Для непосредственного расположения бойцов Саша выбрал место, где с одной стороны железнодорожная насыпь очень сильно увеличивалась из-за особенностей рельефа, превращаясь в высокий земляной вал, а с другой — к шоссе подходил лес. Помимо этого, радовала сама дорога — именно в этом месте заканчивался спуск и начинался подъем. Место выходило очень интересным, так как со стороны леса весь участок был как на ладони и отлично простреливался. С флангов участка, протяженностью в милю, располагалось по три пулеметных дзота, которые должны были выступать запирающими силами, не дающими противнику отступить. А вся протяженность леса между ними занималась длинной пехотной траншеей с удобными стрелковыми позициями, и тремя пулеметными гнездами, которые стояли на равном удалении друг от друга. Всю эту линию получилось расположить в трехстах шагах от шоссе и отлично замаскировать. А на дистанции в семьсот шагов — расположить артиллерийскую батарею, впрочем, тоже замаскированную.
Двенадцатого августа, когда все уже было готово, и бригада отдыхала, к ней пожаловали желанные гости. Измученные двухнедельными городскими боями солдаты северян шли широкой толпой по дороге, и по обочинам, расходясь своеобразными волнами от нее на пятнадцать-двадцать метров. Впрочем, без всякого боевого охранения, разведки и авангарда. Шли — это еще громко сказано. Он брели, еле поднимая ног. Центральную часть шоссе занимали фургоны и какие-то важные люди верхом на лошадях, а вокруг них, как овцы вокруг пастухов, жались солдатики. Причем как такового растягивания, характерно для подобного состояния духа, практически не было. Все наоборот старались идти кучнее, видимо опасаясь кавалерии южан.
После того, как они, естественно, не заметив замаскированных позиций противника, втянулись в заранее размеченную зону обстрела, Александр отдал приказ об открытии огня. Полторы тысячи винтовок, девять пулеметов и восемь пушек заработали разом и на пределе своих скоростных возможностей. Получился своего рода все сметающий свинцовый шквал. Около пятнадцати тысяч пуль каждую минуту обрушивались на солдат противника, стремительнейшим образом их уничтожая. В их рядах сразу началась паника, метания и давка. Причем паника сыграла с ними злую шутку — она не дала ребятам трезво оценить обстановку и залечь. Вместо этого они напротив, вели себя как укушенные и «мельтешили» с дикими криками. Лишь на третьей минуте остатки отступающих войск северян ринулись к железнодорожной насыпи, желая спастись за ней. Впрочем, именно там они и погибли, так как взобраться на высокий земляной вал под плотным стрелковым огнем — крайняя степень безрассудства. Они пытались карабкаться по крутой насыпи, а с дистанции в семьсот-восемьсот метров по ним вели плотный обстрел. Те, кто забрался повыше, получаю свою пулю, скатывался вниз, сбивая к подножию своих коллег по несчастью. Там последние северяне и собрались. Впрочем, по этому валу из тел у подножия насыпи еще секунд тридцать велась стрельба. На всякий случай.
Когда беглая стрельба, наконец, утихла, Александр немедленно отправил вестовых, чтобы ему доложили о потерях. Их не было. Даже раненых не было. А там где еще несколько минут назад шли солдаты противника, лежало поле трупов, хотя нет, скорее кровавая каша, растекшаяся жирным, слегка смазанным пятном. Впрочем, Джебу Стюарту это было еще не ясно, а потому он вскочил в седло и повел своих кавалеристов к месту гибели отряда противника. Что его туда повлекло сложно сказать, но зря он это сделал. Очень зря. Его люди оказались не готовы к зрелищу, что предстало перед их глазами. Убитые и бьющиеся в агонии тела, куски мяса, оторванные конечности, кровь, мозги, содержимое кишечника, стоны и крики ужаса раненых, ползающих в этой каше и сладковатый аромат парного мяса, смешанного с запахами фекалий и крови, от одной только смеси которых, с непривычки, может желудок вывернуть. В общем, там было все самое эффектное, что можно встретить на войне, только в одном флаконе и значительном количестве.
