Он опять зашагал по камере.
- У тебя есть фантазия, юный друг, - сообщил он мне. – И это радует. Значит, ещё не всё потеряно для тебя.
- Спасибо, вы меня утешили, - язвительно проговорил я. – Только кому она нужна, эта фантазия. Придумывать новые безделушки?
- Ну почему. Можно придумывать что-то другое, - осторожно сказал Луговец полушёпотом.
- Что другое? – спросил я аккуратно.
Я догадался, что он имеет в виду.
- Новое. По-настоящему полезное и прогрессивное.
Да, непрост ты, дядька Луговец! Ой, не прост! И интонации-то как изменились. От сокамерника повеяло неприятным, сектантским. Видимо, все одержимые какой-то идеей, будь то всемирное царство божье, однополые браки или изобретательство, имеют такую манеру вкрадчиво и ненавязчиво заманивать в свои сети.
- Я понимаю, почему ты молчишь, - усмехнулся сокамерник. – Боишься, что я выманю у тебя согласие, а потом сдам с потрохами «Антиинвентору»!
И это тоже, он верно заметил. В моём положении надо держать ухо востро.
Евгений Павлович подсел ко мне, взял меня за рукав и зашептал:
- Я не могу тебе доказать, что я не «наседка». Просто верь мне. Надо же кому-нибудь в этом мире верить.
- Сектанты тоже так говорят, - холодно оборвал я его, вырывая рукав. – А потом для торжества божьего царства последние штаны выцыганят.
- Молодец! – неожиданно похвалил Евгений Павлович. – Образно мыслишь!
- На кой я вам понадобился? Обычный тупой креаторщик, представитель офисного планктона, которых вы разносите в пух и прах…
- Ты умеешь думать, вот что главное. Неважно, кем ты трудишься, хоть ассенизатором. Главное, я разглядел некоторое количество серого вещества в твоей черепной коробке. А я не люблю, когда серое вещество болтается незадействованным. Мозги надо нагружать, как и мышцы.
- И чем же вы меня хотите нагрузить?
Я и без него знал, чем. Вот я и познакомился с самым настоящим твором. Преступником, врагом современного общества, угрозой стабильности и процветания. Прямо я не стал спрашивать Луговца, и так ясно, кто он такой.
- Тебя всё равно скоро выпустят. Я тебе телефончик дам. Позвонишь, скажешь, что от меня.
Это было очень рискованно, брать телефон у твора. Видеокамеры тут кругом понатыканы, Полевому в миг донесут, и на следующей же «беседе» он выудит у меня этот телефон. А потом суд срок добавит, за участие в преступной группировке.
- Позвони, я тебе советую, - шёпотом посоветовал Луговец. - Я же вижу, что ты мучаешься, не знаешь, как дальше жить и что делать. Может, у тебя появится цель в жизни.
Никогда у меня не было цели лоб в лоб бороться с государственной системой. Что я, революционер какой! Я всегда придерживался правила: если бороться бесполезно, то нужно приспособиться. До вчерашнего дня я неплохо приспосабливался к системе. Если посмотреть с другой стороны, то лоферство – это тоже своего рода протест против системы. Своим бездельем я наношу ей урон. А поскольку нас, бездельников, тысячи, то урон весьма ощутимый. И причём без малейшего риска.
Луговец же предлагает другую борьбу. Подпольные кружки, дискуссии, изучение запрещённых книг… Возможно, придётся подбрасывать какие-нибудь брошюрки с новыми изобретениями. Может, придётся агитировать рабочих и крестьян. Ещё я слышал, что у творов есть целая сеть подпольных цехов, в которых они изготовляют образцы новой техники, что строжайше запрещено. И даже, говорят, есть подпольные магазины, где творы торгуют своими новинками, а на вырученные деньги тратят на свою борьбу с опциями и людской серостью.
Нас накормили гадким обедом. И до обеда, и во время него, и после я молчал, обдумывая предложение Луговца.
После обеда сокамерник завалился на нары, пользуясь своими правами больного человека. Немного подумав, лёг на нары и я, чтобы немного подремать, а перед этим подумать над необычным предложением Евгения Павловича.
Но ничего обдумать я не успел. Загремели ключи в дверях. Я решил, что сейчас получу взбучку от «вертухаев» за то, что среди белого дня валяюсь.
- По твою душу, - быстро прошептал мне моментально проснувшийся Луговец. – Держи! Прячь быстрее!
Я машинально взял в руку твёрдую картонку и быстро сунул её в боковой карман пиджака.
- Дёмин, с вещами на выход! – крикнул сержант.
- Я ж говорил, что тебя освободят! – обрадовался Луговец.
- А вы как же?
- За меня не беспокойся. Я тоже скоро выйду. Нет у них ничего против меня.
Мы сердечно попрощались. Вещей у меня не было, вернее, то, что было, отобрали. Поэтому я вышел из камеры налегке, но с тяжёлым сердцем. Луговец – оптимист. Я не был уверен, что меня так просто отпустят.
Ещё раз пройдя все «стоять»-«лицом к стене»-«руки за спину», я оказался в знакомом кабинете у Полевого.
Тот, как обычно, сидел, уткнувшись в бумаги. Наверное, это у него был один из методов работы с преступниками – делать вид, что чем-то сильно занят, а в это время украдкой следить за состоянием подопечного.
- Здравствуй, Дёмин, - поприветствовал он холодно. – Выспался?
- Отлично выспался, господин майор! – бодро ответил я, ломая голову над тем, куда меня судьба бросит дальше.
- Луговец не надоел в камере?
- Нет, господин майор, не успел надоесть! Да мы почти и не разговаривали.
- Конечно, конечно… - рассеянно проговорил майор. – Да ты присаживайся, в ногах правды нет.
- Ничего, я постою, - скромно ответил я.
Майор опять надолго погрузился в бумаги, и я пожалел, что отказался от предложенного стула.
- В общем, Дёмин, мы тебя отпускаем… - неохотно выдавил он из себя, не отрываясь от бумаг.
Я чуть не подпрыгнул от радости. Сердце радостно заколотилось, я даже испугался, что этот стук услышит Полевой и передумает меня отпускать.