькая черно-лаковая коробочка в ярких красках палешан стоит пятьдесят-шестьдесят долларов, а нам нужны огромные пластины по три-четыре метра на каждую стену…
Едем в город Иваново со спектаклями, начинаем «окружать» знаменитое село Палех самыми разными способами.
Все складывается благоприятно.
Периодически посылаю «главу наших педагогичек» наследственно пробивную Роксану в Палех – обегать избы, в которых живут художники, вытащить их с эскизами к нам в Москву. Самобытные они не только мастера, но и люди. Уже увенчаны званиями народных и заслуженных художников, а все живут в своем селе, напоминают односельчан моей мамы из села Полошки.
В одной американской газете меня назвали современной Шехерезадой, хотя сказки свои рассказываю всегда днем, ощущая, как улыбается мне яркое солнце моей Родины.
Всего не расскажешь. Но не забыть, как созданная Славой Клыковым птица счастья – Синяя птица – «взлетала» на крышу нашего театра. «Благоразумные» всячески отговаривали (увы, среди них были и архитекторы), считая, что само по себе здание настолько прекрасно, что Синей птице там не найдется места. Помню, как меня всерьез припугнули те, что стараются прожить без лишних хлопот.
– Двести тысяч?! Да как у вас язык поворачивается такое мне предлагать… Неужели найти слиток золота легче, чем соответствующей мощности подъемный кран?!
Владимир Ефимович Житлевский! Вы с помощью Ивана Михайловича Болтовского пригнали к нам все-таки соответствующий подъемный кран! Пусть навеки будут вписаны ваши имена в эти воспоминания!
В детстве, пятилетней, видела спектакль «Синяя птица» в Московском Художественном театре, где звучала музыка моего отца. Эта сказка зазвучала во мне на всю жизнь. С одним никогда не могла смириться: мальчик по имени Тильтиль весь спектакль ловил Синюю птицу и так и не поймал ее. Родители очень смеялись, когда я после этого спектакля сказала:
И вот незабываемый момент в жизни – «взлет» нашей Синей птицы. Вот она летит ко мне – на крышу построенного нами нашего театра!
6 октября 1979 года. В переполненном зале нашего нового театра – строители: строгие, усталые, счастливые. Мы – это коллектив более чем в пятьсот человек. Коллектив артистов и музыкантов «выковался» достойный, единый, хоть и создавался из сложных индивидуальностей. Мы и верим и не верим. Не можем поверить, что вот это огромное здание, такое поразительно красивое здание, где развернется наша творческая работа, – уже не мечта, а реальность. Смотрим на строителей, как на волшебников. Все еще недоумеваем: неужели сбылось?!
На сцене – тоже московские строители. Я где-то там, на сцене, предельно счастливая, усталая и чего-то недопонимающая. Но вот меня вызывают к трибуне и вручают огромный ключ, символический знак того, что именно для нас построен этот дворец. Ключ металлический, резной, отливает золотом. Наверху его – буквы «МГДМТ», внизу – «Н» и «С». Неужели это мне?! Когда-то пятнадцатилетней девчонке Наташе Сац, раз и на всю жизнь почувствовавшей «одной лишь думы класть, одну, но пламенную страсть» создавать театры для советских детей, работавшей всегда и во всех условиях с одинаковой отдачей? Неужели это мне выпало счастье участвовать в строительстве величественного дворца детской радости?
Программа в этот вечер у взрослых людей – наших дорогих строителей – имела большой и, я бы сказала, неожиданный успех. Конечно, не раз рассказывали мы им, во имя чего предпринято это грандиозное строительство, но уверенности, что дети Москвы, их дети, получат действительно настоящее искусство, что зазвучит большая музыка даже и для маленьких, что нашему коллективу, вобравшему в себя оперу, балет, симфонический оркестр, доступны такие масштабы, не могло у них быть, пока они не услышали этого концерта.
Большим счастьем было и то, что торжественность праздника не была разбавлена никакими банкетными настроениями. Сосредоточенная тишина сменялась громкими аплодисментами, рождение чего-то большого и нового устраняло то, что так часто зашелушивает «зерно» большого события. А я ходила, пожимая руки архитекторам, скульпторам, художникам и мысленно повторяла слова: «Чего сильно хочешь, во что искренне веришь, то не может не сбыться…»
– Садитесь на троллейбус номер двадцать восемь по направлению к университету. Следующая остановка – Детский музыкальный театр.
