Примархи - Ник Кайм 6 стр.


Коротышка, по вальхалльским меркам, Юрген каким-то образом умудрялся выглядеть неловко и неуместно везде, где бы ни находился, и я не могу припомнить случая, чтобы он надел что-нибудь, что хоть отдаленно смотрелось бы ему впору. Несмотря на дружелюбный характер, в обществе он чувствовал себя неловко, и, в свою очередь, общество предпочитало избегать его компании. Стремление, которое, безусловно, усиливалось хроническим псориазом, которым страдал Юрген, а также телесным запахом, к которому, если признаться честно, требовалось привыкать довольно долго.

Несмотря на это, он проявил себя как умелый и ценный подручный, в немалой мере благодаря нетривиальному складу ума. Не слишком умный, но готовый служить и по-собачьи точный в исполнении приказов, он стал незаменимым буфером между мной и некоторыми наиболее обременительными сторонами моей работы. Он ни разу не подверг сомнению мои слова или дела, очевидно будучи убежден в том, что все они неким образом направлены на благо Империума, и это много больше, чем я мог бы ожидать от любого другого солдата, учитывая мою склонность время от времени позволять себе весьма дискредитирующие действия.

Даже спустя столько лет я чувствую, как мне не хватает его.

Итак, когда я спустился из шаттла и каблуки моих сапог впервые звякнули о покрытие палубы, Юрген был рядом со мной, едва видимый под нашим багажом, который он ухитрился собрать и удерживать, несмотря на совокупный вес. Я ничего не имел против: мой опыт подсказывал, что тем, кто впервые знакомится с ним, лучше открывать для себя полную картину его личности постепенно.

Я слегка задержался для пущего эффекта, прежде чем, лязгая каблуками по металлу как можно четче и авторитетнее, шагнул к офицерам Гвардии, выстроившимся около основных грузовых ворот, чтобы приветствовать меня. Впрочем, эффект был подпорчен щелканьем и треском остывающего металла на обожженном двигателями шаттла пятачке и ковыляющей походкой следующего за мной Юргена.

— Добро пожаловать, комиссар. Это большая честь для нас.

Удивительно молодая женщина с рыжими волосами и синими глазами выступила вперед и четко, как на параде, отдала честь. Увидев перед собой только младших офицеров, я было подумал, что со мной обошлись несколько пренебрежительно, но затем сопоставил ее лицо со снимком, который имелся в информационном планшете, и в свою очередь отдал ей честь.

— Полковник Кастин, — кивнул я.

Хотя при обычных обстоятельствах я не против того, чтобы ко мне подлизывались молоденькие женщины, в данном случае столь очевидное заискивание вызвало у меня некоторое отвращение. И тут, рассмотрев хорошенько выражение ее лица, я почувствовал себя как на последней ступеньке виселицы. Надежда. Она была абсолютно искренна. Они все были действительно рады меня видеть, помоги Император. Дела здесь, должно быть, шли хуже, чем я мог вообразить.

Насколько плохо они шли на самом деле, мне еще предстояло выяснить, но у меня уже рождалось определенное предчувствие. Начать с того, что у меня пощипывало ладони, а это всегда означало, что неприятности наполняют воздух, как электричество перед грозой. И потом, я порвал с привычкой всей своей жизни и по-настоящему внимательно прочитал планшет за время долгого путешествия сюда, на этот корабль.

Кратко говоря, боевой дух у 296/301-го подразделения вальхалльцев был ниже некуда, и причина этого становилась понятна из названия части. Объединение ослабленных боевыми потерями частей широко практиковалось в Имперской Гвардии, как один из удобных способов укрепить их до численности, необходимой для дальнейшего использования в полевых операциях. Что было неблагоразумно, так это объединить с 296-м остатки первоклассного 301-го подразделения планетарных штурмовиков, за плечами которых было полторы тысячи лет уверенности в своем врожденном превосходстве над любым другим — а особенно другим вальхалльским — подразделением Гвардии. 296-й же был не только частью тылового эшелона, но и будто специально, чтобы подлить прометиума в огонь, оказался одним из немногих женских соединений Вальхаллы, сформированных и обслуживаемых этим захолустным шариком льда. И в качестве вишенки на торт этой ситуации: Кастин получила полное командование над свежесформированным полком благодаря лишь трехдневной разнице в возрасте со своим нынешним непосредственным подчиненным — мужчиной с изрядным боевым опытом.

Хотя после битвы за Коранию никто из них не мог по-настоящему пожаловаться на недостаток опыта. Тираниды напали совершенно неожиданно, и каждое подразделение Гвардии на планете было вынуждено жестоко сопротивляться почти год, пока не прибыл флот с парой Орденов Десанта, повернувших волну вторжения вспять.

К тому времени каждое выжившее соединение насчитывало по крайней мере пятьдесят процентов потерь, а многие и больше, так что бюрократы Муниториума начали процесс объединения потрепанных остатков частей обратно в действующие полки.

