Парень увидел, как я подхожу, и мигом вскочил на ноги.
- Не ты ли здесь будешь Клинтон? - спросил я.
- Ну я, - воинственно ответил он. - А в чем дело?
- Отлично! Меня зовут Брекенридж Элкинс, и я явился сюда, дабы устранить все несправедливости, причиненные моей родне! - начал было я издалека, причем самым вежливым и деликатным образом.
- Отлично! А меня зовут Джон Клинтон, и я отродясь о тебе ничего не слышал! - раздраженно ответил парень и, прервав всякие дальнейшие переговоры, заехал мне кулаком в ухо, да еще вдобавок успел пару раз лягнуть меня по ногам. Но я даже тут сумел сдержаться и всего лишь один разок дал малому в челюсть, отчего он перемахнул через лошадиное корыто, пролетел ровно семнадцать с половиной футов и воткнулся головой в старую сточную канаву возле лошадиного стойла.
Тут дядюшка Джоэль как-то слабо вскрикнул, и я обернулся как раз вовремя, чтобы лицом к лицу встретить подбегавшего ко мне сзади парня.
- Я шериф! - закричал он, тыча пальцем в свою начищенную до блеска звезду. - Я должен арестовать тебя и немедля посадить в каталажку, поскольку ты только что очень возмутил общественное спокойствие!
Со всей свойственной мне кротостью я совсем уж было собрался подчиниться, поскольку папаша всегда требовал от меня должного уважения к закону, но вдруг вспомнил, что речь идет о нашей семейной чести, а здешний шериф наверняка давно принял сторону Клинтонов. Поэтому я очень осторожно отобрал у него оба револьвера, чтобы он не успел причинить ими себе какой-нибудь вред, а его вздрагивающее тело - так же очень осторожно положил в лошадиную поилку.
- Поскольку ты есть явный клеврет семейства Клинтонов, - сурово сказал я, - мне приходится поступать с тобой, как с любым другим из этих напрасно топчущих землю койотов!
Последние слова я проревел так, что во всех домах на улице задребезжали стекла: ведь я уже начинал сердиться по-настоящему! И тогда я достал пару своих шестизарядных и застрелил насмерть несколько вывесок и в придачу к ним несколько уличных фонарей, дабы должным образом подчеркнуть свою точку зрения. Всех людей с улицы точно метлой смело, ежели, конечно, не брать в расчет дядюшку Джоэля, схоронившегося под лошадиным корытом.
Подумав немного, я решил, что меня здесь просто не узнали, поэтому я еще разок во всеуслышание объявил, кто я таков:
- Здесь перед вами Брекенридж Элкинс, с Медвежьей Речки в Неваде! Я приехал сюда, чтобы должным образом позаботиться о клане Гарфильдов! - Мне почему-то никто не ответил, и тогда я добавил: - Выходите же сюда, вы все, нашедшие себе приют в Зубе Пилы паразиты, и говорите, открыто и честно, на чьей вы стороне! Но помните: кто не со мной - тот против меня!
Затем, пораженный внезапной мыслью, я недоуменно спросил:
- Черт возьми, а куда же подевался тот продажный шериф?
Мне по-прежнему никто не отвечал; тогда я быстро зашел в салун и там, за стойкой бара, обнаружил присевшего на корточки парня, который давился и кашлял, пытаясь проглотить свою бляху. Перегнувшись через стойку, я взял малого за шкирку, перетащил его на эту сторону и поставил перед собой на пол.
- Так вот, значит, ты как?! - в ярости заорал я ему прямо в ухо. Хочешь выставить меня на посмешище, пытаясь уничтожить столь ценную улику! Да за такое я с тебя не то что живьем скальп сдеру, а...
Но тут малый почему-то закатил глаза и упал в обморок, поэтому я раздраженно швырнул его в угол и решительно вышел из бара. Надо же! Все любопытные головы, повысовывавшиеся было из разных углов, тут же нырнули обратно, будто их и в помине не было!
Тем временем дядюшка Джоэль уже, суетясь, залезал в свою повозку, но я мигом добежал до нее, прыгнул и очутился рядом с ним, и повозка слегка покосилась, и лошади дико заржали, и мы тронулись в путь.
- Где вы проживаете, дядюшка Джоэль? - крикнул я.
- Вон там, - ответил он, облизнув пересохшие губы, и указал на видневшуюся вдали, примерно на расстоянии мили, за полями люцерны и выгонами, крышу дома.
- Послушайте, дядюшка, но мы же никуда не едем! Мы просто тащимся! Мы стоим на месте! - заметил я. - Дайте-ка мне сюда вожжи! - Я забрал вожжи из рук старика и хорошенько гикнул, отчего те мустанги буквально взвились в воздух, а затем понеслись вперед, едва касаясь копытами земли.