– Так и называется?
– Так и называется.
– Говорили, театр знаменитый, но что в честь него троллейбусную остановку сделали… Лихо!
Гости подъезжают к театру. Он за зелеными деревьями, за фонтанами, цветочными клумбами, среди которых чудесные скульптуры. Справа, там, где так много крупных белых ромашек, – колонна-постамент, на котором высится приветливый курносый парнишка верхом на лошади. Он трубит в трубу, словно созывая в театр ребят…
Они спешат сюда за час до начала спектакля, боясь опоздать. Под скульптурой мальчика на лошади – яркокрасочные плакаты: афиши театра.
Взгляните налево: большие скульптурные фигуры пионера, маленькой негритянки, желтолицего вьетнамца, краснокожего индейца… Ребят всех рас видим мы тоже как бы устремившимися к театру, который ждет к себе в гости не только маленьких москвичей, – он обращен к детям всего мира.
Весело бьет вода из фонтана с четырьмя музами, из фонтана «Бегущая по волнам». На траве около театра как бы гуляют звери и птицы (графические скульптуры народного художника РСФСР Ивана Ефимова). Гуляют под музыку – она несется с балконов театра-дворца.
Здание театра кажется ажурным, его основа – камень-ракушечник, много белокаменной резьбы, пять замечательных входных дверей. На первой – Мальчиш-Кибальчиш из сказки Аркадия Гайдара и веселый Буратино. У Буратино в руках золотой ключик, который он словно поворачивает, напоминая, что скоро начнется представление. Над тремя следующими входами – золотые медальоны с барельефным воплощением сказок великого Пушкина, талантом русских композиторов превратившихся в оперы. Вот они – Царевна-Лебедь, Рыбак и Золотая рыбка, мудрец с Золотым петушком… На пятой двери оживают образы первой симфонической сказки для детей. Птичка сидит на флейте, кошка в дружбе с кларнетом, страшный волк неотрывен от валторн, ну а герой симфонической сказки Сергея Сергеевича Прокофьева «Петя и волк» – сам Петя – дружит со струнными смычковыми инструментами. Этот вход направит ребят в малый концертный зал, словно подготавливая их для входа туда. Все двери очень красивы. Но поднимите голову. На крыше театра – его символ: Синяя птица на золотой арфе. Москва – златоглавая. Арфа, на которой «сидит» Синяя птица, золотая. А главная героиня театра-дворца Синяя птица несет детям счастье любви к музыке и понимания ее. Поэтому она и сидит на арфе. Поэтому нашу Синюю птицу мы так любим и у всех сотрудников театра на груди один и тот же значок: Синяя птица на золотой арфе.
Мы это заметили, как только вошли в театр. Еще у дверей красивая женщина нам улыбнулась, и мы почувствовали, что нам улыбнулся весь театр. Нет здесь ни строгих контролеров, ни мрачных билетеров: веселые приветливые лица! А громкое «Добро пожаловать, дорогие ребята!» звучит откуда-то сверху… Кажется, что улыбаются даже стены того скучного места, которое обычно называется вешалкой. Оказывается, над всем гардеробом по трем мосткам, протянувшимся от верхнего фойе к окнам театра, прогуливаются любимые герои детских книжек: кукла Мальвина, обезьянка Чичи, Петушок-Золотой гребешок… Артисты, одетые в костюмы этих героев, вышли на мостки специально для того, чтобы приветствовать входящих ребят. Право же, гораздо интереснее вместо замечания сурового билетера услышать с мостков дружеский совет пуделя Артемона: «Шапку и шарф положи в рукав… Правильно, гав!»
Нравится ребятам и очень добродушный медвежонок, сделанный скульптором А.Белашовым. Кажется, вот только сейчас, сию минуту повернул медвежонок голову к входящим ребятам, чтобы попросить их после спектакля обязательно написать ему, понравился ли спектакль, который они сейчас увидят, а если нет – то почему?! За спиной у медведя белая березка, на которую он предусмотрительно повесил ящик для детских писем.