Многим людям Стюарта стало плохо, и они стали терять сознание, падая прямо в эту самую кашу. Впрочем, не всем. Однако проблем это добавило. Им под стать оказались и слушатели училища, впервые оказавшиеся на войне. Да что они, даже старые, закаленные ветераны, многие из которых побывали на Крымской войне, и те находились на грани нервного срыва. По большому счету, после окончания этой бойни, часть бригады в унисон молилась и блевала. То есть, была частично деморализована. За исключением ветеранов и Александра. Однако же и опытный, навоевавшийся Урусов, глядя на результат успешной засады, стоял с задумчиво-печальным видом.
Саше же, в ключе произошедших событий, вспомнилась фраза, которую старший прапорщик, говорил своим бойцам в «учебке» в одном известном фильме, о том, что они могут писаться, какаться, звать маму, но боевую задачу выполнять, несмотря ни на что. Так и тут получилось. Впрочем, если говорить честно, бригада оказалась психологически не готова к «новой войне». И если при Булл-Ране вся эта бойня носила более растянутый по времени и пространству характер, и не так сильно давила на неокрепшую психику, то на дороге в Балтимор люди не выдержали и «потекли».
— Вот, Сергей Семенович, — обратился Александр к Урусову через несколько минут после окончания дела, — перед вами война будущего. Как вы видите, она готова принимать жертвы в любом количестве и качестве. А смерть в бою, теперь еще менее овеяна красотой и изяществом. Авраам Линкольн совершил ошибку и не послал вперед себя разведку и боевое охранение, поэтому закономерно попал в засаду. Новая война наказывает за любые ошибки исключительно смертью.
— Это ужасно… и очень печально. Глава государства погибает столь бесславным образом.
— Безусловно, это не делает им чести. Но если мы не хотим, чтобы с нашими солдатами поступали также, то должны стремительно идти вперед. Нет, скорее даже бежать. И опережать всех в своем развитии, а не жить одними традициями, которые привели нас к трагедиям в Тавриде. Вы же там были. По-вашему, хорошо ли был обучен и снаряжен русский солдат? Молчите? Правильно. Из рук вон плохо. По большому счету он мало чем отличался от того солдата, что в Отечественную войну сражался при Бородино. Прошло полвека, а наша армия как будто забыла, что нужно развиваться. Впрочем, словами это не исправить. Нужны дела. Как там говорится в старой русской пословице: «На Бога надейся, а сам не плошай?» Так ведь?
— Я, право, не знаю, — Урусов задумчиво рассматривал поле трупов. — Неизвестно, нужны ли эти дела.
— Сергей Семенович, по вашему мнению, лучше чтобы вот так нас стреляли?
— Я не это имел в виду. Хотя… знаете, вы, наверное, правы.
— И нам с вами, Сергей Семенович, нужно смириться с этой кровавой кашей, которая отныне будет всегда сопутствовать войне, и не предаваться унынию. — Александр улыбнулся. — Впрочем, от нас с вами сегодня потребуется еще много дел. Пойдемте, сейчас мы особенно нужны солдатам.
Иван Яковлевич оказался под стать неофитам и с большим трудом смог сделать фотографии места гибели американских солдат, так как его сильно мутило. Ну не мог этот гражданский человек справиться с природными позывами. Лишь несколько глотков крепкого дистиллята позволили привести его в чувство, да и то, весьма относительно, потому как, выполнив свой долг и сделав несколько снимков, он напился до полной потери сознания. А потом еще неделю не мог нормально спать, крича во сне.
Впрочем, довольно быстро люди стали отходить. Точнее их стали приводить в чувство те ветераны, что побывали на Крымской войне и к таким вещам были привыкшие. Самым главным стимулятором, который вернул людей к жизни, стал алкоголь — примерно по двести грамм крепкого дистиллята на человека. Но чисто этот проверенный временем метод применить не удалось. Люди Джеба, с этой порции в чувство приведены не были, а потом, «вдруг», опьянели до такой степени, что еле ползали. Пришлось их на свежем воздухе укладывать отсыпаться, да еще людей приставлять, чтобы следили за тем, чтобы эти «трупики» на спину не переворачивались и не портили статистику боя весьма курьезными потерями.