По крайней мере, так оно выглядело на бумаге. Никто с мало-мальским военным опытом не был бы столь глуп, чтобы проигнорировать воздействие своих решений на мораль. Но это же бюрократы. Вот если бы нескольким бездельникам из Администратума вручить лазерные ружья и послать на месяц-другой служить вместе с пехтурой, это, может, слегка расшевелило бы в них понимание. Конечно, если допустить, что каким-то чудом их не пристрелили бы в спину в первый же день.

Но я отвлекся. Итак, я ответил на приветствие Кастин, по ходу дела отметив потертости на форме там, где были ее капитанские звездочки до недавнего неожиданного повышения в чин полковника. К тому времени, когда тираниды отвязались от них, в каждом из подразделений оставалось весьма немного офицеров, но тем, кто остался жив, несказанно повезло. Как я слышал, по крайней мере, одно из заново собранных соединений возглавил бывший капрал.

К несчастью, ни один из комиссаров моих двух подразделений не выжил, так что благодаря случайно пришедшемуся к случаю заявлению о переводе мне перепала задачка разобраться с возникшим беспорядком. Такой уж я счастливчик.

— Майор Броклау, мой заместитель, — представила Кастин стоящего рядом с ней мужчину, с такими же новыми знаками различия.

Его лицо немного покраснело, но он шагнул вперед, чтобы крепко пожать мне руку. Глаза под темной челкой были серыми и жесткими, и, словно вызывая меня помериться силами, он сильно стиснул мою кисть. Ну, я-то был не против, особенно с козырем в виде пары кибернетически усиленных пальцев, так что я просто любезно ответил на его пожатие, продолжая улыбаться, пока кровь медленно отливала от его лица.

— Майор. — Я отпустил его руку, пока ничего, кроме его самолюбия, не пострадало, и обернулся к следующему офицеру в строю.

Кастин собрала практически весь старший командный состав, как и требовал этикет, но было очевидно, что большинство не восхищено моим присутствием. Не многие решились встретиться со мной взглядом, но легенда о Каине-герое явно прибыла сюда раньше меня, и в лицах тех, кто решился, сквозила надежда на то, что я смогу переломить ситуацию, которая, как все они ясно понимали, вышла далеко за рамки их способности справиться с ней.

Не знаю, что думали остальные; скорее всего они с облегчением восприняли уже то, что я не заявил сразу о намерении расстрелять их всех до единого и заменить кем-нибудь более компетентным. Конечно, это была реалистичная возможность, и я бы над ней подумал, но за мной стояла нежеланная репутация честного и справедливого типа, которой приходилось соответствовать, так что дела шли так, как шли.

Закончив с приветствиями, я обернулся к Кастин и указал на пошатывающуюся гору вещмешков за моей спиной. Ее глаза немного расширились, увидев Юргена за этой баррикадой, но, полагаю, для того, кто встречался с тиранидами, впечатление не должно было быть слишком уж пугающим, так что она быстро оправилась. Многие из собравшихся офицеров, как с хорошо спрятанным весельем заметил я, внезапно стали дышать неглубоко и ртом.

— Мой помощник, артиллерист первого класса Ферик Юрген, — объявил я. В действительности существовал только один класс артиллеристов, но я не думаю, что гвардейцы были хорошо осведомлены в этом вопросе, а небольшое неофициальное повышение в звании послужит прибавкой к тому уважению, которое окружающие должны испытывать к помощнику комиссара. Что, в свою очередь, хорошо отразится и на мне. — Думаю, вы сможете подобрать ему помещение?

— Разумеется. — Она обернулась и кивнула одному из младших лейтенантов, блондинке с лошадиными чертами, которая, казалось, смотрелась бы гораздо уместнее на какой-нибудь ферме, а не в военной форме. — Сулла. Поговори с интендантом, пускай он все устроит.

— Я лично этим займусь, — ответила она, старательно играя роль энергичного молодого офицера. — Мейджил весьма старается, но он в целом еще не до конца разобрался.

Кастин любезно кивнула, не видя никаких проблем, но мне было ясно видно, как сжал челюсти Броклау, и я отметил, что большинство присутствующих мужчин не сумели скрыть своего недовольства.

— Сулла была нашим интендантом до повышения по службе, — объяснила Кастин. — Она знает ресурсы корабля как никто другой.

— Уверен, что так оно и есть, — дипломатично ответил я. — И, полагаю, у нее найдутся гораздо более срочные дела, чем подыскивать койку для Юргена. Мы сами свяжемся по этому вопросу с сержантом Мейджилом, если вы не возражаете.

— Не возражаю. — Кастин вроде как удивилась, но лишь на секунду.

Броклау, как я заметил краем глаза, начал смотреть на меня с чем-то похожим на уважение. Уже неплохо. Но было ясно, что мне придется проделать из ряда вон выходящую работу, чтобы превратить этот раздробленный и деморализованный сброд в подобие боевой единицы.