Но вот музыка в фойе становится похожей на пение и чириканье птиц: зрители театра поднимаются по лестнице и проходят в высокую комнату – вернее, ротонду – с ажурными клетками-вольерами, где живут самые разные птицы: веселые канарейки, зеленые попугайчики, снегири – какие они все разные, яркие, многоголосые! «Да, первая в мире певица – это птица», – с веселой улыбкой объясняет ребятам Зиночка, молодой педагог театра. Она уверена, что гости Детского музыкального театра никогда не будут обижать птиц.
Но вдруг слышится плач маленького ребенка. Как он попал сюда?
– Но ведь он может заплакать и в зрительном зале, помешать ребятам слушать музыку. Его в зрительный зал не пустят.
Двенадцатилетний уже готов наказать малыша или (о ужас!) вернуться с ним домой. Но тут театральный педагог Аня Генина берет малыша за руку и ведет вниз по лестнице, в комнату младших братцев и сестриц. Руководить – значит предвидеть. И когда мы строили этот театр, предвидели возможность аналогичных случаев. Старший брат совершенно спокойно может смотреть спектакль – в комнате младших братцев и сестриц симпатичный затейник Слава поможет малышам выучить новую песню, устроить кукольный спектакль или оркестр из музыкальных игрушек: там уже пять или шесть таких же малышей, крошечные столы и стульчики, большие кубики, из которых сообща можно построить домик… Очень симпатичная и веселая комната! [33]
Напротив – комната для родителей, тех, что не смогли достать билеты на спектакль, на который привели своих ребят. Да, билеты в Детский музыкальный театр поступают в продажу два раза в месяц и сейчас же раскупаются, все до единого. Когда строился этот театр, я боялась, что он удален от центра. Не то что театр на улице 25-го Октября! А вышло наоборот. О такой посещаемости, как в этом театре, мы не могли и мечтать. То, что люди полюбили, всегда им оказывается ближе, чем то, что расположено почти рядом с их домом, но чего они еще не научились ценить. О родителях во дворце Детского музыкального театра тоже подумали: в их комнате висят картины известных художников, главным образом посвященные детям, стоит скульптура известного советского атлета, нежно прижавшего к плечу своего крошечного сына. На столах – популярные книги о важности художественного воспитания, детские пьесы, песни, граммофонные пластинки с записями спектаклей Детского музыкального театра, а самое главное – большой телевизионный экран. Хлопот с его приобретением и установкой было много. Пришлось войти в тесные контакты с финской фирмой. Зато родители видят на этом экране все, что происходит с их ребятами с момента, когда они вошли в помещение театра: видят спектакль, который сейчас показывают их детям, и то, как воспринимают этот спектакль ребята в зрительном зале. Не мудрено, что они тянутся почаще бывать в здании, где так окружены вниманием и заботой все, кто пришел сюда.
Буфет Детского музыкального театра расписан художницей Мариной Соколовой. Посетители как бы попадают в сказочный лес, где все звери: леопарды, львы, тигры – веселые и добрые – питаются плодами деревьев, ягодами… А круглый потолок буфета привлекает внимание какими-то диковинными бабочками и удивительными птицами. Столики и стульчики в буфете – черно-красно-золотые, работы мастеров Хохломы. Есть совсем маленькие, для младших зрителей шести-восьми лет, есть побольше – для детей постарше и, наконец, удобные стойки для юношей и девушек, к которым обращен ряд наших спектаклей. Пришлось немало повозиться с покупкой этой детской мебели: по перечислению магазин не продал, потом могло не оказаться того, что мы выбрали. Но, к счастью, это был день нашей заработной платы, и ее вполне хватило на покупку, а малышу сидеть за «своим» столиком – своеобразный «знак почета».
За огромным окном – причудливая многоярусная анфилада каменных скамеек, расположенных полукругом. Посредине – огромная серебристая ель, она красива во время зимних школьных каникул, украшенная многоцветными огнями и игрушками. И здесь, на свежем воздухе, так интересно отпраздновать новогодний праздник. Впрочем, эта ель прекрасна во все времена года.
В помещении буфета чудесные скульптуры – «Иванушка и Конек-Горбунок» и многие другие – расположены среди цветов и зелени. Но самая интересная из них – за огромным стеклом в глубине буфета, та, за которую получила премию художница Г. Левицкая. Она называется «Пусть всегда будет солнце»: на руках у счастливой матери – любимый ребенок… Маленькая деталь: в буфете продается шоколад «Синяя птица», повторяющий эмблему театра, а также шоколадки, своими нарядными обертками напоминающие ребятам о различных спектаклях. Хорошо, если ребята прячут и эти памятки о посещении своего театра.
