Во-первых, я получил возможность производство инициирующего вещества в любых количествах, недорого, на базе бертолетовой соли с небольшими добавками других реактивов. Причём, эти капсюли были достаточно инертны, самопроизвольно не взрывались, и, очень важно, не отсыревали дли тельное время. Сохраняли возможность рабочего воспламенения в зимних и влажных условиях практически в 90% случаях, даже после года хранения.
Во-вторых, смесь бертолетовой соли с целлюлозой, вываренной из камыша, стала неплохой заменой бездымного пороха. Хотя дым от выстрела снаряжённых этой смесью патронов всё-таки был, и достаточно заметный, но, не шёл в сравнение с густыми клубами дыма от чёрного пороха. Да, оружейные стволы моя самодельная смесь разъедала хорошо, особенно во влажную погоду. Но, самым важным оставался фактор отсутствия нитратов в производственной цепочке. Как оказалось, ставка на неиспользование нитратов была правильной, все армии восемнадцатого века использовали для пороха селитру. Поэтому объёмы производства и закупки селитры контролировались европейскими странами тщательным образом, особенно в отношении России, которую начали бояться, после побед елизаветинских генералов и войн начала царствования Екатерины. Забегая вперёд, сообщу, что европейские шпионы больше десяти лет не обращали внимания на нас серьёзного внимания именно из-за отсутствия всякого интереса к закупкам и производству селитры.
Выстроив наше оружейное будущее на устойчивой независимой основе никому не известного хлората калия, по моим воспоминаниям Бертолли ещё не изобрёл соль имени себя, я занялся обучением своих будущих помощников. Не всё же им кулаками махать, настанет время, они сами станут мастерами и командирами, пусть учатся снаряжать патроны, метко стрелять, грамотно применять оружие, что не всегда связано с меткой стрельбой. Но, по договорённости с Палычем, военную часть обучению он брал на себя, а я пока давал основы, так сказать, личной безопасности и самообороны. Не упуская, конечно, возможности 'припахать' учеников для моей, вернее, нашей общей пользы. В виде хозяйственных работ, химических производств и прочего, кстати, вполне в духе восемнадцатого века, когда подмастерья занимались ведением хозяйства своих мастеров вполне естественно, как в китайских фильмах про учеников кунг-фу.
Вообще, ученики меня здорово порадовали, парни были жилистые, физически крепкие, выносливые и упорные. Проблемы у них возникали только с растяжкой, тут приходилось следить, чтобы не порвали связки от усердия. В остальном, тренировки проходили с максимальной пользой, разгильдяев и болтунов, как я успел убедиться, в восемнадцатом веке было в десятки раз меньше, чем в двадцатом. Своей исполнительностью и дисциплиной, ребята мне напоминали японцев, всё понимали и выполняли с первого раза, чётко, тренировались до изнеможения. Потому и прогресс в обучении превосходил все ожидания. Зевак среди ребят не оказалось, после первых недель все случайные люди отсеялись, в группе остались три десятка парней и Ирина. Ей единственной разрешил отец ходить на занятия, в обязательном сопровождении младшего брата Федьки. Чтобы избежать каких-либо упрёков, с девушкой старались работать мы с Палычем, нас, по крайней мере, не обвинят в домогательстве.
Эти направления моей жизни - тренировки, домашние эксперименты и работа, занимали все часы существования, кроме семи часов сна. Вышло так, что не успел я приспособиться к работе в литейке, как навалились тренировки и домашняя лаборатория. Несмотря на весь интерес к лабораторным работам и желание обучить ребят, выматывался за летние дни я основательно. Настолько, что забыл о существовании женщин, а измученный 'стариковский' организм ничего не требовал. Я ловил себя на том, что смотрю на молодых женщин равнодушно, думаю исключительно о делах и проблемах. Вроде рановато стареть, проскальзывали мысли, найти себе вдовушку, как наш Палыч, да жить вдвоём весело. Потом, как вспомню своих ребят и жену, оставшихся в две тысячи шестом году, выть от тоски хочется. Причём, не столько жена вспоминается, сколько дочь и сын мои, оставшиеся без отца. Как им государство помогает, я в курсе, такой помощи врагу не пожелаешь. С другой стороны, будут с детства на свои силы рассчитывать, глядишь, в жизни легче будет. Посижу, погорюю, да за работу принимаюсь. Мысли о вдовах быстро из головы улетают.
