И вот когда он узрел, что планета всецело охвачена страхом, отчаянием и цепляется за каждую соломинку в тщетных потугах спастись, Хранитель Веры вернулся на орбиту, подарив обездоленным тирайнцам яркую и безупречно чистую звезду надежды. Его космические десантники дождем пролились на землю в своих штурмовых капсулах, пылавших в атмосфере подобно метеоритам и рассеивавших сгущавшуюся тьму божьим знамением: он принес с собой мечты о новой жизни и порядке преданным, отчаявшимся, запутавшимся и сбившимся с истинного пути. И мы приветствовали его появление так же, как приветствовали бы самого Императора, соизволь он когда-нибудь спуститься к нам.
Хранитель Веры ходил среди нас, словно бог, провозглашая подлинную волю Императора, указывая нам новое направление и даруя смысл нашим молитвам.
Тирайн осталась миром-святилищем; ее благочестивые и самоотверженные жители вложили свой труд в восстановление потрясающих воображение памятников и соборов, некогда посвященных культу Императора Человечества. Отныне они сияют гротескной роскошью, украшенной символикой Великого Предательства — по изуродованным образам фальшивого Золотого Трона струится кровь. На алтарях и в прочих святых местах символику Империума сменили грубые изображения иных сил, ведущих нас по пути истинного Императора.
Здесь сам воздух загустел от возбуждающего тлена, и люди ведут себя, будто пьяные, а культы Слаанеш совратили многих и многих, и тирайнцы предаются извращенным наслаждениям, находя их даже в страданиях. Боль, мучения и даже смерть очень скоро стали для этих людей синонимами искусства. Пытки и истязания заменили собой молитвы и самопожертвование. И вместо того, чтобы выступить против этих еретиков, Великий Апостол принял их как родных: теперь голос Императора призывает нас купаться в крови невинных жертв.
Великий Апостол спас нас от отчаяния, и теперь наши стоны извращенного наслаждения звенят в глубине Вихря, маня, подобно маяку, других искателей удовольствий, мечтающих присоединиться к безумной оргии, охватившей наш мир.
Будь осторожен, дорогой читатель, ибо на Тирайн не осталось места ни для святости, ни для разума. Я даже не надеюсь, что ты придешь нам на помощь, зато смею рассчитывать, что мое предупреждение удержит тебя от появления в атмосфере нашей планеты. Держись подальше.
Не было ничего, кроме крови. Она струилась подобно рекам, словно сами боги зарыдали алыми слезами. Губы Эла шевелились, будто пытаясь выдать ее потаенные мысли, но все же с них не срывалось ни звука. В этих безмолвных словах смущенного сознания переплелись воедино тяжесть неприятия увиденного и детское изумление. В обворожительных сапфировых глазах, устремившихся в какую-то невидимую даль, засверкали хрустальные слезы.
Придворные некогда великого дома Ривалин со смешанными чувствами взирали на юную провидицу.
— Эта вырожденка ничего не знает о крови, — прошипела Мэвех Потаенной Радости, провидица дома Юфран. Сама не более чем ученица, прошедшая ритуал Туирианн каких-то двенадцать лет назад, она все же была более чем втрое старше малышки Эла. Молодое личико Мэвех скривилось в свирепой гримасе, натянувшей сложную паутину покрывавших его шрамов. Однако в глубине ее глаз лихорадочным блеском сверкала усмешка. — Она не знает того, на что смотрит, а потому ничего и не видит.
Остальные придворные зашептались. Одни соглашались с Мэвех, другие же пребывали в смятении: они не раз слышали предсказания Эла и понимали, что к ним следует относиться со всей серьезностью. Она вовсе не была простым ребенком, видящим во сне кошмары или грезящим наяву. Отношения двух юных провидиц отличались напряженностью и даже враждебностью, хотя никто толком не понимал причин этого.
— Так что вы все-таки видите, юная Эла из дома Ашбель? — Глубокий голос Уиснеха Анионского, расположившегося в стоящем посреди разгромленного тронного зала кресле, звучал спокойно. Но, хотя интонации и были нарочито мягкими и почти убаюкивающими, в них проскальзывали усталость и скептицизм. Лорд был одним из старейших среди присутствующих эльдар и участвовал в собраниях со времен, предшествовавших Войне Великих Домов. Он одним из первых среди высших эльдар Кэлора разглядел пошлую душу Идена Тэрту и представителей его воинского дома, когда тех еще только удостоили почетного места в этом священном собрании. Он стал свидетелем того, как утонченную, великую культуру династии Ривалин разжижали и оскверняли безмозглые выходцы примитивных домов, прибывших из-за Предела Стикслин. Тянулись века перемен, и Анион научился с сомнением относиться ко всему новому и молодому, но даже он видел необычную силу, скрытую в сознании находившегося перед ним ребенка.