Пойдем теперь по большой парадной лестнице вверх, в фойе. Скажу по секрету: один из архитекторов мечтал, что это фойе будет, как сейчас модно, лишено стен, а значит, оно непременно станет вбирать все шумы гардероба и буфета. Но тут пришлось начать настоящую битву: ведь перед тем как войти в зрительный зал, его посетители должны как-то сосредоточиться, подготовиться к самому главному – восприятию музыки, спектакля. И не случайно в этом фойе ребятам не хочется бегать, шуметь – они сосредоточенно вглядываются в скульптурные панно Вячеслава Клыкова, посвященные Бояну, который был неразлучен со своей домрой, Орфею, играющему на кифаре [34] , и другим легендарным музыкантам древних преданий. Они охотно любуются цветами, которых так много здесь вокруг удобных мягких диванчиков.
А когда наконец наступает время спектакля, ребята на некоторое время застывают во входных дверях, глядя на огромные люстры на потолке, на кресла в зрительном зале, которые поднимаются амфитеатром и похожи на волны моря. Да, на волны моря и по форме и по колориту: если в первых рядах эти кресла с полукруглыми спинками светло-голубые и светло-зеленые, то постепенно, по мере удаления от рампы, их краски сгущаются и доходят до глубоких темно-лиловых тонов. Все это не случайно. Ведь музыка подобна морю, она всегда динамична.
И огромный занавес работы художника Г.Чистова, вытканный из синего материала и серебряной парчи, снова говорит о море, о ладье, на которой плывет известный всем любителям оперы Садко. В руках у Садко – гусли. Он играет и, вероятно, так хорошо поет, что вот уже морской царь, русалки и другие жители дна морского заслушались его музыкой.
Сцена в этом зале не одна – их три. И какие богатые возможности это дает для динамично развертывающегося действия!
Оркестр тоже подвижен. Когда идет опера, он расположен в своей большой оркестровой яме; но в некоторых концертных программах, когда должна звучать только музыка, планшет, на котором расположены музыканты и их музыкальные инструменты, легко поднимается до уровня сцены и оказывается на первом плане.
В антракте многие школьники любят побеседовать о музыке, постараться запомнить услышанные лейтмотивы. И тут они могут пойти в самую, может быть, красивую комнату этого театра. Ее художники – народные умельцы из села Палех, что в Ивановской области, – своими черно-лаковыми шкатулками прославились на весь мир. В этой комнате все стены ярко сверкают поистине волшебными красками на черно-лаковом фоне. Посреди комнаты – концертный рояль, за ним – пианист, который ведет беседы с ребятами.
Есть в Детском музыкальном театре и Малый зал. Конечно, по величине ему не сравниться с тем, в котором идут оперы и балеты (он на тысячу двести мест). Но слушать камерную музыку бывает особенно отрадно в камерном зале, где всего триста мест.
Фойе Малого зала также наполнено художественными произведениями, частично приобретенными в музеях и на выставках, частично специально заказанными нашим театром. Центральное место занимает большое барельефное панно «Рождение музыки».
Так, вся обстановка, вся атмосфера нашего здания наполнена верой в огромную силу искусства, стремлением приблизиться к благороднейшему из искусств – музыке.
Конечно, перед началом строительства этого театра во всех моих поездках по Советскому Союзу и за рубеж я совсем другими глазами смотрела на здания, их обрамление, вещи, не пропускала ни музеев, ни костелов, ни внутренних двориков, ни садовой архитектуры (не скрою, раньше в поездках меня больше всего интересовали люди, а внешние впечатления недостаточно трогали). Сколько высокохудожественного и тематически «нашего» удалось «выцыганить» для нашего театра (кто-то даже в шутку сказал, что цыганская кровь в моих жилах тоже не остывает)!
Огромный ковер в фойе Малого зала, картина-барельеф «Струнный оркестр», да даже… буфет-стойка в этом фойе по-разному, но уникальны. В стойку и места на прилавке вделаны красивейшие жостовские подносы. Объезжая народные промыслы Подмосковья, конечно, установила личный творческий контакт и с Жостовом. Подносы с красной рябиной сделали по моей просьбе, но и другие цветы и ягоды на черном фоне радуют глаз. А как хорошо они «читаются» рядом с огромным окном, где висит сделанная батиком многогранно-единая занавеска работы художницы Н. Девочкиной, которую я «высмотрела» в городе Иваново.