Осень буквально налетела, напомнив о наших огородных чудачествах. С помощью ребят мы легко справились с уборкой, да, собственно и убирать особо нечего было. Картошки я собрал восемь вёдер, помидор в общей сложности четыре ведра, а подсолнухов выросло семь головок. Есть урожай пока не придётся, разве помидор немного можно попробовать, да ребят угостить. Остальное на следующий год, там урожай будет уже промышленный, можно и гостям предложить. Одно ведро помидор, я не удержался, засолил на пробу в берестяной кадушке. После уборки урожая к вечерним тренировкам добавились походы в лес, там правил Палыч. Он и ребят натаскивал воинским премудростям, предложил стрельбы учинить. Хотел я отказать, под предлогом закончившихся патронов, да прикусил язык. Кто мешает новые патроны снарядить?
Вова за неделю сварганил мне четыре машинки, три для накручивания гильз и снаряжения патронов, одну для выдавливания капсюлей. Гильзы изнутри приходилось пропаивать оловом, как и донца в местах крепления с цилиндрами и капсюлями. Выходило затратно, по моим меркам, но, с помощью трёх десятком учеников, вполне терпимо и довольно производительно. Гильзы делали стандартные, под мой двенадцатый ружейный калибр. С листовой медью проблем на заводе не было, цена вполне по нашим зарплатам. Оставалось купить два огромных котла и посадить ребят за выварку целлюлозы из сухого камыша и тростника. Этого добра по берегам пруда и в болотах хватало с избытком. Заодно и технологию проверим, которую я знал в рамках школьных экспериментов. Получилось, полагаю, неплохо, с первой варки целлюлоза пошла нужного качества, затем ребята работали без моего присмотра, особенно, когда я сказал, что будем снаряжать патроны и учиться стрелять. Под это дело у меня оказалось тридцать пар бесплатных рабочих рук, они быстро накрутили и наштамповали ещё сотню самопальных патронов. Выварка целлюлозы с тех пор стала постоянной, парни без меня приносили топливо, камыш, разводили огонь и следили за котлами. Даже дежурство организовали сами, не прерывая процесса. Прямо, как герои гайдаровских повестей, оставалось найти им Тимура для названия команды.
Я, выходит, оказался почти не у дел, сразу подключился к Вовке, тот как раз занялся своими станками. Он резонно решил, что ассимилировались мы вполне, пора приступать к прогрессорской миссии, начать выпуск новой техники. Казнозарядная пушка подходила для этого, как мы прикинули, лучше всего. Однако, просчитав себестоимость самого орудия и снарядов, мы сравнили полученные данные с имеющимися ценами на пушки и боеприпасы, поручик Жданов в них ориентировался отлично, и быстро прикусили языки. Цена на боеприпасы перекрывала все возможные плюсы от скорострельности казнозарядных пушек. Горечи добавил Палыч, рассказав, со слов ветеранов охранного взвода, как редко применяют орудия в современных войнах. По здравому размышлению, мы решили так резко не начинать, напугаем военное ведомство ценами, потом сто лет ничего не купят из наших новинок.
Пушку, всё же, решили сделать, но обычную для восемнадцатого века, разве, более прочную и лёгкую, да со своим порохом и ядрами. Во-первых, в России почти всегда не жалели средств на оружие, особенно новейшее. Другой вопрос, что не всё принимали на вооружение, так пушка - дело святое, её все генералы любят. Во-вторых, получив заказ на производство орудий, мы быстро разовьём станочный парк в Прикамском заводе, способный легко освоить производство других изделий, в том числе, мирного характера. В-третьих, разговоры о войне с Турцией шли который год, мы знали, что в начале семидесятых годов будет эта война, под неё и подстраивали пушку. В-четвёртых, только пушки могли нам помочь в случае конфликта с пугачевскими войсками, когда те через три года придут в Прикамск.
Пока Вова баловался своими станками, я сделал небольшую отливку легированной стали, пробную, для резцов. После закалки резцы неплохо обрабатывали сталь, не говоря о железе. Выплавку заготовок орудий, мы с Владимиром проводили вдвоём, заранее подготовив необходимые добавки и присадки. Всё равно, волновались, как на экзамене. Провалим этот шанс, другого случая, управляющий не даст. К счастью, мастерство, как говорят, не пропьёшь, отливка вышла добротная, вполне к предполагаемому использованию. Смотреть, как Вова будет её обтачивать, я не стал, упражнение для простого пэтэушника мой друг выполнит не глядя. У нас хватало дел по изготовлению зарядов для орудия. Первый десяток ядер пришлось катать вручную, а заряды приносить из домашней мастерской, смех, да и только.