Впрочем, в определенной мере я к ним несправедлив. Хотя им было далеко до готовности сражаться с врагами Императора, они, безусловно, были в достаточно хорошей форме, чтобы передраться между собой, как мне вскорости довелось обнаружить.

Я бы не дожил до своей второй сотни лет, если бы игнорировал то легкое предчувствие беды, которое порой появляется буквально из ниоткуда и проявляется то как зуд в ладонях, то как тихий внутренний голос, подсказывающий: «Это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой». Но в первые дни на борту «Праведного гнева» эти тонкие намеки подсознания были совершенно излишни. Напряжение висело в воздухе отведенных нам коридоров, как запах озона вокруг демонхостов, разве что искры от переборок не били. И я был не единственным, кто ощущал это. Бойцы из других соединений не рисковали забираться в нашу часть корабля ни ради компании, ни ради того, чтобы почтить освященную временем традицию грубоватых шуточек над собратьями по оружию. Патрули корабельной военной полиции передвигались тесными, осторожными группами. Отчаянно нуждаясь в передышке от всего этого, я даже совершил визиты вежливости другим комиссарам на борту, но веселья в том оказалось не много: все до единого оказались лишенными чувства юмора служаками Императора. Те, что моложе меня, были слишком переполнены уважением к моей репутации, чтобы составить приятную компанию, а те, что старше, — тайно возмущались жадным до славы молодым выскочкой, каковым они считали меня. Но как ни скучны были бы эти моменты отдыха, мне пришлось вспомнить о них с благодарностью гораздо раньше, чем я предполагал.

Единственным лучом света в этом темном царстве оказался капитан Пайрита, который командовал этим кораблем последние тридцать лет и с которым мы подружились с первого совместного ужина. Я уверен, что пригласил он меня исключительно по требованиям протокола и, возможно, из любопытства — посмотреть своими глазами на то, что представляет из себя во плоти Герой Империума, но уже к середине ужина мы болтали как старые друзья. Я рассказал несколько вопиющих небылиц о моих прошлых приключениях, на что он ответил взаимностью, рассказав пару собственных историй, и, к тому времени как подали амасек, я расслабился, как никогда за последние месяцы. К тому же он по-настоящему понимал проблемы, с которыми я сталкивался в связи с Кастин и ее сбродом.

— Тебе стоит заново утвердить хоть подобие дисциплины, — сказал он, хотя мне не нужно было об этом напоминать. — Пока моральный упадок не распространился еще дальше. Пристрели нескольких, это поставит мозги на место остальным.

Легко сказать, да сложно сделать. Надо признать, большинство комиссаров именно так и поступили бы, но, когда воинская часть объединена вокруг страха и ненависти к тебе, это чревато рядом проблем, особенно когда ты вскоре оказываешься с ними на поле боя и внезапно понимаешь, что у каждого из них в руках ружье. И, как я уже сказал, у меня сложилась определенная репутация, которую необходимо было поддерживать, то есть в основном делать вид, что мне не наплевать на солдат под своим командованием. Так что расстрелы отпадали, к сожалению.

И как раз когда я возвращался с одного из таких приятных застолий в свою каюту, произошло то, что все-таки вынудило меня применить свои полномочия, без чего я был бы рад обойтись.

Меня сразу же насторожил звук — постепенно нарастающий гомон голосов, доносившийся из коридоров, ведущих в нашу секцию корабля. Благодушное настроение, навеянное амасеком, которым угощал Пайрита, и легким выигрышем у него же в регицид, мгновенно испарилось. Этот звук мне был знаком слишком хорошо, и лязг сапог отряда военной полиции за моей спиной, совершающего марш-бросок к источнику беспорядка с шоковыми дубинками наготове, вполне подтвердил мои опасения. Я ускорил шаг, чтобы присоединиться к ним, заняв место в строю рядом с командиром группы.

— Похоже на бунт, — сказал я.

Голова в шлеме с непрозрачным лицевым щитком согласно качнулась:

— Так точно.

— Есть подозрения, что его вызвало?

Не то чтобы это имело какое-то значение. Медленно кипевшее негодование среди вальхалльцев было уже достаточной причиной. Но даже если у него были какие-то предположения, я так никогда их и не услышал: когда мы подошли к дверям столовой, об его шлем ударилась и разбилась керамическая чашка с гербом 296-го соединения.

— Кровь Императора! — Я рефлекторно пригнулся, укрывшись за ближайшим предметом мебели, чтобы оценить обстановку, пока полиция с трудом пробиралась вперед, молотя дубинками по всем, подвернувшимся под руку.

Мои подопечные представляли собой кучу-малу из разозленных мужчин и женщин, пинающих и молотящих друг друга, послав в ад всякое подобие дисциплины. Некоторые уже лежали, истекая кровью и вопя, затаптываемые теми, кто еще стоял на ногах, — количество жертв росло на глазах.

Назад Дальше