— Он приходил к ней сюда. Она открывала окно, садилась на подоконник, а он оставался на улице. И они говорили, говорили — пока не приходил ты. А я лежал и слушал.
— Вы все слышали?
— Да. И должен тебе сказать, что ты вел себя не лучшим образом. Зачем ты применил свой баллончик?
— Он вел себя грубо.
— Он не знал, что ты ее брат, и хотел потом тебя проучить. Но Светлана рассказала ему, кто ты такой, и он чувствовал себя очень неловко.
— Неужели вы сами все это слышали? Почему же вы не приходили в сознание?
— Я был в сознании, но, если бы я открыл глаза, мне пришлось бы возвращаться в этот мир, а зачем? Я уже хотел уйти от вас, но понял в последний момент, что мне будет очень не хватать вас, и я решил вернуться.
— Зачем?
— Я решил вернуться за вами. Мы должны уйти туда все — вместе нам будет спокойнее.
— Вместе — что? Умереть?
— Да. Я лишь заглянул туда. Там, знаешь, такая труба…
— Не надо. Я знаю.
— Откуда?
— Мне рассказывали.
— Рассказывали — это не то. Надо видеть. Первой я решил забрать свою Татьяну. Но не получилось…
— Так это — вы?!
— Да. Потом я понял, что надо делать что-то такое, чтобы была полная гарантия. И вот видишь — Таня с твоей сестрой уже ждут нас…
Я поднимался медленно-медленно. Для меня ничего не изменилось. Это не «волейболист» сделал, это сделал дядя Леша — ну так какая разница. Светку я ему все равно не прощу.
— Я заглянул туда, в смерть, и понял, что всем нам надо идти туда. Здесь, в этой жизни, нам делать нечего.
«Я сначала оглушу его.»
— Пойми, Эдик, там настоящая жизнь.
Я начал поднимать топор. Дядя Леша сунул руку под одеяло и достал оттуда Светкин баллончик с газом. Я не успел отшатнуться, когда он поднял баллончик на уровень моего лица и пустил газ. Я упал, и последнее, что увидел в этой жестокой, нелепой и бессмысленной жизни, это то, как дядя Леша берет из моих рук топор и пробует пальцем его лезвие.
И я увидел эту трубу! Она уходила куда-то вдаль, и там, в самом ее конце, разливался мягкий и теплый свет. Этот свет нес покой и умиротворение. Тихая музыка, едва слышная, доносилась до меня, и эта музыка была так прекрасна, что я хотел заплакать, но ведь умершие не плачут. Здесь, у входа в трубу, я увидел тетю Таню и Светку.
— Ну наконец-то! — радостно воскликнули они. — Мы уже тебя заждались. Пошли, что ли?
— Подождите, — остановил я их. — Сейчас дядя Леша должен нас нагнать.
И он появился. И нам всем стало радостно, потому что теперь мы снова были вместе.
— Вот здесь я остановился в прошлый раз, — сказал дядя Леша. — Ну что — пойдем? Посмотрим, что там дальше.
И мы переступили порог и пошли. И чем дальше мы шли, тем ярче становился свет. Его было очень много, он слепил глаза, мы шли. Мы шли, и света становилось все больше и больше.
Гостиницу я увидел сразу, как только завернул за угол. Она стояла в конце небольшой площади, как бы замыкая ее: небольшое двухэтажное здание желтого цвета. Над входом красовалась вывеска: «Гостиница „Центральная“». Хвостик у буквы «р» отсутствовал.
Я пересек площадь и очутился перед выщербленным крыльцом гостиницы. Потеки на ее стенах и обвалившаяся местами штукатурка не оставляли никаких надежд на приличные апартаменты. Мне сразу вспомнились десятки подобных гостиниц в других маленьких городках.
Сидевший на лавочке человек кавказского вида поднялся мне навстречу:
— Извините, у вас не будет монеты — позвонить?
Я порылся в карманах и извлек пригоршню мелочи.
— Вах, — обрадовался он, — вы очень меня выручили. Спасибо, — и побежал к телефону-автомату.
В гостинице было тихо, ослепительно блестели свежевыкрашенные полы, и даже дорожка в коридоре не была вытерта.
— Что вы хотите? — услышал я голос за спиной.
Обернувшись, я увидел женщину средних лет и средней внешности — типичного гостиничного администратора, что подтвердила и табличка на двери за ее спиной.
— У вас можно поселиться дня на три? — поинтересовался я, стараясь заранее прочесть ответ в ее глазах, спрятанных за затемненными стеклами очков.
Мог бы и не стараться. Она ответила так, как ответил бы любой, уважающий себя администратор гостиницы на ее месте:
— Свободных номеров нет.
— Что же делать? — задал я глупый вопрос. — Мне негде остановиться.
Она ничего не ответила.
— А как в других гостиницах с местами? — продолжал я.
— У нас в городе больше нет гостиниц, — отчеканила женщина.