Когда я вошла, он очень аккуратно свернул газету, положил на стол и смерил меня долгим пристальным взглядом, прямо как капитан Пикард перед тем, как начать отчитывать Рикера. А потом папа сказал:
– Миа, нам нужно поговорить.
Я сразу стала объяснять, что я же не ушла, не предупредив, куда иду, и что мне просто нужно было время, чтобы обо всем подумать, и что я была очень осторожна, не поехала на метро и все такое. А папа просто сказал:
– Я знаю.
Да, именно так: «Я знаю». Он просто сдался без боя.
И это мой папа!
Я посмотрела на маму, пытаясь понять, заметила ли она, что папа сошел с ума. А она сделала нечто еще более сумасшедшее. Она отложила журнал, встала, подошла ко мне, обняла и сказала:
– Детка, мы очень сожалеем.
Эй, что случилось? Неужели это мои родители? Может, пока меня не было, в квартире побывали похитители тел и подменили моих родителей биороботами? А как еще можно было объяснить, почему мои родители вдруг стали такими разумными?
И тут папа продолжает:
– Миа, мы понимаем, что тебе тяжело, ты переживаешь стресс, и мы сделаем все, что в наших силах, чтобы облегчить тебе переход в новое состояние.
Потом папа спросил, знаю ли я, что такое компромисс. Я сказала, что да, конечно, знаю, я же не третьеклассница какая-нибудь. Тогда он достал лист бумаги, и на этом листе мы втроем составили то, что мама назвала «Компромиссное соглашение Термополис—Ренальдо». Вот что это такое:
Я, нижеподписавшийся Артур Кристофф Филипп Джерард Гримальди Ренальдо, выражаю согласие на то, чтобы мой единственный отпрыск и наследница, Амелия Миньонетта Гримальди Термополис Ренальдо, провела период получения среднего образования в средней школе имени Альберта Эйнштейна для мальчиков (перепрофилированной в школу совместного обучения в 1975 году) без перерывов, за исключением летних и рождественских каникул, которые она будет безусловно проводить в государстве Дженовия.
Я спросила, значит ли это, что мне больше не нужно проводить лето в Мираньяке, и папа сказал, что да.
Мне даже не верилось. Рождество и лето без бабушки? Это все равно что пойти к зубному, но вместо того, чтобы лечить зубы, просто читать в приемной журнал «Тин пипл» и вдыхать веселящий газ! Я так обрадовалась, что тут же взяла и обняла папу. Но, к сожалению, оказалось, что это еще не все соглашение.
Я, нижеподписавшаяся Амелия Миньонетта Гримальди Термополис Ренальдо, подтверждаю согласие исполнить обязанности наследницы Артура Кристоффа Филиппа Джерарда Гримальди Реналъдо, принца Дженовии, а именно вступить на престол после кончины последнего и принять на себя государственные функции, требующие присутствия упомянутой наследницы.
На мой взгляд, все это звучало вполне нормально, за исключением последнего предложения. Государственные обязанности? В чем они заключаются?
Папа отвечал очень туманно:
– Ну, ты сама понимаешь, присутствие на похоронах глав государств, открытие балов и прочее в этом роде.
Похороны? Балы? Здрасссьте! А как же разбивание бутылок шампанского о борт океанских лайнеров? А как же голливудские премьеры и все такое?
– Ну-у, – сказал папа, – голливудские премьеры в действительности не так уж хороши, как это представляют: вспышки фотоаппаратов прямо в лицо, назойливые журналисты… Ужасно неприятно.
Ладно, а как же похороны, балы? Я даже глаза подвести не умею, не говоря уже о том, чтобы сделать реверанс…
– О, на этот счет не волнуйся. – Папа закрыл свою авторучку колпачком. – Об этом позаботится бабушка.
Ну да, конечно. Что она может сделать? Она же во Франции. Ха! Ха! Ха!
Какая же я неудачница, даже самой не верится! Субботний вечер, а я сижу дома одна с папой!
Папа, видно, меня жалеет, потому что меня никто никуда не пригласил, и он пытался уговорить меня пойти на «Красавицу и Чудовище». В конце концов мне это надоело, и я сказала:
– Послушай, папа, я уже не маленькая. В субботу вечером даже принц Дженовии не сможет достать билеты на бродвейское шоу в последнюю минуту.
Наверное, он просто чувствовал себя покинутым, потому что мама снова пошла на свидание с мистером Джанини. Учитывая, что в моей жизни за последние двадцать четыре часа произошел крутой поворот, мама хотела отменить свидание, но я прямо-таки заставила ее пойти. Я же вижу, что чем больше времени она проводит с папой, тем ее губы становятся все тоньше и тоньше, потому что она то и дело пытается удержаться от какой-нибудь резкой фразы. Мне кажется, ей хотелось сказать папе:
– Убирайся! Возвращайся в отель! Ты платишь за номер шестьсот долларов в сутки, неужели ты не можешь там остаться?
Папа маму ужасно раздражает, потому что он все время болтается по квартире, достает из салатной миски банковские уведомления (в эту салатную миску мы бросаем всю почту) и пытается объяснить маме, что если бы она сразу переводила средства с текущего счета на пенсионный, то очень много выиграла бы в деньгах. Поэтому хотя мама и считала, что ей следует остаться дома, я знала, что если она останется, то в конце концов просто взорвется, и я сказала: «Пожалуйста, иди, а мы с папой без тебя обсудим, как управлять маленьким государством в условиях современной рыночной экономики».