Так что, уже спустя час после завершения этой операции, бригада относительно ожила и деловито зашевелилась. Предстояло большая работа по сбору трофеев и скорейшему погребению погибших. Великий князь не желал отправить своих союзников в тот же нокаут, что и «богатырей» Стюарта. Да и порыться в фургонах было совсем не лишним. Там без сомнения вывозилось что-то очень важное и ценное.
Полк на копание могилы, полк на сбор трофеев, полк на боевое охранение. Впрочем, последнее оказалось лишним, так как за исключением местных жителей, приезжавших помародерствовать за несколько миль к месту предполагаемого боя, никто к позициям Александра не подходил более в тот день. Поначалу Саша хотел по простому «закопать» явившихся предпринимателей, но решил, что кто-то должен породить страшные байки о грозных русских воинах, которые не знают поражения и так далее (пусть сами страшилки выдумывают). Поэтому, этих дельцов проводили по самой густой каше убитых, роняя их туда несколько раз, давая нюхнуть запахов реальной войны, и отправляли домой, обещая, встретив еще раз, связать и закопать живьем вместе с погибшими. Это работало идеально и больше бизнесменов из тех мест не приходило.
Приятным сюрпризом, который порадовал Александра, стали девятьсот карабинов Шарпса, которые имелись в частях этого ополчения. Конечно, они варьировались по калибрам и моделям, но, все же, были сильно лучше Спрингфилдов, которые покупались интендантской службой Конфедерации по довольно скромной цене. Да-да. Именно покупались. Трофеи не шли правительству бесплатно. Что безмерно радовало. Так что, даже с учетом потерь на закупке продовольствия, бригада умудрялась выходить в ощутимый плюс по общему балансу содержания. Даже с учетом стоимости боеприпасов.
Особую ценность представляли фургоны, в которых находились документы, наиболее важное имущество остатков Вашингтонской дивизии и личный архив Авраама Линкольна, содержащий очень интересный пакет бумаг, дающих представление о многих политических диспозициях и делах в САСШ. Этот архив не должен был попадать в руки русского великого князя, но он попал, и это сделало ситуацию очень опасной. Никто из известных финансистов севера не желал делать достоянием гласности свои неформальные дела, особенно те, за которые им грозила виселица. С такими документами лучше по походам не бегать, поэтому, Саша принимает решение выйти в резерв армии Конфедератов и спокойно разобраться с добытыми бумагами. Тем более что ему в такой просьбе отказать не смогут. Помимо массы очень ценных документов, Александр получил чью-то кассу в размере пятидесяти тысяч долларов серебром. Предположить ее принадлежность было очень сложно, так как прилагавшийся пакет тетрадок учета выплат, не позволяли сделать никаких выводов.
Утром следующего дня прибыл первый корпус Северовирджинской армии под командованием Пьера Борегара, которому Александр и доложил о том, что боеприпасы в его войсках практически закончились и ему необходимо встать лагерем, дабы дождаться поставки из Санкт-Петербурга. Для француза подобная новость была очень не приятна, но он, хоть и выразил свое неудовольствие, но противиться желанию Александра на время выйти в резерв не стал. Тем более что именно благодаря людям Саши был взят Вашингтон и убит Линкольн. Да и побаивался он великого князя немного. Так что, пофыркав, Пьер удалился, а Саша продолжил заниматься своими делами в ожидании прибытия своего главного командира — генерала Джонсона. Он прибыл лишь на третий день.
— Александр, Пьер просто в ярости. Что здесь случилось?
— Да ничего особенного. Я просто ему сказал, что у нас заканчиваются патроны. У нас же экспериментальное оружие, расход патронов рассчитали недостаточно точно, а имеющиеся заряды нам не подходят.
— А он говорит, что вы не хотите воевать.
— Сэр, вы желаете, чтобы мы бессмысленно погибли в штыковых атаках? Для артиллерии у нас боеприпасов нет вообще. Для винтовок — максимум на один вялотекущий бой. К револьверам еще меньше. Так и получается, что у нас остаются только штыки. Я не знаю, что там себе навыдумывал месье Борегар, но обстоятельства совсем не радужны. Или, может быть, он желает нашей смерти?