Дома, тем временем, мы с ребятами, как раз приступили к массовым стрельбам из моего ружья, тут ко мне городовой и заявился. Видимо, расслабились мы, кто-то услышал частые выстрелы, а бой моего ружья с местными кремнёвками не спутает никто.
- Бунтовать хочешь, немец, - практически с порога заявил Фрол Аггеич, - почто парней стрельбе обучаешь? Кто тебе дозволение дал на это?
Ничего, конечно, мы не нарушали, для стрельбы в лесу не надо дозволений. В восемнадцатом веке государство ещё не додумалось до разрешительной системы, оружие могли иметь все, кто способен его купить. Но, спорить с городовым, чтобы установить хорошие отношения, не самое лучшее начало разговора. Благо, к своим тридцати шести годам мы научились ладить с властями, начав установление контакта с добротного угощения. После нескольких проб наливок и настоек, под обещание регулярной поставки таких бутылочек и отборной лосятины, Фрол Аггеич направился домой. Его вполне удовлетворили мои верноподданнические заверения и прочая лапша, сопровождавшая наше застолье. Собственно, сразу была понятна причина его посещения, жадная натура городового не могла пройти мимо такого повода для вымогательства. Как говорили в одном сериале, 'Ничего же не меняется, суд как был продажным пятьсот лет назад, так и сейчас то же самое'.
Ближайшие полгода основной заботой стали регулярные поставки городовому настоек и лосиного мяса, зато никто нашим спортивным играм на свежем воздухе не мешал. Мне с ребятами редко приходилось бегать, весь процесс 'начальной военной подготовки' взял в свои руки Палыч. Натаскивал ребят он строго, присматриваясь к ним в расчёте на предстоящие сражения. Мне досталась роль помощника Володи в изготовлении пушек, она сводилась к возобновлению истиравшихся резцов и свёрл. Нашим творениям до победита не дотянуться, алмазной крошки тоже не предвиделось. Потому приходилось почти еженедельно выпекать до полусотни заготовок, затачивать их, чтобы хватило на пару дней работы. Нудная, скучная работа, но, увы, тот же 'победит' не от хорошей жизни изобретали.
Осень моя любимая пора, в сентябре-ноябре я чувствую себя великолепно, нравится бродить под моросящим дождиком, обходить бесконечные осенние лужи. Люблю дышать запахом сырых опавших листьев, собирать грибы, наслаждаться последними тёплыми деньками. Осень всегда навевает на меня лирическое настроение, хочется гулять с любимой девушкой по аллеям парка, усыпанного жёлтыми листьями, читать стихи, обниматься под зонтом, целоваться под дождём. Потом бежать в тёплый дом и сидеть у печи, глядя на огонь и думая, друг о друге. Так и той осенью получилось, едва освободившись от дел, я заскучал, душа и тело просили любви. Впервые за год пребывания в восемнадцатом веке, я стал обращать внимание на женщин, оборачивался в след молодым вдовушкам. Одним словом, зажил нормальной, человеческой жизнью.
Неожиданно я обнаружил в своём доме красавицу и умницу, что тренировалась у меня почти полгода, через день устраивала в моей избе уборку. Оказывается, Ирина за это время выросла в настоящую девушку, стройную, высокую для своего времени, почти до моего виска. В посёлке не набралось бы и пяти женщин её роста. Вообще, что касается роста, даже я, со своими ста семьюдесятью пятью сантиметрами, редко встречал равных себе. Вова же, однозначно слыл самым высоким мужчиной в Прикамске. Мои подопечные и их родители редко дотягивали даже до ста шестидесяти сантиметров роста, сто шестьдесят пять были мерилом высоких. Отец Иры, например, был ниже ста шестидесяти сантиметров, правда, мать её была с отца ростом. В кого пошла их дочь, сказать трудно, но, красавицей она выросла, несомненно.
Русые волосы она заплетала то в одну косу, то в две, порой оборачивала косой голову, как известная украинская женщина-политик. На фоне молочно-белой кожи лица ярко выделялись чёрные прямые брови и чёрные ресницы, васильково-синие глаза смотрели, казалось, в самую душу собеседника. На круглом лице немного выделялись скулы и упрямый подбородок, плотно сжатые губы редко улыбались. Вообще, девушка оказалась необычно взрослой для своих шестнадцати лет. Она редко улыбалась, но, её улыбка не оставляла безразличным ни одного мужчину. Вероятно, поэтому и сватались к ней с четырнадцати лет, не реже двух раз в год. Несмотря на красоту, Ира не оказалась томной волоокой девицей, у неё была великолепная память, быстрое оригинальное мышление, движения точные, чёткие. К примеру, таблицу умножения она выучила за неделю, в отличие от большинства парней, добивавших таблицу больше месяца.
