Сенсация умерла, как умирают самые потрясающие сенсации, за недостатком продолжения. В опубликованном во всех европейских газетах открытом письме наследный принц приносил неизвестному благодарность и обещал, что этот долг не будет забыт, если когда-либо Святому понадобится помощь высших эшелонов власти. Британское правительство вслед за этим предложило отпущение всех прошлых грехов при условии, что Святой предстанет перед общественностью и поклянется впредь направлять свою энергию и изобретательность на более законные цели. Единственным ответом было посланное во все ведущие информационные агентства вежливое письмо с благодарностью и отказом.
К сожалению, – писал Святой, – я, как и мои друзья, убежден; что прекращение нашего дела в тот момент, когда оно начинает оправдывать себя, – это отражается в криминальной лондонской статистике и (что еще более важно) в уменьшении количества мелких проступков против нравственных заповедей, которые даже не учитывает статистика, – было бы с нашей стороны, в первую очередь с моей, актом неоправданной трусости. Обещание нашей безопасности не может заставить предать те убеждения, которые нас объединили. Игра больше игрока... Что касается лично меня, то я нахожу респектабельную жизнь невыносимо скучной. В наши дни нелегко свернуть с проторенной колеи: нужно быть бунтовщиком, и скорее всего мы закончим свой путь на кладбище для бедных, а не в Вестминстерском аббатстве. Но я более чем уверен в правильности выбранного пути. Ценности универсальны и просты. Справедливость – добро, если она осуществляется непреклонно. Борьба – добро, если то, за что вы боретесь, благородно и достойно любви. Опасность – добро, если она пробуждает вас и заставляет жить в десять раз интенсивнее. А открытая схватка может быть лучше всего, если она идет за ваши убеждения, за высшую веру в романтику, над которой смеется цивилизация, называя ее обманом и западней... Поскольку нелепые законы этой страны запрещают мое дело, я отказываюсь им повиноваться и буду сам судить о мере ответственности людей, нанесших обиду...
Но, как ни странно, очень жадная до сенсаций публика ожидала, что Святой немедленно начнет действовать в соответствии со своим потрясающим заявлением. День проходил за днем, а ничего не происходило. Те, кто начал ходить с оглядкой в ожидании кары от всеведущего Неведомого, подняли головы и стали чувствовать себя увереннее, заявляя, что Святой просто струсил.
Прошло две недели, месяц – и Святой быстро превратился в нечто подобное расплывчатой легенде о давно ушедших временах.
А затем в один июньский день на улицах Лондона вопящие мальчишки-газетчики начали продавать специальный выпуск газеты «Ивнинг рекорд», и мужчины и женщины сбились в нетерпеливые группы на мостовой и читали самую потрясающую историю о Святом, когда-либо преподносившуюся прессой.
Теперь история, пересказанная уже сотни раз, пересказывается снова, но под другим, более интимным углом зрения, с некоторыми подробностями, о которых ранее не говорилось.
Это история о том, как Саймон Темплер, многим известный как Святой (возможно, из-за инициалов, но скорее из-за его «безгрешной» манеры совершать отнюдь не святые поступки), случайно обнаружил ниточку, приведшую к самому поразительному приключению в его жизни. Это также история о Нормане Кенте, его друге, и о том, как в некий момент он держал в своих руках судьбу двух наций, а может быть, и всей Европы, как он справился с этим и как в один тихий летний вечер в доме на Темзе, без героики и мелодрамы, сражался и погиб за идею.
Как Саймон Темплер отправился на автомобильную прогулку и увидел странное зрелище
Саймон Темплер редко читал газеты, а когда все-таки читал, то с максимальной быстротой просматривал страницы, мгновенно отбирая нужные ему сведения. Информация, полученная за медяки, в основном не представляла для него интереса. Он нисколько не интересовался политикой; сообщение о том, что жена печатника из Уолтмстоу разродилась четверней, его не трогала; статьи, подобные таким, как «Место мужчины в доме» (написана Анастасией Гаук, блестящим автором «Страсти в Пимлико»), оставляли его совершенно безучастным. Но однажды вечером в газете, которую он купил, чтобы ознакомиться с результатами скачек, его внимание привлекла заметка на четверть колонки с фотографией.