Но когда мама появилась в своем выходном наряде, а это было потрясающее черное мини-платье, купленное по каталогу «Секрет Виктории» (мама терпеть не может ходить по магазинам, поэтому она покупает все вещи по каталогам, пока отмокает в теплой ванне после длинного дня в студии), папа чуть не подавился кубиком льда. Наверное, он никогда не видел маму в мини-платье. Когда они встречались, а это было еще в колледже, мама носила в основном джинсы, как я теперь. Папа залпом проглотил свое виски с содовой и сказал:
– Так вот как ты одеваешься?
А мама ему и говорит:
– А что в этом плохого?
Она немного забеспокоилась и посмотрела на себя в зеркало.
На самом деле она выглядела просто классно, гораздо лучше, чем обычно, и в этом, наверное, и была проблема. В этом неловко признаваться, но моя мама, если захочет, может выглядеть настоящей красоткой. Я могу только мечтать, что когда-нибудь стану такой же красавицей, как моя мама. У нее-то ноги не десятого размера, грудь не плоская и ее прическа не похожа на дорожный знак. Она сексапильная, насколько это слово вообще применимо к мамам.
Потом зазвонил домофон, и мама выбежала, потому что она не хотела, чтобы мистер Джанини поднимался в квартиру и встречался с папой, принцем Дженовии. Маму можно понять. Папа все еще задыхался и выглядел немножко смешно. Я имею в виду, он выглядел, как краснолицый лысый мужчина в кашемировом свитере, надрывающийся от кашля. Я хочу сказать, что на месте мамы мне было бы стыдно признаться, что я когда-то занималась с ним сексом.
Как бы то ни было, мне только лучше, что она не стала приглашать мистера Джанини, мне совсем не хотелось, чтобы он стал при родителях спрашивать меня, почему я пропустила дополнительные занятия в пятницу.
И вот потом, когда они ушли, я решила заказать на дом что-нибудь действительно вкусное, чтобы показать папе, насколько больше мне подходит жизнь на Манхэттене, чем в Дженовии. Я заказала салат с каперсами, равиоли с грибами и пиццу «Маргарита», и все это – меньше чем за двадцать баксов. Но папа и бровью не повел. Он просто налил себе еще порцию виски с содовой и включил телевизор. Когда Толстый Луи запрыгнул к нему на колени, он этого даже не заметил и стал его гладить, как будто так и должно быть. А ведь папа утверждает, что у него якобы аллергия на кошек. А потом, в довершение всего, он даже не захотел говорить о Дженовии. Он хотел только одного: смотреть спорт по телевизору. Серьезно, я не шучу, смотреть спорт. У нас двадцать семь каналов, а ему нужен был только один, по которому показывают, как целая толпа мужчин в форме бегает за одним маленьким мячиком. Ни тебе киномарафона «Грязный Гарри», ни тебе кабельного видео, он включил спортивный канал и уставился на экран. А когда я упомянула, что по субботам мы с мамой обычно смотрим кабельный канал «Домашняя театральная касса», он только звук прибавил!!!
Ну и фрукт!
Но это еще не самое страшное. Видели бы вы моего папу, когда нам доставили еду. Он приказал Ларсу обыскать разносчика и только после этого разрешил мне нажать кнопку домофона и впустить его. Вы можете такое представить? Мне пришлось дать Антонио лишний доллар, чтобы как-то компенсировать весь этот позор. А потом мой папа, ни слова не говоря, сел и стал есть. Он так и молчал, пока после еще одного стакана скотча с содовой не заснул прямо на диване, с Толстым Луи на коленях.
Наверное, если человек принц и вдобавок перенес операцию, то он начинает считать себя кем-то особенным. И, упаси боже, провести вечер в полноценном общении со своей единственной дочерью, наследницей его трона.
И вот в субботний вечер я сижу дома. Нельзя сказать, чтобы я когда-нибудь проводила субботний вечер НЕ дома, разве что в гостях у Лилли. Ну почему я никого не интересую? То есть я понимаю, что я не красавица и все такое, но я же очень стараюсь быть с людьми милой. Казалось бы, люди должны ценить во мне человеческие качества и приглашать меня на вечеринки только потому, что им нравится мое общество. Я же не виновата, что мои волосы торчат так, как они торчат, так же как Лилли не виновата, что ее лицо слегка похоже на мордочку мопса.
Я пыталась позвонить Лилли, наверное, раз сто пыталась, но телефон все время был занят, что означает, что Майкл работает на своем сайте из дома. Московитцы хотели провести себе вторую линию, чтобы те, кто звонит им домой, иногда могли все-таки дозвониться, но у них ничего не вышло. В телефонной компании сказали, что у них больше нет свободных номеров, начинающихся на 212. А мама Лилли говорит, что она не желает иметь в одной квартире два разных местных кода и что, если никак нельзя получить второй номер на 212, она лучше купит пейджер. Кроме того, Майкл все равно следующей осенью уедет учиться в колледж, и тогда их проблема с телефоном разрешится сама собой.