В общении девушка вела себя достаточно просто, не кичилась, не жеманилась, но, панибратские отношения пресекала жёстко. Охотники хамить рядом с ней не задерживались, на первых же занятиях она сумела себя поставить так, что не уверенные в себе шутники предпочитали рядом не становиться. Её шефство над моим хозяйством все восприняли естественно, как женскую работу. Я же только в ноябре заметил рядом помощницу, ставшую незаменимой. Дурак, да и только. Глядя на её экономные точные движения, на точёную фигурку с узким поясом, я млел от любви. Надо же, влюбился в девицу на двадцать лет себя моложе, да ещё шестнадцатилетнюю. Кто бы мне сказал год назад, что влюблюсь без памяти в такую малолетку, рассмеялся бы в лицо. Сейчас каждый день общения с ученицей добавлял к моему чувству дополнительный эмоции, одни положительные стороны видел я в девушке, несмотря на свой цинизм. Понимая, что она не ответит мне взаимностью, я продолжал бескорыстно радоваться каждому дню общения с Ириной. При всём этом, с опытом старого конспиратора прятал любые проявления своих чувств. Одним словом, получилось, как у О.Генри в рассказе 'Бабье лето Джонсона Сухого Лога', не читали? Мне этот рассказ приходил на память почти ежедневно.
Чего только не передумал я, ворочаясь ночами на деревянных полатях, от немедленного сватовства меня удержало прилюдное обещание Ирины выйти замуж не раньше восемнадцати лет. Простое объяснение в любви могло закончиться двумя вариантами, либо девушка расхохоталась и объявила бы, что я стар для неё. Либо согласилась бы, не любя меня, чтобы выбраться из родительского дома. Не знаю, что было бы хуже, но, насильно жениться я не собирался. Ночью мне снились эротические сны с участием моей ученицы и без неё, а днём я проводил с ней тренировки, стараясь оказаться от неё подальше, чтобы приёмы с ней отрабатывал Палыч. Сдерживать эмоции мне помогало понимание того, что наши дети станут крепостными, такой участи я им не желал. Только мысли о крепостных детях, которыми представлялись мои, оставшиеся в двадцать первом веке, помогали сдерживаться. Это моё бабье лето затянулось до конца декабря, когда Вовка срочно доводил пушки до готовности.
Я отбросил свои нежности и отправился к нему, пушки слишком много значили для нашего общего будущего, будет ли оно вообще у нас. Орудийные заряды к тому времени были готовы, я успел проверить пару, чтобы не опозориться перед управляющим. Сами мы стреляли, естественно, холостыми, не умели мы стрелять ядрами, боялись показать свою некомпетентность. Однако, обстрел пушек прошёл на 'ура'. Судя по тому, что нас пригласили к Алимову домой, поразить его удалось вполне. Под это дело пришлось всю ночь перелицовывать свою одежду, не в рабочих же портках идти на званый обед. Ирина и тут мне помогла, с лёгкостью портнихи выкроила и сшила чёрные брюки из добротной ткани. Несмотря на нашу самоуверенность, чувствовали мы себя с Вовкой скованно, особенно поначалу.
Но, кампания оказалась достаточно узкой, все давно знакомы, пара фраз на английском, упомянутые к месту, послужили нам лучшей характеристикой. Не увлекаясь техническими обсуждениями, мы с удовольствием поговорили о вечном - погоде, планах на урожай, событиях в Европе и перспективах войны с турками. В разговоре о войне удивили собеседников, высказав полную уверенность в победе над оттоманами и непременном завоевании в ближайшее время Крыма. Никто из нас не помнил, когда это произойдёт, так точную дату мы не называли. Вот уверенность в том, что не пройдёт и десяти лет, как мы сможем посетить полуостров, удалось передать слушателям. Поразила всех обыденность нашего тона, словно мы говорили о чём-то, общеизвестном. Собственно, для нас так оно и было, никуда турки не денутся, не говоря уже о крымских татарах.
Только после этого обеда управляющий рискнул сообщить о новых орудиях в столицу, настаивая на прибытии инспекции для официальных испытаний пушек. Видимо, он убедился, что мы не случайные люди, в состоянии не только лить сталь, но, и обладаем неплохой общей подготовкой. Нет, он не стал считать нас равными себе, однако, мастерами нас оформили, с должным повышением оклада, оставив при старых обязанностях. Более того, нас по-прежнему приглашали на обеды, в один из которых, мы, не имея возможности пригласить, домой, предложили следующий выходной провести на охоте. Там испробовать наше ружьё, равных которому нет в России, да и Европе, без тени хвастовства упомянул я, к слову сказать. Что характерно, я был прав, но, не буду же говорить, что ружьё опережает время на два века.