В моем кабинете зарубежные гости не могут глаз отвести от чайного сервиза во главе с розово-голубым фарфоровым самоваром, перекочевавшим сюда из-под Ленинграда и достойным быть в музее. А столик и табурет драгоценной работы палешан будто излучают красно-золотое пламя.
Но… слова бессильны рассказать о том, что хорошо бы увидеть своими глазами. И порадоваться вместе с нами и хозяевами этого здания – московской детворой.
Наш дворец
Итак, в 1980-й, объявленный Годом ребенка, был выстроен огромный дворец театра оперы, балета и симфонической музыки, посвященный детям и юношеству. Три большие сцены, большая, удобная, способная то углубляться, то подниматься в уровень со сценой так называемая оркестровая яма, с благодарностью взирая на архитекторов А. А. Великанова и В. Д. Красильникова, с нетерпением ждали новых и новых произведений советских композиторов и либреттистов, чтобы зазвучать, получить свою жизнь.
К этому времени у нас уже был репертуар, которого и не могло быть до появления первого Детского музыкального театра, и главными создателями его были советские композиторы. Да, они дали начало начал (конечно, неотрывно от артистов и либреттистов) для той общественной воли, которая помогла свершиться чуду постройки нашего дворца.
Творчество советских композиторов неразрывно связано с нашим театром, и мы, что называется, взаимно обогащаемся от этой дружбы.
Бережно храню письмо, которое получила в день пятидесятилетия своей работы, оно было опубликовано в журнале «Советская музыка» за 1968 год. Позволю себе его привести здесь.
«Дорогая Наталия Ильинична! Пусть в потоке поздравительных телеграмм на ваше имя не затеряется и эта. Ведь мы, композиторы, любим вас. Любим за ваш большой талант, в котором соединились вместе режиссер, актер, писатель и организатор. Вот уже полвека вы на «капитанском мостике». Ваш корабль – это детский театр, воплощающий романтику нашей жизни. Вы привыкли открывать неведомое. Теперь – первый музыкальный. И это замечательно, что вашим «помощником» избрана музыка, современная, наша, советская.
Полвека на «капитанском мостике» – это начало пути.
Пусть ваш корабль идет и дальше верным курсом. Хренников, Шостакович, Хачатурян, Кабалевский, Свиридов, Щедрин…»
Большую радость я испытываю, когда говорю детям вступительное слово со сцены или сижу в зрительном зале, наполненном стрижеными, с косами, кудрявыми и гладко причесанными вертящимися головками ребят, погруженными в радостное предвкушение специально для них поставленного спектакля.
Но, наряду с успехом, мои постановки для малышей у некоторых критиков вызвали и скептические улыбки. Помню, как на гастрольном спектакле в Лионе (Франция) выдающийся деятель кукольного театра Темпораль резко заступился за мой спектакль, сказав:
Темпораль сильно меня преувеличил, но почему-то его реплика никого не насмешила, даже вызвала сочувственные аплодисменты.
Небезынтересно «неожиданное рождение» спектакля «Максимка». Композитор Борис Михайлович Терентьев – добрый друг театра – тоже хотел включиться в число авторов, творящих для ребят. Он предложил написать балет на сюжет голландской сказки. Я не чувствовала «дансантно-сти» в тех его произведениях, что знала. Посмотрела на него – широкоплечего, доброго, с трубкой в зубах – и приветливо сказала:
В день Военно-Морского Флота звучало много песен разных авторов, но какой-то внутренней органикой, «чувством» моря, ощущением жизни моряков выделялись песни Бориса Терентьева. Подумала, что это не случайно.
– Много лет, на разных должностях.
Прошло еще какое-то время, и вдруг осенило: «Морские рассказы» Станюковича, «Максимка»! Вот его и наша тема…
Моя дочь Р. Сац-Карпова в содружестве с В.Викторовым написала действенное либретто о спасении русскими матросами маленького негритенка. Белые матросские робы с голубыми воротниками на сцене нашего театра, корабль и на фоне этого величия хрупкая фигурка негритенка приковали внимание девочек и особенно мальчиков. В.Яковлев, режиссер В.Рябов и многие из нас работали над этим спектаклем. Особенно хочется подчеркнуть талантливую работу художника – Алены Спешневой, артистов Т.Глуховой, Г.Григорьева, С. Колганова, И.Лаптевой.