Но дядюшке Джоэлю, похоже, такая езда доставляла на удивление мало радости. Он вцепился в борта своей повозки и только жалобно вскрикивал всякий раз, когда мы срезали какой-нибудь угол на одном колесе. А все люди, мимо каких мы проезжали, тоже жалобно кричали и врассыпную бросались с дороги прямо в поля.
- Что за черт? - недоуменно спросил я. - Да что с ними со всеми такое творится? - И, вытащив свой шестизарядный, я посбивал шляпы с кое-кого из тех суетящихся парней в надежде хоть чуть-чуть развеселить дядюшку Джоэля. Но дядюшка почему-то упорно продолжал оставаться совсем грустным!
Когда мы подъехали к дому, я прикинул, что уже нет никакого смысла останавливаться, чтобы открыть ворота. Мы ехали так быстро, что все равно должны были сквозь них проехать. И мы проехали, только вот дядюшку Джоэля задело каким-то обломком по голове, и он дико завопил от боли. А когда мы ворвались во двор ранчо, мне стало ясно: лошадки хотят проскочить его насквозь, и тогда я решительно осадил их, и с повозки соскочило одно колесо.
Но, конечно, мне бы в любом случае удалось остановить наших скакунов, ежели в не лопнули те гнилые вожжи. И мустанги проскочили-таки через двор и повисли в воздухе сразу за домом, запутавшись в кроне большого дерева, а из дома выбежала пожилая леди, а за нею четыре девушки и три парня. И пожилая леди сказала:
- Во имя всего святого, что тут случилось?!
Затем, обнаружив, что дядюшка Джоэль лежит бездыханным телом, они закричали все разом и старая леди запричитала:
- О Боже, он убит! Воды! Принесите скорее воды!
Какого черта, подумал я, разве поможешь делу водой, если старика действительно зашибло насмерть! Но тут я заприметил поблизости лошадиную поилку, где плескалось около тридцати или сорока галлонов этой самой воды. И я подошел к ней, и поднял ее, и принес ее туда, где лежал дядюшка Джоэль, и они уставились на меня так, будто никогда раньше не видели, как человек носит это чертово корыто.
И я вылил все корыто на дядюшку Джоэля, и он закашлялся, сел и, отфыркиваясь, спросил:
- Какого черта? Ты что, решил меня утопить?
- Кто это такой, па? - спросила старая леди. Она почему-то явно чувствовала себя не в своей тарелке.
- Он утверждает, что он - мой племянник, - вздохнул дядюшка Джоэль. Говорит, дескать, приехал, чтоб помочь нам утрясти то старое дельце с Клинтонами.
- Но я думала, там уже все само собой утряслось, - нерешительно пробормотала старая леди. - Они ведь выиграли дело в суде, ну и...
- Никакое дело никогда не бывает утрясено до тех пор, пока Элкинсы и их родичи не победят окончательно и бесповоротно! - горячо возразил я. Военные действия только начинаются! Как зовут этих молодых людей?
Глядя на парней, я испытывал то же самое разочарование, какое испытал, впервые увидев дядюшку Джоэля. Да, эта чахлая семейная ветвь безусловно не дотягивала до размеров, принятых у нас, на Медвежьей Речке! Ведь эти мальчики были уже почти совсем взрослыми мужчинами, но ни один из них не превышал ростом шести футов, чтоб я лопнул!
- Их зовут Билл, Джим и Джо, - сообщил дядюшка Джоэль. - А девушек зовут...
- Сейчас это не имеет никакого значения! - сурово оборвал его я. - Всем женщинам этой семьи надлежит просто укрыться в безопасном месте! Джо! Пойди сними с дерева тех мустангов и отправь их на выгон! Билл! Ты запряжешь вон в тот фургон пару смирных лошадок и отвезешь своих сестер и матушку в Зуб Пилы, где они будут оставаться до самого конца военных действий!
Старая леди в замешательстве посмотрела на дядюшку Джоэля, но тот лишь беспомощно покачал головой и сказал:
- Лучше сделать так, как он говорит, мать! Он все равно уже начал командовать, и, видит Бог, я совсем не тот человек, который смог бы его переубедить!
- Джим! - решительно заявил я. - Садись на лошадь, привяжи к шомполу кусок какой-нибудь белой тряпки и езжай, скажи тем Клинтонам, чтобы они тоже отправили своих женщин в Зуб Пилы. Мы не можем позволить себе подвергать особ прекрасного пола даже самому малейшему риску!
- Но у меня нету белой тряпки, - слегка растерянно ответил парень.
Укоризненно покачав головой, я снял с бельевой веревки простыню и оторвал от нее приличный шмат для Джима.
- О Боже! - сразу запричитала старая женщина. - Моя лучшая простыня!