Идея всем пришлась по душе, население посёлка давно знало о наших военно-спортивных играх, слухи о казнозарядном ружье ходили с прошлой зимы. Потому мысль отправиться на охоту подхватили, свои ружья охотники брали, не скрывая желания пострелять из моей курковки. Дату выпуска оружия я забил пробойником ещё в прошлом году, на всякий случай. Тут, как раз и купец этот, Лушников, из Сарапула прикатил. Шустрый, видимо, купчина, если сразу оценил достоинства и прибыльность подобного оружия. Ну, о его попытке торговли со мной, говорить не буду, несерьёзно. Однако, договор о создании совместной кампании по производству таких ружей и патронов к ним, мы подписали. Акинфий Кузьмич сразу отправился в Санкт-Петербург, выбивать разрешение на открытие оружейного завода. С ним мы письмо для Никиты нашего отправили, да заказов надавали этому купцу, мол, для производства ружей весьма нужны и для нашего здоровья необходимы. Платить обязались из своих средств, к тому времени деньги у нас стали скапливаться, некуда холостяку зарплату мастера тратить, если водку не пить и приятелей не поить.
Возвратиться Акинфий обещал к весне, с разрешением на строительство завода, в чём я здорово сомневался, зная российскую волокиту. В ожидании весны все занимались своими делами, Палыч тренировал своих будущих диверсантов и партизан, я ставил им рукопашный бой. Володя, как обычно, конструировал очередной станок, говорил, что фрезерный. Тут, по случаю, попался мне бочонок жира тюленьего, по бросовой цене, три вогула с севера привезли. Как эти вогулы добрались до Прикамска, не понимали, видимо, они сами. Судя по внешнему виду, напоили их 'добрые люди', да обокрали, оставив бочонок жира, не польстились на вонючее содержимое. Я присмотрелся к продавцам, молодые парни, ещё не алкоголики, как подавляющее большинство пожилых вогулов, одеты страшно бедно, в замызганные меха. Однако, держатся скромно и уверенно, не смотрят подобострастно в глаза, выпрашивая подаяние. Торгуясь по цене жира, я заметил, что парни буквально дрожат от холода в дырявых одеждах, потому пригласил к себе в избушку.
День был воскресный, в тёплой избе парни отогрелись, наполнив небольшое помещение ужасным благоуханием, к счастью, я жил один. Пока обедали вместе, познакомились. Егор, Айка и Пахом, удивлённые отсутствием огненной воды за обедом, перестали нервничать и рассказали свою немудрёную историю. Как отправились они из стойбища, расположенного, судя по туманным описаниям, в междуречье Камы и Печоры, продавать жир тюлений, кость моржовую и немного песцовых шкур, в Пермь. Там, де, цену хорошую дадут за их товар и можно железных ножей, да наконечников к стрелам купить. Не повезло парням, напоили их на третий день торгаши, обобрали и бросили в сани каравана, идущего вниз по Каме. Караванщики, видать, в доле были, потому, что ещё три дня поили вогулов, да высадили возле деревни Бабки. Как оттуда несчастные добрались до Прикамска, за полсотни вёрст, по крещенскому морозу, непонятно. Следов обморожения на парнях я не заметил.
Разговаривать о вреде пьянства я не стал, для северных народов, особенно финно-угоров, этот бич неизлечим. С трудом удалось загнать парней в баню, смыть с них толстый слой грязи и жира, да уложить вповалку на свои полати. В понедельник, уходя на работу, оставил им еды и велел сидеть дома. В заводской конторе узнал, что через два дня идёт караван от нашей пристани вверх по Каме к городу Чусовому, договорился, что моих вогулов возьмут до Перми. Несмотря на плохой русский язык, вогулы за эти дни много рассказали нам о себе и вогулах вообще. Мы не ожидали, что вогулы столько многочисленны, со слов Егора и Пахома, в их роду больше сотни молодых парней. Правда, не в одном селении, а в двенадцати деревнях. Но, все знакомы между собой и поддерживают друг друга, обороняясь от частых набегов чукчей.