Хорошее либретто недвижно лежало в нашей литературной части. Среди многочисленных композиторов, желавших с нами работать, я не чувствовала ни в одном способности перенести нас в чащу джунглей.
Но однажды в Доме Союзов, где шло совещание советских композиторов, поодаль от основной массы собравшихся я услышала какое-то странное пение. Подошла к двери, приоткрыла ее…
Отец мой учил нас с детства искать новое в звуках везде, а не только в симфониях великих; свирель пастуха, если она звучала талантливо, была ему не менее дорога.
Когда увидела за роялем человека небольшого роста, худого, безразлично одетого, который пел под свой аккомпанемент горловым, необычайно сильным и красивым голосом песню на неизвестном мне языке, – остолбенела. Вот он, колорит Востока, непроходимо сплетенные ветви лиан, хищные звери.
Я поняла – Ширвани Чалаев может дать зазвучать миру джунглей.
Начало спектакля, еще до открытия занавеса, – огромный хор, поющий с полузакрытыми ртами без слов, на звуке «а» или «ы», – было найдено Ширвани изумляюще точно. За несколько минут он переносил всех, кто в зрительном зале, в далекие джунгли, в атмосферу лесной чащи, где бродят волки, шакалы и тигры, где заблудился маленький мальчик.
Музыкальные характеристики каждого действующего лица дались Ширвани не сразу. В опере для детей они должны быть особенно выпуклыми и индивидуальными. Дети прекрасно воспринимают и современный музыкальный язык: гениальный пример – «Петя и волк» Сергея Сергеевича Прокофьева. Ширвани Чалаев, к счастью, и не пытался писать облегченные мелодии, свойственные детским песенкам прежних лет. Но как ни была бы хороша музыка в опере сама по себе, она подчас не помогает артисту найти сценический характер. А перевес певческого, «только для пения», забвение важности звучащего образа в театре будет явным просчетом.
Ширвани с горящими глазами смотрел, как я опрокидываю стулья на сцене, перевоплощаясь то в тигра, то в шакала Табаки, то в обезьяну. Какое счастье, когда наступает полное творческое взаимопонимание!
Резко пришлось мне обрушиться только на первоначальное стремление автора либретто превратить Маугли в сына волков, перенявшего их хищничество, страсть искать везде «доброй охоты». В том-то и дело, что Маугли, переняв у зверей их ловкость, наблюдательность, не теряет человечности, не становится хищным зверем. Даже покровительствующая ему пантера Багира не может этого понять. И мы горды за Маугли, который, умея бороться с хищниками, остался человеком.
Опять-таки Ширвани Чалаев понял меня сразу, безоговорочно, и именно так зазвучала в его музыке «сверхзадача» будущего спектакля.
Руководство постановкой «Джунглей», репетиции увлекали меня и весь коллектив. Много работали режиссер Виктор Рябов, балетмейстер Борис Ляпаев. Очень интересный, волевой образ Маугли получился у Виталия Ивина, по праву занявшего положение ведущего тенора нашего театра.
Мать-волчица в трактовке Евгении Ушковой несла, не теряя «волчьего», и чувство материнства. Лидия Кутилова, Ирина Долженко в трудной партии пантеры Багиры были интереснее вокально, чем пластически. Остро раскрыл Святослав Калганов образ шакала Табаки, которого дети возненавидели сразу. Геннадий Пискунов в партии тигра Шерхана сумел музыкально и сценически передать существо образа. Мощное и многогранное звучание партитуры «Джунглей» дал наш оркестр, возглавляемый главным дирижером театра В.М.Яковлевым – велика была его заслуга и в работе с вокалистами.
Художник «Джунглей» Шандор Пирош был подмечен мною во время поездки в Венгрию: в Будапеште он оформлял мою постановку «Оперы об опере». А затем уже дважды мы приглашали его для работы над спектаклями в новом помещении, и его творческая изобретательность, вкус, мастерство неизменно радовали нас.
Наше уважение к людям искусства за пределами нашего государства крепило «дружбу народов» уже с детских лет.
