Однако он заставил ее повторить свои распоряжения.
— Отлично, — сказал он. Секретарша вышла. — И побыстрее, — сказал он вслед закрывающейся двери. Потом повернулся к Эллен и самодовольно улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ.
Постепенно с декана слетело выражение военной четкости, и ему на смену пришло выражение отеческой заботы. Он наклонился вперед, упершись пальцами в стол.
— Неужели вы приехали в Блю-Ривер только за этим? — спросил он.
— Меня пригласили в гости друзья.
— А-а-а.
Эллен открыла сумочку.
— Можно я закурю?
— Разумеется. — Он пододвинул к ней хрустальную пепельницу. — Я и сам курю, — снисходительно признался он.
Эллен предложила ему сигарету, но он отказался. Она зажгла свою сигарету спичкой, которую вынула из белой коробочки, на которой медными буквами было напечатано: «Эллен Кингшип».
Декан с сомнением посмотрел на коробочку.
— Ваша порядочность в финансовых вопросах весьма похвальна, — с улыбкой сказал он. — Если бы она встречалась почаще. — Он взял в руки бронзовый нож для открывания писем. — Мы начали сооружение нового спортивного зала. Несколько человек обещали взнос в это предприятие, но в последнюю минуту отказались.
Эллен сочувственно покачала головой.
— Может быть, ваш отец захочет помочь нам в память о вашей сестре…
— Я его спрошу.
— Я буду вам очень признателен. — Он положил нож на стол. — Такие пожертвования исключаются из суммы, облагаемой подоходным налогом, — добавил он.
Через несколько минут вошла секретарша с кипой папок в руках и положила их на стол перед деканом.
— Пятьдесят первый год, — сказала она. — Шестой поток. Семнадцать студентов-мужчин.
— Отлично, — сказал декан.
Секретарша вышла. Он выпрямился в кресле и потер руки. Перед Эллен опять был военный человек. Он открыл папку, лежавшую сверху, и стал перелистывать страницы, пока не дошел до заявления, к углу которого была прикреплена фотография.
— Брюнет, — сказал он и отложил папку налево.
Просмотрев все папки, он разложил их на две неравные стопки.
— Двенадцать с темными волосами и пятеро со светлыми, — сказал он.
— Эллен писала, что он хорош собой…
Декан подтянул к себе стопку из пяти папок и открыл первую.
— Джордж Спейзер, — сказал он. — Красивым его, пожалуй, не назовешь.
Он вынул из папки заявление и протянул его Эллен. С фотографии смотрело лицо подростка с почти отсутствующим подбородком и глазами-буравчиками. Эллен покачала головой.
Вторым оказался тощий юноша в очках с толстыми стеклами.
Третьему было пятьдесят три года, и волосы его были не светлыми, а седыми.
Ладони Эллен, которыми она сжимала сумочку, вспотели.
Декан открыл четвертую папку.
— Гордон Гант, — прочел он. — Не узнаете это имя? — Он протянул Эллен заявление.
На фотографии был изображен несомненно красивый молодой человек: светлые глаза, густые брови, твердый подбородок, небрежная усмешка.
— Похоже, это он, — сказал Эллен. — Очень возможно…
— А может быть, Дуайт Пауэлл? — спросил декан, протягивая ей другой рукой пятое заявление.
На фотографии был изображен серьезный молодой человек с раздвоенным подбородком и светлыми глазами.
— Какое имя кажется знакомым? — спросил декан.
Эллен растерянно переводила взгляд с одной фотографии на другую.
Оба были блондинами, оба — голубоглазыми, оба были хороши собой.
Эллен вышла из административного здания и остановилась на крыльце, глядя на серую под затянутым тучами небом территорию университета. В одной руке она держала сумку, в другой — листок, который декан вырвал из блокнота.
Двое… Это затруднит дело, но не так уж сильно. Она легко узнает, который из них ухаживал за Дороти… и тогда станет следить за ним, может быть, даже познакомится, но не под именем Эллен Кингшип. Будет подстерегать метнувшийся в сторону взгляд, уклончивый ответ. Не может быть, чтобы убийство не наложило на него свой след. (А Дороти убили — в этом она была почти уверена.)
Но не надо забегать вперед. Она посмотрела на листок бумаги, который держала в руке:
«Гордон Д. Гант
Западная Двадцать шестая улица,