Вот уж, что нас поразило, так воинственные чукчи*. Оказывается, будущие персонажи анекдотов терроризировали весь север, взимая дань с северных народов. Чукчи, по словам вогулов, даже на русские города нападают, на город Чердынь, северную столицу Великой Перми, лет пять назад нападали. Едва смогли отбиться пушками. У вогулов пушек нет, потому они искали защиты от чукчей у русских, почти все окрестились ради этого. Но, реальной защиты от быстрых набегов, не нашли. Пока армейские команды добираются до селений вогулов, чукчи успевают разграбить и вернуться на побережье океана. Туда военные забираться не рискуют, два отряда ещё лет десять назад пропали полностью. Может, чукчи вырезали, может, в тундре помёрзли. Наших вогулов, собственно, посылали за оружием, железные наконечники для стрел и стальные ножи в цене. Власти не разрешают продавать вогулам огнестрельное оружие, и косо смотрят на продажу холодного оружия, даже наконечников для стрел, тем приходится покупать всё из-под полы, здорово переплачивая. Потому и жаловаться ограбленным парням нельзя, их же в холодную бросят, а то и кнутом будут бить.
В ожидании каравана, вогулы сходили со мной на тренировку, пытались показать своё умение драться. Вполне ожидаемо были легко скручены ребятами, даже Ирина смогла уложить Егора носом в пол нашего спортзала. Собственно, вогулы, хотя и превосходили моих учеников возрастом, физически уступали всем, кроме Федьки и Ирины. Видимо, сказывалась кочевая жизнь охотников и рыболовов, нерегулярное питание. Однако, Егор с Пахомом, загорелись идеей научиться драться, как наши ребята, пришлось пообещать обучение, напомнив, что жить у меня негде, пусть строят свои жилища и питаются сами. Практичный Палыч упомянул, что учёба секретным приёмам дорого обойдётся, не один десяток собольих и песцовых шкурок для этого надо привезти. Хотели мы завышенными требованиями отпугнуть вогулов, рассчитывая, что не соберут они такую плату, да и далеко придётся ученикам нашим идти, почти триста вёрст. Обучение поселковских ребят отнимало практически всё свободное время, до осени новых учеников мы не собирались брать. Хотя, расширение круга помощников, на которых можно рассчитывать в сложное время, было необходимо, связываться с вогулами не особенно хотелось. Кто знает, может их, и тренировать запрещено, опять проблемы с полицией будут.
В то же время, парни мне понравились, простодушные и честные до невозможности, настоящие дети лесов. Провожая их до каравана, я прикупил каждому по тёплому полушубку, самому недорогому, да подарил по ножу. В дороге пригодятся, в лесу без ножа никак. Позднее поинтересовался у заводского начальства, правда ли, что вогулам запрещено продавать оружие? К моему удивлению, никакого официального запрета не было. Просто, у торговцев в этих краях был сговор, чтобы поднять стоимость своих товаров для аборигенов. Простодушные вогулы, ханты и коми, расплачивались за железные и стальные ножи, топоры, наконечники для стрел, мехами по весу. При такой доходности купцы строго следили за соблюдением сговора между своими, ходили слухи, что особо жадные торговцы, рискнувшие продать вогулам штуцер или порох, пропадали позднее в лесах без вести.
Просветили меня и касаемо проживания в посёлке посторонних. Официального запрета на это не было, но, поселившись в посёлке, вогулы будут приписаны к заводу. Придётся им идти работать в завод, либо заниматься извозом, что для лесовиков ещё страшнее. Управляться с лошадьми вогулы не умели. Был вариант их временного проживания в посёлке, с согласия городового, как приехавших торговцев. Но, не больше полугода и без постройки постоянного жилья.
Глава четвёртая.
Общение с вогулами напомнило нам, что восстание Пугачёва не за горами, а массового оружия мы не произвели. Базы для обороны завода и посёлка не создали, да и помощников всего три десятка. Что могут сделать три десятка безоружных подростков против тысячи-другой восставших крестьян? Нас задавят запросто, даже применение карабинов не спасёт. Бежать от восстания придётся далеко, за Казань, что там делать? Начинать всё заново? Нет, мы собирались использовать оставшиеся месяцы с максимальной пользой. В ожидании комиссии для приёмки новых пушек, мы с Вовой занимались их модернизацией. Оба орудия установили на железных лафетах с упорами, чтобы после выстрела стволы не отбрасывало назад. Были у нас задумки по противооткатному устройству, но, с этим не спешили. Хватит железных колёс, с устройством для поднятия их наверх при стрельбе.
