— А еще можно тушить помидоры в кетчупе. Так значит, они застукали вас под тем кустом шиповника, что рядом с дорогой?
— На нашем острове только один куст шиповника, насколько я знаю, — ответила Бронислава.
Хельга хмыкнула и сказала, обращаясь к Дитриху:
— Помнишь, ты нарыл где-то песню про белый шиповник? Такая грустная. Тара-тарарам, та-ра-ра-ра-рам… Давай поставим. Пусть послушают — очень подходит.
— Я перезаписал тот кристалл, — ответил Таугер.
— Жалко…
— Это же на вашем языке? — спросил Влад, указывая на надпись латиницей. — Что там написано?
— “Ничего для них. Никогда”, — неохотно ответил Дитрих.
— Я так и подумал, — мрачно сказал Влад. — А ты — ты уже подумал? Что ты решил?
Таугер взъерошил свои короткие волосы.
— Поняла, Хельга, с кем ты спишь? С маньяком-убийцей.
— Ну, с маньяком — это точно, — ответила девушка. — А насчет убийцы — ты ведь еще не сказал ни да, ни нет.
— И как ты думаешь, что я скажу?
— Мы же почти ничего не знаем про Вторую Гражданскую Войну Белых, — задумчиво произнесла Хельга. — Это было так давно… У наших предков могли быть причины кидать предъявы к предкам Влада. А у вас друг к другу ничего нет. Наверно, можно убить человека, но ведь не из-за бабушкиных сказок же.
Дитрих улыбнулся. У Влада перехватило дыхание. Он отложил пирожок, чтобы не поперхнуться им.
— Она права. Нет, — сказал Дитрих.
— Ты должен сделать это сам, и быстро, — продолжал Таугер. — Чтобы они не могли тебя спасти. Могу посоветовать прыжок с высокого здания — гар-р-рантированный результат. Со второго корпуса университета, там, где лаборатория, например.
Внутри у Влада все оборвалось. Перед глазами замелькали разноцветные полосы и пятна.
— Но я пойду с тобой, — как сквозь вату, услышал он голос Дитриха. — Я скажу, что это сделал я. Чтобы твоих родителей не отправили всю жизнь поднимать науку в Антарктиде. Но не надейся, подталкивать я тебя не буду. Зассышь — значит, туда тебе и дорога.
Влад глубоко вздохнул, справился с собой и ответил:
— Хорошо.
— Я зайду за тобой, когда стемнеет.
Влад поднялся, чуть не опрокинув чашку с недопитым чаем. Встала и Бронислава.
— До свидания, — вежливо сказала девушка. Бронислава просто была хорошо воспитана, но из-за этой ее невинной реплики Владу показалось, что он уже умер. И находится в аду.
Впрочем, очень скоро ему предстояло проверить свои ощущения на месте.
В темноте звучала музыка. Дитрих подумал с досадой, что левая колонка опять фонит.
— Я вот все думаю, а граф — это кто? — пробормотала Хельга, и он понял по ее голосу, что она уже засыпает.
— Я думаю, что-то вроде вана.
— А почему ты им не дал послушать?
— Не хотел, чтобы Бронислава плакала.
Куплет закончился, и снова пошел проигрыш.
— Ты скажешь, что убил его, — пробормотала Хельга. — Они поверят. Но они спросят — почему.
— Из ревности.
Девушка молчала так долго, что он решил, что она уже заснула. Но Хельга сказала:
— Да, тогда они могут оставить тебя в живых. Так и скажи.
— Так, значит, ты меня любишь.
Хельга уже проваливалась в темные сладкие глубины сна. Но странный, изменившийся голос Дитриха выдернул ее обратно в реальность, как крючок рыболова, впившийся в глотку рыбе и вышедший из тела где-то за жабрами. Дитрих встал и начал одеваться, наощупь собирая разбросанную одежду. Хельга повернулась на спину и сказала сердито:
— Да при чем тут это-то.
— Ты видела, как его Броня на меня зыркнула, когда я сказал, что не трону Влада?
— Так это нормальная логика, — ответила Хельга. — Или мой, или ничей.
Таугер тихонько засмеялся:
— А у тебя, значит, ненормальная?
У Хельги перехватило голос. Она подумала, что именно это, должно быть, чувствует Дитрих каждый раз, когда хочет сказать хоть слово. Девушка сглотнула тугой комок. Взвизгнула молния на штанах Дитриха.
— С кем поведешься, от того и наберешься, — ответила Хельга.