Два совпадения привели его от этой случайной информации к горячему следу, всегда привлекающему внимание Святого.
Первое совпадение произошло на следующий день, когда он, находясь на Ладгейт-Серкус, решил заглянуть в пресс-клуб в надежде повстречать кого-нибудь из знакомых журналистов. Он встретил Барни Мэлоуна из «Клариона» и был немедленно приглашен на ленч, что полностью соответствовало его желаниям. Святой всегда с предубеждением относился к ленчу в одиночестве.
Во время ленча разговор шел обо всем и ни о чем, если не считать маленькой интерлюдии.
– Чего-нибудь новенького о Святом не слышно? – с невинным видом спросил Саймон, и Барни Мэлоун покачал головой:
– Похоже, он удалился от дел.
– Я только в отпуске, – заверил его Святой. – После штиля – шторм. Подождите до следующей сенсации.
Саймон Темплер всегда говорил о Святом в первом лице, как если бы он лично и был этим изгоем с сомнительной репутацией. Барни Мэлоун, хорошо знакомый с эксцентричным чувством юмора Темплера, склонен был считать эту аффектацию совершенно невинной.
Спустя полчаса, за кофе, Святой вспомнил о заметке, привлекшей его внимание, и попросил прокомментировать ее, добавив:
– Вы можете быть совершенно откровенны с дядюшкой Саймоном. Ему известны все штучки-дрючки в вашей профессии, и он не разочаруемся, если узнает, что эту заметку сочинил старший помощник младшего редактора, чтобы в последний момент заткнуть образовавшуюся дыру.
Мэлоун улыбнулся:
– Как ни странно, но вы ошибаетесь. Научные открытия под кричащими заголовками, о которых вы читаете, как правило, чепуха. Но если бы вы были чуть более образованны, вы бы слышали о К. Б. Варгане. Он, конечно, совершенно сумасшедший, но он ученый. И хорошо известен в Королевском научном обществе.
– Так вы полагаете, за этим что-то скрывается? – поинтересовался Святой.
– Может быть, да, а может, и нет. Эти изобретения имеют тенденцию чудесным образом терять свои качества, как только их пытаются использовать не в лаборатории, а в более широком масштабе. Например, уже давно изобретены «лучи смерти», убивающие мышь на расстоянии двадцати ярдов, но я никогда не слыхал о том, чтобы лучами пытались убить быка на расстоянии полумили.
Барни Мэлоун смог рассказать о некоторых подробностях изобретения Варгана, вычеркнутых из заметки синим карандашом дежурного редактора, как абсолютно непонятные широкой публике. И Саймону Темплеру, чье обучение научным дисциплинам остановилось задолго до появления Эйнштейна, они тоже были непонятны, но он внимательно слушал.
– Удивительное совпадение, что вы упомянули об этой заметке, – сказал Мэлоун, – ведь я сам брал интервью у этого человека сегодня утром. Он ворвался как сумасшедший в редакцию около одиннадцати часов и громко вопил, почему материал о нем не поместили на первую полосу. – И Барни весьма живописно изобразил это вторжение.
– Но что толку в таких изобретателях? – спросил Святой. – Новой войны теперь не будет лет сто.
– Вы так думаете?
– Так мне говорили.
Брови Мэлоуна взлетели на лоб именно в той сдержанно-высокомерной манере, в которой журналисты выражают отношение к невежде, вылезшему со своим мнением относительно международной политики.
– Если вы будете живы в течение ближайших шести месяцев, – сказал Мэлоун, – я увижу на вас военную форму. Или вы откажетесь от службы по моральным соображениям?
Саймон задумчиво постучал кончиком сигареты по ногтю большого пальца.