— Аккуратнее, Александр, у Пьера большое влияние в армии, не старайтесь сделать его своим врагом. Думаю, он просто вспылил и выкинул свой коронный драматический жест. Он любит их. Такой уж он человек, хоть и хорош как офицер. Впрочем, я вас понял. Чтобы не было вопросов, я выпишу вам предписание остаться в тылу до прибытия транспорта с боеприпасами. Я так понимаю, вы уже думали, чем намереваетесь заняться?
— Да. Вы же планируете наступать дальше на Балтимор, Филадельфию и Нью-Йорк?
— Верно.
— Так вот. Кто-то должен остаться в Вашингтоне и прикрыть ее на случай маневра федералов. Думаю, если я займу Капитолий и превращу его в форт, мы все выиграем. Тем более что раньше чем через пару месяц транспорта мне не дождаться, так как мы послали за ним только после Булл-Рана, когда оценили реальный расход.
— Хорошо.
Впрочем, относительно боеприпасов Александр не сильно лукавил. За битву при ферме Миллс, бригада израсходовала еще одну треть своих первоначальных запасов. То есть в ее обозе оставалось около ста двадцати тысяч патронов. Так что Саша был прав не только в плане безопасности, но и с точки зрения здравого смысла. Наступать с таким расходом патронов и столь незначительными их запасами было практически самоубийственно. Но тут был нюанс. У Александра имелись ящики с капсюлями и более 80 % стреляных гильз, которые он намеревался снарядить заново. Лишние сто пятьдесят-сто шестьдесят тысяч патронов в текущей обстановке совсем бы не помешали.
Семнадцатого августа, завершив все дела на месте боя и переехав в Капитолий Александр, спокойно сел подводить итоги последних нескольких месяцев.
Федеральной армии САСШ было нанесено решительное поражение в нескольких боях, которое привело полному провалу северян на восточном фронте, гибели их президента и потери столицы. Однако они продолжили борьбу, что говорило о том, что не Линкольн был их реальным руководителем. Путем несложных логических построений, местоположение центра управления полетами определилось как Нью-Йорк. Именно туда генерал Джонсон и будет вести наступление. У него, как и у президента Дэвиса никаких сомнений по этому вопросу не было. Впрочем, на западе страны, армии федералов и конфедератов еще даже не начинали боев, а потому положение было неопределенным. Как и на всей войне в целом. Взятие формальной столицы и ликвидация не менее формального лидера САСШ, казалось бы, даже и не заметили. Это наводило на определенные мысли.
По бригаде все было намного лучше. Безвозвратных потерь не было. Единственный раненый боец полностью оправился. А небоевые потери, носящие довольно массовый характер в подобных походах, оказались несущественными и легко излечимыми. Этот успех упирался в очень серьезное отношение к питанию, гигиене и отдыху. Ни одного солдата, даже в качестве наказания не заставляли везти патрульно-постовую службу, то есть, не спать нормально две ночи к ряду. Сюда же шло еще и свежая одежда, которую весьма регулярно стирали и дезинфицировали. В общем, службы обеспечения некогда полка, а ныне бригады, работали превосходно. В первую очередь из-за личного контроля великого князя, который, к примеру, питался из общих котлов полевой кухни, сам факт чего очень серьезно подтягивал и дисциплинировал интендантские службы. Наблюдавший за всем этим Урусов даже отмечал у себя в дневнике необычайную щепетильность Александра в этих вопросах, которая давала прекрасный результат. Видя человеческое, уважительное отношение солдаты с каждым днем все больше и больше проникались к великому князю уважением и доверием, так как понимали, что он заботиться и ценит их, не желая терять, что было не характерным явлением для армий XIX века.
Впрочем, на этом хорошие новости заканчивались. К бригаде приписывались три пехотных полка, сформированные в Южной Каролине и две батареи по восемь двенадцатифунтовых гладкоствольных полевых пушек «Наполеон». Эти усиления, правда, не давали права присвоить соединению статуса дивизии, слишком небольшой она получалось. Что было бы совсем лишним — итак уже шуму наделали. Однако сам бригадный генерал принц Александр не избежал повышения звания до генерал-майора. Своего рода поощрение, не имевшее, впрочем, никакого положительного содержания, кроме лишней головной боли и возни с целым стадом необученных ополченцев, с которым Саша, по большому счету, просто не понимал что делать. Не обучать же, в самом деле? Хотя, видимо, Дэвис желал именно этого, так как зачислил их 4-ым, 5-ый и 6-ым полками в бригаду, аналогично было с артиллерией. Хотя чему Саша мог научить на этих убогих гладкоствольных пушках, он не представлял. Поэтому, не стесняясь, написал письмо президенту, в котором изложил мысль о том, что обучать стрелять из устаревшего оружия не может, ибо не представляет как им можно пользоваться. Саша от души поюродствовал, говоря о том, что он готов обучать рекрутов, но все упирается только в материальную часть. Однако формально дал свое согласие. Поэтому Джефферсон отреагировал мгновенно — в тот же день пришла телеграмма с просьбой прислать перечень военного имущества, необходимого Александру.