Для юношества создана также опера «Второе апреля» одного из наиболее интересных советских композиторов – Александра Чайковского. Сюжет навеян рассказом советского писателя Ильи Зверева. Наш герой Гера любит Лермонтова и восхищается Горьким. Он ищет правду, с презрением относится к «дню обманов» первого апреля, когда шутки старших школьников подчас бывают и недобрыми. Но ожидая доброты от других, надо и самому быть добрее, уметь любить товарищей, как бы отвечает ему спектакль.
Положительный герой должен занять ведущее место на сцене. Но не всегда он приходит к нам как некий готовый образец. Подчас правильнее провести его через те жизненные испытания, которые на наших глазах помогают ему вырасти, преодолевая в себе многое.
На пути становления характера Геры возникает немало сложных ситуаций. В двух словах не расскажешь содержания пьесы, обращенной к тем, кто ищет и находит верные пути в жизни. Играть, особенно в опере, роли школьников так, чтобы школьники, сидящие в зале, верили тебе, очень нелегко, но поднимать их интерес к Лермонтову, Есенину, Горькому надо. Н.Ивина, Л.Петровичева, Лаптева, Чабаненко стимулировали много писем от зрителей. Виталий Ивин за роль Геры получил звание лауреата Ленинского комсомола.
Вдохновила нас музыка Александра Флярковского к новому спектаклю о далекой Чукотке. Наши школьники любят путешествовать со своим театром в далекие края, и опера на сюжет чукотского писателя Юрия Рытхэу «Время таять снегам» имеет успех. Да, «широка страна моя родная», и такие музыкальные поездки обогащают.
«Чудесный клад», опера композитора Бурятской АССР Бау Ямпилова, «Сказка о потерянном времени», музыкальная комедия украинского композитора Ю.Роусавской, «Не буду извиняться» композитора Марка Минкова, «Двенадцатая ночь» по Шекспиру Э.Колмановского (некоторым нашим, быть может, чересчур смелые задумки страшно вспоминать, как «Короля Лира», только что законченную Ширвани Чалаевым оперу). Однако наша последняя постановка этого сезона «Король Лир» для школьников старших классов оказалась значительной и нужной, а Г.В.Пискунов в этой роли доказал свой творческий рост.
Классике уделяем все больше места. Наши дети – наследники всего лучшего, что дала музыкальная культура мира. Уже поставлены оперы Моцарта «Бастьен и Бастьена» и наша гордость «Волшебная флейта»… Поставил «Волшебную флейту» наш студент Александр Леонов, окончивший факультет режиссеров детских музыкальных театров в ГИТИСе, который я веду уже 7 лет как профессор (мой помощник В.Рябов).
Постепенно вырос у нас и балет. Выделялись Жанна Магаляс, Валерий Захаров, Геннадий Козлов. Они участвовали в балетных сценах наших оперных спектаклей, таких, как «Белоснежка» Колмановского Э.С, «Три толстяка» В.И.Рубина и других.
Однако балетмейстера с яркой индивидуальностью, способного рука об руку со мной создавать новое в балете для юных, долгое время учуять не могла. Только повторы старых постановок уже шедших балетов не внесли бы свежей струи в наш театр. И вот однажды на вечере эстрадных танцев обратила внимание на номер «Муки творчества», который исполнял молодой артист Борис Ляпаев. Через некоторое время посмотрела и поставленный им талантливый номер «Домой с победой», за который он получил звание лауреата Всесоюзного конкурса артистов эстрады.
Повела переговоры с Б. Ляпаевым, первоначально присмотрелась к его работам в танцевальных сценах наших оперных спектаклей и рискнула поручить ему постановку одноактного балета «Муха-цокотуха». Он сам совместно с нашей, к тому времени уже ставшей заведующей литературно-педагогической частью театра Роксаной Сац-Карповой и только что окончившей Московскую консерваторию по классу профессора Т.Н.Хренникова Еленой Ларионовной создал этот интересный балет. Яркое художественное оформление спектакля сделала театральный художник Наталья Хренникова.
Вслед за этой нашей удачей мы стали пополнять свою балетную труппу, зачислив только что окончивших хореографические училища Москвы и Ленинграда Ирину Макарову, Елену Копылову, Игоря Чиркова, Валерия Симонаева, Владимира Белых, Андрея Патрушева, Алексея Кремнева, Анну Резник, Галину Яковлеву и многих других молодых артистов.