– Вы говорите серьезно?
– Я абсолютно серьезен. Мы, журналисты, ближе ко всему этому, чем остальная публика, и первыми замечаем, что происходит. А через несколько месяцев это заметит вся Англия. Надо сказать, что за последнее время произошло немало любопытных событий.
Саймон с неожиданным интересом ждал продолжения; и Барни Мэлоун, задумчиво пыхнув трубкой, продолжал:
– За последний месяц в Англии по обвинению в нарушении закона о государственной тайне были арестованы, преданы суду и посажены трое иностранцев. Иначе говоря – шпионаж. За это же время аналогичным образом в разных концах Европы поступили с четырьмя англичанами. Замешанные в скандал государства заявили, что осужденные нами люди не являются их гражданами, но поскольку все страны всегда отказываются признать своими гражданами провалившихся шпионов, им никто не верит. Аналогичным образом и мы отреклись от четырех англичан, и, естественно, нам никто не поверил. А я случайно знаю: это правда. Если вы цените тонкие шутки, обдумайте то что я вам сказал, посмеемся при следующей встрече.
Святой шел домой задумавшись.
Он обладал особым даром: взяв несколько заурядных фактов на первый взгляд совершенно не связанных между собой, сопоставить и найти в них ключ к разгадке тайны.
Неожиданные приключения выпадали ему только потому, что он их не избегал, и потому, что он их ожидал. Он верил: жизнь полна приключений и авантюр – и летел вперед на сверкающем гребне этой веры. О таких людях, как Саймон Темплер, говорят: «этот человек родился со звуками трубы в ушах». Он, так же как средневековый рыцарь, услышавший трубный призыв, мчался на зов с таким мощным романтическим пылом, что один из друзей назвал его, как бы в шутку, «последним героем».
– «От риска, схватки и внезапной смерти спаси нас, Господи!» – процитировал Святой однажды. – Как может живой мужчина просить об этом? Да это же плоть и кровь жизни, только ради них и стоит жить! В риск и схватку ввергни меня, Господи, по самые уши! Вот так бы я сказал...
Так говорил Святой – человек изумительной отваги и безрассудства, странного героизма и недостижимых идеалов. И он стал доказывать, как многие в его возрасте, что вдохновленный человек плащом и тростью может биться и побеждать подобно тому, как побеждали древние рыцари щитом и мечом. Он понимал, что современная острота может ранить не хуже средневекового копья и что настоящие доблесть и отвага добиваются успеха не столько оттого, в каком веке происходят события, сколько благодаря тому, кто носит эти качества в своем сердце.
Но даже он сам не мог предполагать, в какую странную историю втянет его дар сопоставлять факты и его убеждения, о которых говорилось выше.
По тем сведениям, которые он почерпнул из газет и рассказа Барни Мэлоуна, Святой мысленно выстроил башню из возможностей и вероятностей такой высоты, что, закончив, сам поразился. А потом, поскольку он умел превращать результаты своих размышлений в практические ценности, то сейчас запомнил эти сведения и больше о них не думал.
Иногда избыток святости становится опасным.
Саймон Темплер смущался своей фантазии. Это было единственное, чего он смущался, и, естественно, держал это в тайне, о которой никто не подозревал. Те, кто знал его; утверждали, что его бесстрашие иногда принимает формы чистой бравады, и они были весьма далеки от истины. Если бы Святой стал спорить по этому поводу, то сказал бы, что его стиль небезупречен прежде всего из-за большой осторожности. Но в данном случае осторожность улетела прочь, а воображение одержало триумфальную победу после второго совпадения.
Это случилось тремя днями позднее, когда утром Святой проснулся и обнаружил, что дожди, неделю лившие над Англией, уступили место безоблачному голубому небу и сияющему солнцу. Он выглянул из окна спальни и подозрительно потянул носом, но дождем и не пахло. Святой тут же решил, что делами вполне позволительно пренебречь, лучше взять машину и отдохнуть на лоне природы.