Великого князя такой расклад заинтересовал, и он решил пойти дальше в своей авантюрной импровизации. А потому сделал заказ на двадцать четыре двадцатифунтовых полевых пушек Армстронга образца 1860 года. Нарезные, железные, заряжаемые с казны пушки калибром 95-мм и длинной ствола в 84 дюйма делали эти полевые орудия лучшими в мире из тех, которые можно было достать. Их было очень сложно приобрести, так как Великобритания выпускала их ограниченными сериями, но великий князь решил покапризничать. Помимо этого шел заказ еще на целую партию винтовок и карабинов Шарпса модели 1859 года, калибром 0.52 дюйма, причем с запасом — по три и две тысячи соответственно. Само собой Александр не постеснялся в боеприпасах, особенно артиллерийских, запасах продовольствия и под самый финиш заказал наборы формы для всех сил усиления в том же фасоне и расцветке, что и в бригаде. Влетало это в очень большую копеечку. Но, как ни странно, но уже девятнадцатого августа пришла телеграмма: «Все обеспечим. С орудиями будет заминка, но в течение сорока-пятидесяти суток поставим». Саша даже несколько растерялся. Он ведь просто хотел пошутить, заказывая самое лучшее и понимая, что его достать почти невозможно, тем более быстро. А тут вон оно как происходит…
Поэтому, Саша развил бурные строительные работы по укреплению своей ставки в Вашингтоне, теперь уже без шуток осознавая, что руководство Конфедерации в него верит и возлагает особые надежды. Начать работы по созданию форта великий князь решил с парка, окружающего Капитолий. Его вырубили, а землю выровняли таким образом, чтобы убрать все укрытия и сделать получившееся поле прекрасно простреливаемым.
Дальше строительные работы завертелись вокруг самого здания. В первую очередь укрепляли стены, особенно первого и второго этажа, для чего использовали имеющийся в городе цемент и железные прутья. Цемент заливали в дощатые опалубки по периметру здания, доводя толщину стен до очень солидной величины. Таким же образом укрепляли перекрытия между этажами, только дополнительно добавляя мощные кирпичные колонны, которые должны были поддерживать армированные стяжки. Работы шли быстро и тормозились только наличным цементом да песком, которые подвозили местные предприниматели даже из занятых северянами городов.
Кроме непосредственного укрепления стен шло сооружение стрелковых позиций, пулеметных гнезд и артиллерийских амбразур. Оба первые этажа теперь занимали казармы на три тысячи человек, столовая и кухня. Лазарет, колодцы, многочисленные склады и прочее располагалось в подвалах. Там даже баня и прачечная предусматривалась. Правда, пришлось несколько помучиться с вентиляцией, которую сделали на основе разности давлений, просто выведя вытяжную трубу повыше. Весь третий этаж теперь занимался атлетическим залом, где можно было размяться после длительного нахождения в тесных помещениях казармы. А на самой крыше разместились наблюдательные пункты. Все, конечно, располагалось очень плотно, но оно того стоило. Особенно пришлось потесниться солдатам в казармах. Такая теснота, впрочем, привела к необходимости вводить очень жесткий режим с регулярным проветриванием и влажной уборкой.
Как вы видите, объем работ был диким, а плотность построек — очень высокой. Поэтому все две тысячи восемьсот человек получили увлекательнейшее занятие на все время не занятое сном и едой. Особенно тяжело пришлось южанам, которые просто оказались не готовы психологически к таким нагрузкам. Но Александр постоянно смешивал наряды, что очень помогало делу — ребята втягивались, глядя на своих русских коллег по несчастью.