Наши пушки и так вышли дороже обычных орудий, правда, у тех не было упора при стрельбе и колёса не поднимались. Противооткатное устройство ещё удвоит цену пушек, тогда ни один генерал не возьмёт наши орудия на вооружение. Из жира, купленного у вогулов, я сварил мыло и, через нитроглицерин сварганил немного динамита. Практического применения он не имел, начинять им снаряды нельзя, взорвутся прямо в стволе. Ну, не выбрасывать же, раз уж получилось, оформил весь динамит в стограммовые шашки, с самодельными бикфордовыми шнурами. Пока делал взрыватели, напаял на шнуры 'стеклянные спички', старинный рецепт воспламенявшихся производных при раздавливании стекла. Испытания показали, что шнур горит три-четыре секунды, вполне достаточно, чтобы успеть выбросить шашку. Оставалось сложить динамит про запас, оградив его от сырости, что я и сделал, подальше от своей избы.
За всеми хлопотами незаметно пришла Масленица, с гуляньями, весельем, и, конечно, кулачным боем, 'стенка на стенку'. В прошлом году я видел эту забаву, не впечатлившую меня особым эффектом. Типичная групповая драка, совсем не похожая на описанную в литературе 'рыцарскую схватку'. Били рукавицами, но, силы не жалели, норовя ударить так, словно не по соседу бьют, а по врагу иноземному. Правда, дрались отнюдь не соседи, команды бойцов были от Зареки и Песков (нагорной части посёлка). В Зареке жили в основном мастера, бригадиры, охранники и прочее начальство, вплоть до управляющего. На Песках селились одни работяги, исключение составляли мы трое - Палыч охранник, мы с Вовкой бригадиры. Возможно, поэтому нас в бойцы и не позвали, хотя братья Шадрины всегда стояли на правом крыле зареченской шеренги. Бой получился скорый, зареченские бойцы легко выкинули рабочих за черту, даже особой крови не пролилось, пара разбитых носов, да один выбитый зуб.
Наши ребята, дети и младшие братья проигравших рабочих, не выдержали и пристали ко мне с просьбой выставить команду против Зареки. Мне и самому было очевидно, что победа достанется нам, несмотря на преимущество в весе и возрасте противников. Более того, эта драка была весьма полезна в воспитательных целях, не всё в спаррингах ребят жалеть. Подростки должны почувствовать настоящего противника, способного с лёгкостью покалечить и даже убить. Тогда и в настоящем бою увереннее себя будут вести, не сдерживать удары и жалеть соперника. Посоветовавшись с Палычем, мы заявили, что выставляем новую команду, не от Песков, которые проиграли, а команду 'Концовских', от поселковской окраины. Формально, ограничений по возрасту не было, но, нас не хотели допускать до боя. Однако, братья Шадрины, не терявшие надежды на реванш, настояли на бое.
Мы с Палычем разделились, скинули верхнюю одежду, я встал на левый фланг, против Шадриных, Иван ушёл на правый. Из учеников мы выбрали восемнадцать самых рослых парней, чтобы нас просто не столкнули за черту. Народ, великолепно знавший мои отношения с Шадриными, в большинстве не любивший охранников, составлявших костяк зареченских бойцов, активно подначивал то нас, то противников. В любом случае, схватка обещала быть гораздо интереснее только что закончившегося боя.
- Шадры, - кричали с нашей стороны, - к немцу близко не вставайте, опять уляжетесь!
- Мелюзга, - выкрикивали со стороны Зареки, - молоко на губах не обсохло, вам на титьке висеть надо, а не с мужиками вставать.
Вот, судьи дали команду сходиться, и противник буквально набежал на нашу шеренгу. Видимо, мы с Палычем считались единственными, достойными внимания соперниками, потому, как зареченские бойцы разделились на две группы, устремлённые в нашу сторону. Человек десять во главе с Шадриными бежали ко мне, остальные пытались окружить Палыча. Несколько неожиданно, но, подобные варианты мы изучали на тренировках. Оставшиеся без соперников парни в центре нашей шеренги, вдвоём-втроём легко расправлялись с зареченскими бойцами, вылавливая противников по одному из нашего окружения. Их либо выкидывали за пограничную черту, либо укладывали болевыми контролями на снег. Бить кулаками сквозь полушубки наши ребята не собирались, по опыту знали, пустая трата времени, не зря мы на свежем воздухе спарринги устраивали.