Алексей Кремнев, Анна Резник, Галина Яковлева. Значительный успех завоевала постановка полнометражного балета «Синяя птица».
В нашем Большом зале систематически даем мы и симфонические концерты для детей. Эта наша работа стимулирует в целом ряде городов создание детских филармоний. Может быть, мы и нашли «золотой ключик», который помог открыть детям прелесть симфонической музыки? Концерты всегда проходят у нас при аншлагах. Дирижирует ими народный артист РСФСР Виктор Яковлев, с радостью веду их я.
Недавно мы провели уже абонемент симфонических концертов с небезынтересными программами.
Концерт первый. «Знакомство с музыкальными инструментами, входящими в состав симфонического оркестра. В программе:
С.С. Прокофьев. «Петя и волк».
Бенджамин Бриттен. «Путеводитель по симфоническому оркестру» (вариации на тему Перселла).
Концерт второй. «От песни к симфонии». В программе:
П.И.Чайковский. Финал Второй симфонии (перед исполнением финала Второй симфонии исполняется песня «Повадился журавель, журавель…»).
Д.Б.Кабалевский. Юношеский фортепианный концерт (перед этим исполняется песня «То березка, то рябина…»).
П.И.Чайковский. Четвертая симфония (до этого – песня «Во поле березонька стояла…»).
Концерт третий. «Танец в музыке». В программе: гавоты, менуэты, вальсы, польки, народные танцы композиторов-классиков.
Концерт четвертый. Программа этого концерта была составлена из любимых музыкальных произведений слушателей симфонического абонемента. Произведения, получившие наибольшее количество заявок (П.И.Чайковский – «Танец маленьких лебедей» из балета «Лебединое озеро»; А.И. Хачатурян – «Танец с саблями» из балета «Гаянэ»; М. И. Глинка – «Полет шмеля», «Вальс-фантазия»; Н.А. Римский-Корсаков – «Три чуда» и т.д.), были указаны в афише рядом с именами и фамилиями ребят, приславших заявки.
В симфонических концертах для младшего возраста наиболее часто исполняется «Петя и волк» С.С. Прокофьева, а также написанные по нашему заданию симфоническая сказка И.В. Морозова «Айболит и его друзья», симфоническая юмореска А.В.Чайковского «Мы с приятелем».
Любят ребята «Сказку о царе Салтане» А.С. Пушкина, по ходу текста которой дети слышат музыкальные картины из оперы Н.А.Римского-Корсакова. Вместе с дирижером, профессором И.Б.Гусманом, мы приближаем и «Сказку о Золотом петушке», объединяя музыку и текст.
В нашем Малом зале мы проводим ряд интересных камерных концертов с участием артистов-музыкантов, а также учащихся Центральной музыкальной школы – ребят, которые пробуждают интерес к музыке у своих сверстников. Но и ведущие мастера музыкального искусства И.К. Архипова, Е. Кисин выступают у нас.
Но все это только начало. А как много нового, интересного впереди! Молодой режиссер В. Меркулов интересно приблизил ребят к образу Татьяны Лариной.
Мы едем, едем, едем…
Приглашение на гастроли из Сиднея во время летнего отпуска театра привело в восторг наш коллектив: неужели охватываем уже и Австралию?
Оказалось – Канада. Там любят давать городам «прогремевшие» в других странах названия.
Приглашение пришло на мое имя. Оно было написано в непривычно благостных тонах. От него так и веяло ладаном, а меня именовали «дорогой» и даже «великой сестрой», опыт которой облагородит «души детей Сиднея». Неисповедимы пути обществ с самыми разными целями и составами в неведомом нам мире. То, что приглашало меня, видимо, состояло из богатых «благочестивых сестер». Но ехать на другое полушарие из-за пяти-шести выступлений было бы нелепо: это вам не Переделкино и не Мытищи. Однако артисты, просовывая только головы в мой кабинет, несмотря на запретное шиканье секретаря, глядели на меня умильными глазами, повторяя: «О-о, Сидней!» – вероятно, вызывая этим воплем каких-то духов из сказок «Тысячи и одной ночи». И, представьте, волшебник Маграбин явился в виде крупного канадского предпринимателя Джона Крипто