Маленькая Эла, стоявшая в самом центре Круга Совета и окруженная со всех сторон сидящими в поломанных фамильных креслах представителями знати Кэлора, только покачала головой. Губы ее слегка скривились, словно от неожиданного приступа головной боли.
— Вы вовсе не желаете услышать о моих видениях. Вам хочется, чтобы я молчала.
— Быть может, маленькая морна, ты опасаешься того, что кто-то из этого собрания желает тебе зла? Ты это ощутила? — Сам провидец подался вперед на своем троне, опираясь на узловатый, кривой посох. Он повернул к юной протеже скрытое под капюшоном лицо и ободряюще улыбнулся, словно обещая защиту.
— Она напугана, Эгеарн Ривалинский, и вряд ли хотя бы осознает, что все мы здесь желаем лишь помочь ей обрести душевный покой и мечтаем о безмятежном будущем, где не будет места подобному безумию, — прошипела Мэвех, и провидцу показалось, будто сейчас он увидит, как меж ее зубов скользнет тонкий, раздвоенный язык.
Эла вновь обвела собравшихся взглядом, и по коже ее, словно от ледяного сквозняка, побежали мурашки. Она не позволила себе остановиться и всматривалась поочередно в глаза каждому, кто присутствовал на собрании: Мэвех, Уиснеху, Брикрю Слоэнскому, Келиддону Озианскому и самому Эгеарну — покровительствующему ей карадоку. На какое-то мгновение ей показалось, будто они сжимают свой строй вокруг нее, образуя кольцо силы и беря ее в плен. Они словно пытались проникнуть в самые потаенные ее мысли, издеваясь и смеясь над ее словами.
Девочка моргнула и огляделась снова — все эльдары занимали положенные им места, а на их непривычно грязных лицах замерло вопросительное выражение: они не могли постичь причин столь странного поведения юной провидицы.
— Я вижу реки крови, обрушивающейся водопадами со стен великих храмов. Вижу и памятники Великому Врагу, возносящиеся к затянутым багровыми тучами небесам. Колдун мон'ки зовет на помощь демонические орды, при взгляде на которые моя душа исполняется страха. Я вижу… — голос девочки стал едва слышен, словно она пыталась подобрать слова для обозначения чего-то жуткого, наименования которому не знала, — вижу конец дней. Это Падение.
— Оглядись! — взорвалась Мэвех, вскочила с поломанного кресла и драматично всплеснула руками. — Это ли не конец дней? Двор Ривалин лежит в руинах, сотни эльдар Кэлора валяются в лужах собственной крови под грудами обломков, пронзенные мечами своих же сородичей, став жертвами лживых клятв. И это… это дитя… как может она говорить о будущем, если не способна распознать в нем эхо настоящего; она слишком юна, чтобы понять разницу. В ее речах мы слышим только страх, не мудрость. Нет смысла тратить время и скудные ресурсы на проверку детских сказочек. Есть куда более насущные дела.
Закончив свое выступление, юфранская провидица прожгла Эла пламенеющим взором, словно девочка стояла сейчас перед судом. Глаза Мэвех мерцали потаенным огнем скрываемых эмоций, но оставались окнами души… и Эла чуть отступила назад, когда всмотрелась в их глубины. Она отодвинулась, стараясь увеличить расстояние между собой и соперницей, и натолкнулась спиной на кого-то, вставшего позади.
— Успокойся, моя маленькая морна, дитя мое. Давай уйдем уже отсюда — нам незачем смотреть на то, что будет дальше.
Эла оглянулась через плечо и увидела Эгеарна. Он стоял, согнувшись, и капюшон почти полностью скрывал черты его лица даже на столь близком расстоянии. Одной рукой он все так же устало опирался на узловатый посох, вторую же ласково положил на плечо Эла. Девочке на мгновение показалось, будто в тени плаща сверкнули отполированные зубы провидца, а по нижней губе старика скатилась струйка густой крови. Вырываясь, Эла инстинктивно отдернула руку.
В просторных помещениях величественной базилики Экстаза Тирайн звучали тысячи голосов, сливающихся в общий восторженный гул. Мерный, отражающийся эхом от стен речитатив звенел среди массивных колонн и изваяний, заставляя огромное здание содрогаться, словно живое.