Нам с Палычем первые минуты пришлось туговато, вынудили побегать, чтобы не подставить спину противнику. В джентльменские правила кулачного боя, якобы запрещавшие удары со спины, мы не собирались верить. Пока я крутился вокруг противника, набежали счастливые братья Шадрины. В прошлые наши встречи я не бил их по лицу, опасаясь попасть в холодную, всячески избегал следов насилия на их теле. Шадрины, как это обычно бывает, приняли мою осторожность за слабость или трусость, почему, абсолютно не понимаю. Вот и налетели на меня втроём, уверенные в своей неуязвимости для моих ударов в корпус. Близко подойти опасались, испытав на себе болевые приёмы, стали окружать меня, я, в свою очередь, не собирался давать им время для совместной атаки. Сдвигаясь вправо, за кольцо окружения, я, ударом правой руки, вынес челюсть среднему брату, упавшему на колени сразу, всё, нокдаун. Тут же скользнул обратно, локтем левой руки разбил нос старшему Шадрину, самонадеянно попытавшемуся меня схватить за рукав полушубка.
Едва успел присесть, уходя от хлёсткой пары прямых ударов младшего из братьев, ноги рефлекторно толкнули меня вперёд. Всё, вошёл в контакт, но, брать на болевой приём, не было времени, к нам спешили ещё четверо зареченских бойцов. Быстро роняю противника навзничь и двигаюсь прочь, спасая свою спину. Вижу, Палыч не успевает уйти из окружения, и бегу к нему, что есть силы. Чисто футбольным подкатом сбиваю с ног зашедшего за спину Ивану бойца. Пара секунд, мы с Палычем встали спинами друг к другу, давно бы так. Теперь и семеро наших соперников не страшны. Мы поменяли технику, перейдя к жёстким блокам с быстрыми встречными ударами. Время работает на нас. Осаждающие нас бойцы изо всех сил стремятся достать нас и не видят, что они окружены десятком наших парней, по одному вырывающих себе жертвы. Ко мне пробрались старший и младший Шадрины, упорные парни. Лицо старшего брата залито кровь, судя по всему, носовой хрящ я сломал, ну, не в шашки играем, он уже женат, красота мужчине ни к чему.
Младший брат чётко работает прямыми парными связками в голову, хорошая техника. Едва успеваю ставить жёсткие блоки, как старший из братьев Шадриных почти достаёт меня боковым крюком слева, сдирает рукавицей кожу на левой скуле. Ах, ты скотина, специально рукавицу наждаком обшил, ну, я не ангел, жалеть перестаю. Резко срываю дистанцию и вразрез бью старшего по его многострадальному носу, сразу с разворота добавляю локтем в скулу младшему брату. После чего ухожу за спины ближайших зареченских бойцов, по пути захватываю, чью то руку жестким болевым хватом, осаживая потерпевшего на снег, вроде, не сломал, всё в порядке. Останавливаюсь, где соперники? Всё, шесть зареченских бойцов нервно топчутся за граничной чертой, остальные лежат на снегу, прижатые коленями моих парней. Мы победили.
Позднее оказалось, что единственным пострадавшим в бою стал я, никто из наших ребят ничего себе не повредил, даже носов не разбили. А моя содранная кожа заживала больше месяца, оставив шрам на память, до сих пор его заметно, когда начинаю волноваться, выделяются на лице четыре бледных полоски. Впрочем, свою пользу наш бой принёс, притом, не только ту, на которую я рассчитывал. Наши парни получили нужный незаменимый опыт схватки с незнакомым, жёстким противником и правильно провели бой, не бросившись в бездумную драку. На это я и рассчитывал, но не мог предположить, что уже на следующий день ко мне придут проситься в ученики сразу полсотни подростков и взрослых парней. Причём, не только с Песков, нашего района, но и заречные ребята, почти два десятка. Возглавлял их делегацию младший из братьев Шадриных, Николай. В таких обстоятельствах мы не могли отказать, народ объяснил бы это личной причиной, моей боязнью выучить противника.
Пришлось нам пристраивать к нашему спортзалу ещё один, вдвое больший, за счёт новичков и для них. Первые полгода мы планировали обучать их отдельно, пока не достигнут определённого уровня навыков. Небольшой плюс принесли зареченские ребята, придя ко мне тренироваться, дети мастеров и старших мастеров, теперь их отцы сменили свою ревность к выскочкам-немцам на ровное отношение коллег в заводе. Работать нам с Володей стало заметно проще и спокойнее, заявки на материалы и инструмент выполнялись быстро, без лишней волокиты. Опасаясь, что наши орудия не будут приняты комиссией из-за дороговизны, управляющий решил изготовить два десятка почти обычных, чугунных пушек. Месяц ушёл у нас на отливку и высверливание стволов, теперь работы выполняли рабочие, мы с Володей лишь обучали и показывали. Пользуясь служебным положением, мы ускорили работу по производству самодельного пороха, переведя её в завод. Там вываркой целлюлозы занимались три моих ученика, ещё двое рабочих, выбранных мной, перемешивали полученную смесь с хлоратом калия и сушили.