Расстояние от угла, где будет туалет, до парадной двери — изнутри, я замерил, теперь надо отмерить это же расстояние снаружи — там и, будет выгребная яма, куда будет сливаться моё собственное дерьмо.
Выхожу на крыльцо. Самый Мелкий, уже вроде привык — за телегу больше не прячется, хотя посматривает опасливо. Пора с ним подружиться и пообщаться — дети порой больше информации выдают, чем взрослые…
— Эй, Мелкий! Подойди-ка сюда! — не идёт, маленький засранец! — подойди, говорю, дело есть…
Подошёл, но не близко:
— Чего хотел то, барин?
— Помочь мне надо… Да, ты не бойся — не съем! Я таких тощих не ем. Поможешь — кой чем вкусным угощу!
Вроде, подействовало! Самый Мелкий, видимо, был зверски голоден — по его крохотному кадыку заметно было — как он дёрнулся, сглатывая слюну…
— Видел, как землемер землю меряет? Нет? Темнота — друг молодёжи! …Ладно, держи этот конец — вот здесь и, не отпускай — пока не скажу…, — и, сунув Мелкому в руки начало ленты двенадцатиметровой рулетки, я принялся её разматывать, — держи крепче, а то если вырвется и ударит меня по рукам — то, я тогда на тебя крепко рассержусь!
Мелкий очень ответственно отнёсся к порученному делу — до того ответственно, что, когда я закончил мерить, с трудом смог вытащить ленту из его сжатого кулачка.
— Молодец парень! Очень ответственно к делу относишься. Теперь давай приготовим обед для мужиков…
— Разве, баре для мужиков готовят? — недоумённо спросил Мелкий.
Молодец, голова соображает. И, смелый! В Гражданскую, однозначно — комиссаром будет…
— Конечно, баре обеды мужикам не готовят! Поэтому, готовить будешь ты, а я тобою буду командовать. Понятно? Всё, по-честноку…
— Понятно…, — по-взрослому серьёзно, ответил Мелкий, тоном: «До хрена вас — таких командиров, на нашей шее…».
— Ты сейчас походи по дубраве, хворосту для растопки собери — костёр жёчь будем. А, я за продуктами.
Из погребка как раз выходило двое мужиков с очередной порцией деревянного хлама, я их завернул на место будущего костра.
Пока Мелкий собирал хворост для растопки в дубраве, я с помощью туристического топорика и небольшой ножовки, напилил и нарубил дров, настругал щепок. Под конец подошёл Мелкий с охапкой сухих веток. Постоял, посмотрел и выдал:
— Не. Не настоящий барин ты… Баре, так топором не могут!
— А, ты много бар видел?!
Я, же сказал: умный, смелый и, далеко пойдёт! И, своё голодное детство «барам» не простит…
— Как зовут, то тебя? — спрашиваю, заканчивая.
— Ваня. Селищевы мы…
— Так вот, Ваня Селищев — баре, они тоже — разные бывают. Как и, крестьяне, кстати… Вот, Ферапонт ваш… Он же из крестьян?
— Да…
— Согласись, Ферапонт — похуже, чем иной барин!
— Да, это точно…, — опять совсем по-взрослому, вздохнул Мелкий.
— Так что, заруби на своём курносом носу, Ваня: не надо обобщать — среди каждого сословия свой «Ферапонт» найдётся! Но, большинство — всё же нормальные, добрые люди!
Надеюсь запомнит, усвоит и, лишнему «барину» — в семнадцатом, кишки не выпустит…
Я сформировал поленницу из дров, соорудил над ней походный таган, налил в свой объёмистый рыбацкий котелок воды из пятилитровой буньки и повесил над дровами. Ну, теперь можно и, поджигать.
Поджигаю зажигалкой, Самый Мелкий смотрит во все глаза:
— Ух, ты! Ловко это у тебя!
— А, ты думал! …А скажи, Ваня, ты в школу ходишь?
— Не… Нет у нас школы. Батюшка иногда учит — да денег много берёт… А ты, что такой большой? Кушал, наверное, много? — Мелкий перескочил на другую — более, видать, насущную для него тему, чем школа…
Я вспомнил своё золотое детство, как меня заставляли кушать, а я выделывался. Особенно, почему-то я не любил варённый лук… Если он попадался в супе — до рвоты дело доходило! Варённое сало, в том же супе, вообще — до истерики доводило… Сколько раз в лоб ложкой от брата получал — пока он снами жил, не счесть! Армия всё излечила…
— Да! Кушал я не мало… Забыл, блин! Я же собирался тебя угостить!
При готовке будут выделяться вкусные запахи. Как бы Ваня слюной не захлебнулся! Поэтому ему следовало сбить аппетит. Я достал из кармана заранее приготовленный «Сникерс» и протянул Мелкому:
— На вот, угощайся!
— Что, это? — Мелкий подозрительно посмотрел.
— Про конфеты что-нибудь слышал? Или вы тут, вообще, тёмные?
— Слышал… Они сладкие!
Я развернул обёртку:
— И, эта тоже сладкая. Это — такая большая сладкая конфета!
Ваня недоверчиво взял, повертел в руках, подозрительно посматривая то на меня, то на батончик… Наконец, даже понюхал!
— Ты ешь его, а не нюхай. Ты же не собака!