Базилика эта являла собой подлинное сокровище Тирайн; она вздымалась к небесам на вершине Тиринитобии — самой высокой из гор, расположенных в обитаемых землях. Возвели храм в соответствии с величественными стандартами высокой готической архитектуры: длинные, разделенные на три прохода оси тянулись вдоль сводчатого нефа от основных ворот к алтарю, покоящемуся у стены великолепной апсиды. Внутри хватало места, чтобы разместить тридцать тысяч верующих, и храм всегда был полон: и от рассвета до заката, и от заката до рассвета. Непрестанный поток прихожан вливался в главные врата, вытесняя ранее пришедших через боковые. К алтарю сходились пересекающиеся трансепты, и в точке их схождения вспучивался пузырь высокого, потрясающего воображение свода. Выполненный из окрашенного в алый цвет стекла Кровавый Купол придавал рубиновый оттенок и залу, и алтарю… как поговаривали, именно такого цвета и была кровь самого Императора. Если же подняться над храмом, то можно было увидеть, как к величественному строению стекаются миллионные армии пилигримов, чьи челноки приземлялись на многочисленных космодромах в ближайших долинах. Трансепты храма вместо того, чтобы под привычными углами сходиться к главной оси, образовывали два могучих крыла, придавая базилике, если смотреть сверху, схожесть с имперской аквилой.
— Из пожарищ предательства, через кровопролитие отмщения несем мы слова правды вашим позабытым и отверженным сердцам. — Глубокий, раскатистый голос оратора гремел под сводами, отражаясь от массивных каменных колонн и проносясь над десятками тысяч голов, обращенных к проповеднику. — Ибо я — Хранитель Веры, первый сын великого иконоборца — носителя подлинного слова и возлюбленного чада богов.
Продолжая говорить, закованный в темные доспехи великан обрушил тяжелые кулаки на края купели, и собравшуюся паству осыпало каменными осколками. На поясе проповедника все так же безмятежно покоился меч с резной рукоятью. Люди взирали на гиганта с благоговением и восторженным смущением, впитывая каждое его слово, подобно изнывающим от жажды, истощенным переходом через пустыню путникам, дорвавшимся до воды. Тысячи лет ждали они прихода Императора, и когда уже казалось, что надежды их были самым подлым образом обмануты, с небес в потоках пламени спустился сей величественный воитель. Он поведал, что их обряды прекрасны и чисты, но обращены совсем не к тому, к кому следует: они поклонялись фальшивому Императору, плевавшему на все молитвы, призывавшему их к служению и подчинению, но не дававшему ничего взамен. Лживый идол не мог устоять против спустившегося на землю голоса истины — голоса иконоборчества и подлинных знаний… Хранителя Веры.
Когда паства в первый раз собралась в базилике, таинственный божественный воин взбежал к алтарю, сжимая в руках гигантскую аквилу — задача непосильная и для двух десятков мужчин с Тирайн. Разразившись демонстративным ревом, он перевернул герб вверх ногами и вонзил в плиту оскверненного и разбитого алтаря, ставшего символом отрицания всего того, что олицетворял прежде; именно тогда и зажглись огни революции, охватившей всю Тирайн.
— Я не прошу от вас ничего, что вы уже не отдавали бы прежде: лишь вашу веру и самозабвенное усердие. Да, знаю, вы отреклись от них, и тяжкое бремя ложится на мои плечи. Но вам не стоит переживать, ведь эти качества издавна являются частичкой ваших душ.
— Я, — продолжал воин, — прошу лишь о том, чтобы ваше усердие было обращено к подобающей цели и во имя правды. Направьте молитвы и дела свои к тем, кто слышит вас… к тем, кто прислушивается к вам.
— Вы рыдали, — продолжалась проповедь, — когда мир рухнул, но кто пришел на помощь? Кто вновь зажег свет на небосклоне и вернул чаяния сердцам? Кто вернул Тирайн жизнь, кровь и ярость? Император?
Тридцать тысяч глоток взорвались гневным, полным возмущения ревом. Толпа была взведена уже почти до неистовства.
— Нет! — прогремел голос проповедника, прокатившийся по залу и проходам так, словно говорил сам бог. — Это был я!
Тяжелый кулак великана разбил одну из каменных чаш для омовений.
— Я вернул жизнь вашему миру, принеся сюда голос истины, голос Богов Хаоса!
Над столпившейся паствой вновь прокатился рев, но на сей раз это был вопль экстаза — жители Тирайн открыли свои души Хранителю Веры.