Все шло относительно тихо до тех пор, пока в конце августа не начались покушения. К счастью они все носили очень дилетантский характер и простая осторожность, вкупе с элементарным везением позволяли великому князю избегать этих «подарков судьбы». Мало того, каждый раз получалось задержать исполнителя и военно-полевыми методами допроса оперативно выйти на его непосредственного нанимателя и начать раскручивать того. Но итог всегда был один и тот же — третий-четвертый персонаж в цепочки оказывался трупом до того, как к нему добирались новоявленные контрразведчики. Слишком грубо работали и привлекали к себе внимание. Это очень сильно раздражало Александра и заставляло напрягать его свои мозги в попытках вспомнить все, что могло бы бойцам пригодиться. А после проводить «дискуссионные клубы», где рассказывать свои соображения. Тем более что все разведчики в бригаде по совместительству оказались еще и службой собственной безопасности ордена «Красной звезды». Это давало свои результаты, и служба очень быстро прогрессировала, но, пока безрезультатно.
Решение проблемы, как это обычно и бывает, принес случай. Во время одного из посещений великим князем города по каким-то коммерческим вопросам, Василий Рогов, лейтенант бригадной разведки, ведущий наблюдение за Александром под видом гражданского, заметил своего конкурента — что имел совершенно неприметный вид, но уж сильно заинтересованно посматривал на подъезд дома, куда полчаса назад зашел Саша. А потом, он последовал за ним, после того, как тот вышел. Василий подал знак трем другим наблюдающим, и они аккуратно стали этого любопытного «везти». Дальше — больше. К концу третьих суток круглосуточной слежки получилось выявить целую агентурную сеть. Как и в Москве, особую роль в этом деле сыграли уличные дети, на которых, как правило, никто не обращает внимание. Но не только. Разведчики Саши стали работать с куда более интересным контингентом — бомжами, через которых получилось выйти на различные преступные элементы. В общем, долго ли, коротко ли, но три покушения и десять суток времени, привели к тому, что на стол великого князя легла папка с перечнем всех выявленных участников вражеской агентурной сети, их способов связи и конспиративных квартир. Необходимо было переходить к активной стадии операции «Буря в стакане».
Для чего люди Александра в Джорджтауне покупают десяток довольно ветхих домов, единственным достоинством которых являлся внутренний двор, куда можно было въехать на фургоне, и просторный подвал. Их самым энергичным образом приводят в порядок. А именно возводят высокий, красивый забор из досок, чтобы соседи не подсматривали, и осуществляют звукоизоляцию подвала. Причем очень просто. За счет того, что он был просторный, в нем делаются относительно тонкие бетонные стяжки, которые прокладываются деревянными решетками с пустотами. Семь таких слоев позволяли глушить даже револьверный выстрел. Параллельно с этими приготовлениями шла разработка выявленных агентов — продумывался порядок захвата и алиби, которое бы обеспечило им относительно спокойное отсутствие в глазах подельников.
Двенадцатого сентября 1861 года началась третья фаза операции «Буря в стакане». Люди в неприметных одеждах на совершенно обычном крытом фургоне подъезжали к обозначенным домам и спустя полчаса куда-то уезжали. Тихо и спокойно. В городе все было также аккуратно. Выявленных агентов противника брали самыми изощренными способами. Например, напоив в баре, и помогая, в глазах окружающих, добраться поплывшему собутыльнику до дома. Или вежливой просьбой закурить в темном переулке с револьвером в руке и милейшей улыбкой на губах. В общем, ребята проявляли не дюжую смекалку и находчивость.
Доставленных персонажей приводили в чувство, после чего прямо говорили о том, что они «попали». Так как заранее было известно, какой примерно характер у человека, то легенды варьировали. Разведчики представлялись агентами самого широкого спектра организаций — от мормонов и китайской разведки до агентов ее величества королевы Виктории. После того, как разработка товарищей заканчивалась, их всех, кроме самых интересных, ждала довольно печальная участь. Пуля из револьвера в затылок, грубый мешок с камнем и дно реки Потомак, куда их отправляли ночью с той стороны мосты, которая была в это время хуже всего освещена Луной. Тихо, технично и аккуратно.