— Вот-вот, дружок. Старый приятель, еще учились вместе в школе, — твердил Леонид свое, добросовестно придерживаясь формы.
— А он, значит, двоюродный братец дружка? — прикидывался дворник, а сам мигал: не бойся, не выдам. И кивал на двух пенсионеров: ловко мы их водим за нос.
Дворник был его партнером, и они раз за разом делали пенсионеров «козлами». Леониду это надоело давно, но дворник цедил в час по чайной ложке — ему нравилось прикидываться непонимающим.
Наконец Леонид выяснил все, что можно было здесь узнать. Это, в сущности, было подтверждением уже полученных сведений. Маргасов много пьет, в долгах как в шелках с головы до пят, вынес из дому все, что можно было пропить. Летом купил телевизор, но потом и его спустил на барахолке. А где он был в интересующий Леонида день, дворник толком не ведал. Возможно, в вытрезвителе, там у него словно дом родной. Вот это его и беда, а остального такого предосудительного за жильцом пока не замечали. С того времени, как тот вернулся из лагеря.
Сделав «рыбу», Леонид бросил костяшки на стол, сказал:
— Всего доброго, я пошел писать приятелю.
В районном вытрезвителе стоял специфический запах — смесь больницы и пивной. У входа прохаживался молодой капитан.
— У нас тут строгий учет, — сказал он Леониду, — и если ваш Маргасов здесь побывал, то это записано точно.
Леонид уселся за книгу и начал листать. Нашел нужное число и побежал по строчкам глазами. Маргасов был тут как тут. В то самое утро, когда погиб актер, он покоился на жесткой постели.
— Напишите справку, — сказал Леонид, испытывая спортивное волнение.
— Это мы быстренько, — ответил капитан.
Леонид катил в Кунцево. Путь был не близкий, и времени на всякие размышления было хоть отбавляй.
Только что пришло известие: ограбили ларек в Кунцеве, с пробоем замка. Ну, если с пробоем, значит ехать Леониду.
Пробоя, собственно, не оказалось. Замок попросту грубо перепилили и потом учинили грабеж. Растащили уйму консервов и разной бакалейной всячины.
Леонид стоял в окружении милиционеров из районного отделения. И зевак. Толстая продавщица с багровыми подушками щек разбухла от слез и монотонно причитала тоненьким голоском, поминая все жулье недобрым словом.
— Быстро это они. И обычной ножовкой, — сказал участковый, изучая громоздкий замок.
Леонид огляделся. Вокруг стояли двухэтажные домики из потемневших бревен. Было холодно и сыро. Кое-где над крышами курился жидкий дымок. Из-за угла долетал визг пилы, и Леонид представил, как сыплются опилки, точно мелкий сухой снег, и пахнет деревом. Когда пилят, сыплются опилки, это уже известно.
Он посмотрел себе под ноги и послал одного из сержантов в ближайшую школу за магнитом. Сержант недоуменно пожал плечами, нехотя влез на мотоцикл и вскоре вернулся с магнитом.
Леонид присел и провел туда-сюда магнитом у порога. Продавщица умолкла, а зеваки тяжело задышали.
— Не мешайте, граждане, — сказал участковый.
— Не нашел, — произнес Леонид, поднимаясь. — Ни одной пылинки. Хоть бы насмех. Выходит, где-то распилили и потом навесили на дверь. Ну, это разбираться вам, — добавил он, возвращая сержанту магнит.
Милиционеры разом повернулись к продавщице. Она утерла слезы рукавом и вдруг заорала едва ли не басом:
— Ах ты такой-сякой! Разэтакий!
Леонид почистил колени и направился к машине. Вроде бы ни с того ни с сего у него появилось ощущение психической усталости. Вдобавок он сейчас после общения с преступником испытывал чувство, похожее на гадливость. Может, в этой бабе было нечто специфически отталкивающее? Да нет, баба как баба. Круглое простодушное лицо. Подушечки щек. Серый платок и белый халат. Попервоначалу ее даже было жаль основательно.
Навстречу ему энергично шагал невысокий парень с перебитым носом.
— Вася! — произнес Леонид с изумлением.
— Леня! — сказал парень с восторгом.
— Сколько лет, сколько зим, — произнес Леонид.
— Да уж не счесть, — ответил Вася.
Они постукивали друг друга по солнечному сплетению. Тела их гудели, как пустые железные бочки.
— В отличной форме, как всегда. Молния и гром! Удар, еще удар, — сказал Леонид с восхищением.
— Куда мне, — опечалился приятель.
— Неужто Серов взял свое?
По Васиным рассказам, этот Серов был извечным его соперником. Его бичом. И Вася только тоскливо кивнул, подтверждая.
— Пришлось убавить сала, и фюйть — в нижний вес. Там ему не достать, — сказал он. — Теперь держусь на пятидесяти восьми.
«Пятьдесят семь, шестьдесят, — подумал Леонид вдруг: — Ну да, „пятьдесят семь — шестьдесят“, так сказал тот парень актрисе. Вот оно что!»
— Скажи-ка, — произнес Леонид. — Пятьдесят семь — шестьдесят, дай бог память, это что: весовая категория?
— Легкий вес, — сказал Вася.
— Это в боксе, а допустим…
— Не допущу. Ни в коем случае, — ответил Вася. — Такая категория лишь в боксе. От пятидесяти семи до шестидесяти.
«Точно, — подумал Леонид. — Это мог сказать только боксер. И никто другой».
— Заглядывай в спортзал, — сказал Вася. — По старенькой дорожке. Потопчемся с перчатками. Глядишь, я смажу по носу. Разок-другой.
— Да нет, уволь. Только без этого. Я с хроническим насморком.
— Ладно, заходи просто так.