— Все ваши молитвы должны быть обращены к ним — к богам, от чьей воли и милости зависят наши судьбы, к богам, что вознаграждают нас за труды своими великими дарами! Обратим же слова к тем, кто слушает, кто устремит к нам свои взоры и возвысит нас через страдания, дабы мы окрасили Галактику в красный цвет и утолили голод богов!
Кэлорские Пауки Варпа перемещались, оставаясь недвижимыми, проникая в реальность и вновь пропадая, точно крошечные хрустальные создания, населявшие «паутину», и от которых воины наследовали свое имя. Мощные и компактные прыжковые генераторы на их спинах позволяли создавать недолговечные отверстия в ткани материального пространства и проходить сквозь варп, возникая и исчезая подобно игле, прошивающей ниткой немыслимо черную ткань.
Когда отряд Пауков, облаченных в выкрашенные в гранатовые и золотые тона доспехи, возник на границе разрушенного сектора, прилегавшего к двору провидца, Адсулата вскинула руку, приказав всем остановиться, а затем отвела отряд в укрытие. Ей уже доводилось бывать в этих местах и прежде, и она знала, каких опасностей следует ожидать. Какой бы урон ни был нанесен двору Войнами Пророчеств, но охранялся он все равно отменно. На службе у верховного прорицателя во множестве состояли и провидцы, и заклинатели, да и сам он был достаточно силен, чтобы заранее почувствовать приближение отряда неуклюжих Пауков Варпа: способность пронзать реальность мало на что годилась, когда и охрана, и защитные системы прекрасно видели и в имматериуме.
Храм Пауков Варпа, скрытый в лесистых землях Периметра Стикслин, тоже серьезно пострадал во время недавних войн. Нынешнее его расположение держалось в тайне от посторонних, и многие из тех, кто оставался безоговорочно предан ривалинскому провидцу, полагали Пауков врагами всего искусственного мира. Тот же Уиснех Анионский, не задумываясь, прикончил бы любого из них, едва увидев, поскольку его войска понесли тяжелые потери от Пауков в сражении против великого экзарха, когда тот двинул свои армии против Совета. «К счастью, — подумала Адсулата, — мало у кого из уцелевших сторонников верховного провидца хватит отваги сражаться».
Даже издалека она могла видеть, какой ущерб нанесен этим территориям. Некогда изящные и прекрасные конструкции растрескались и лишились своей безупречности. То там, то здесь пробивались языки не до конца потушенного пламени; на обочинах улиц догорали реактивные мотоциклы и «Соколы». Скорее всего, трудолюбивому и ответственному великому провидцу не понадобилось бы много времени, чтобы все здесь привести в порядок — в конце концов, Войны Великих Домов завершились не так уж давно, а двор успели отстроить. Впрочем, Адсулата не была уверена, что Эгеарн Ривалинский увидит окончание работ. Его, похоже, куда более волновали совсем другие дела.
Будущее Кэлора находилось теперь в руках малышки Эла — вот это Адсулата знала точно.
Изучив обстановку, арахнир — командир отряда Пауков — отметила легкое мерцание варпа, озаряющее своды здания, возведенного из кости духа. Какую бы эстетическую и практическую пользу ни приносил этот материал, извлеченный из самого варпа и обладающий уникальными свойствами, но Адсулата знала — архитектура Кэлора стала главным слабым местом искусственного мира, стоило ему приблизиться к грозовым пределам Вихря. Арахнир понимала: раз проявления энергий Хаоса стали заметны, мир идет по самой грани, и щупальца варпа уже протянулись к Кэлору в надежде схватить его и одержать очередную победу над детьми Иши… и кости духа только способствовали этому.
Потрескивание в небе тоже не сулило ничего хорошего.
Башня провидца высилась подобно игле света над темными, охваченными пожарами руинами. На протяжении всей войны она оставалась наиболее защищенным зданием, и бушевавшие вокруг беспощадные баталии почти не затронули ее. До Адсулаты доходили слухи, что под фундаментом этого здания скрыт лабиринт, где прячутся сторонники культа наслаждений — секты, очень схожей с теми, что во множестве возникали среди эльдар незадолго до Падения, когда Сынам Азуриана пришлось бежать, спасаясь от лап Великого Врага, Слаанеш, и поселиться на разлетевшихся по всей Галактике огромных искусственных мирах. В древних поэмах говорилось о том, какой упадок постиг эльдар с приходом Слаанеш, и том, как она, словно назойливое дитя, преследовала их народ с тех самых пор.