Фурд поблагодарил ее изящный кулачок, все еще поднятый в воздух, и добавил:
— Уделите особое внимание тем двум ракетам.
— Это было излишне, — тихо сказал Фурд Кир, направляясь по тесному главному коридору к мостику. — Я знаю, насколько хорошо вы обращаетесь с оружием. С любым оружием. Вы могли ранить его. В ваших действиях не было никакой надобности.
Десять минут спустя она явилась с рапортом в его кабинет.
— Вы хотели видеть меня, коммандер.
— Заходите. Закройте за собой дверь, пожалуйста.
Кир подчинилась, но осталась стоять.
Все, кто служил на «аутсайдере», сами выбирали себе униформу. Кир носила темно-синий мундир поверх белой рубашки с длинным рукавом и клетчатую юбку в складку. Несколько таких пошили специально по ее заказу за большие деньги. Такой наряд возбуждал Фурда, напоминая о девочках из приюта его детства, одну из которых он изнасиловал.
— Вы знаете, почему я вас вызвал. — Коммандер не стал задавать вопрос, а Кир отвечать. Только пристально смотрела.
Фурд часто думал о том, насколько много в Кир человеческого. Разумеется, внешне она была практически идеальной женщиной, но внутри ее словно переполнял яд. Подозрительно красивая, с лицом, напоминающим классическую статую то ли Справедливости, то ли Свободы, она была слишком совершенна для живого человека. Темные волосы, отливавшие фиолетовым, вызывали ассоциации то ли с птичьим оперением, то ли (Фурд считал такое сравнение более подходящим) с надкрыльями жуков, свисая ниже плеч. Темно-синие помада и лак на ногтях; иногда они были темно-бордовыми или темно-серыми, пурпурными или черными в тон других мундиров, сшитых на заказ.
Несмотря на ум и красоту, Фурд считал Кир холодной, хищной, а часто и вовсе отвратительной.
— Почему вы его убили?
— Он мог убить вас.
— Вы могли его ранить.
— Я не могла сказать наверняка, бросит ли он оружие на землю.
— Почему вы его убили?
— Потому что хотела.
Фурд пристально посмотрел ей в глаза, потом перевел взгляд на стол, где лежала тяжелая линейка из твердой древесины около трех футов в длину. Сувенир на память; в приюте священники часто били ею Фурда, и сейчас коммандер был не прочь наказать Кир. Она видела, как он разглядывает инструмент, знала, о чем думает командир. Его желание шло против любых правил, даже против намеренно двусмысленных предписаний, созданных Департаментом для «аутсайдеров», но авторитет Фурда был настолько высок, что Кир приняла бы и такое.
Он действительно хотел высечь ее, лишь мысль об уничтожении «Веры» жгла сильнее, и пришел в ярость от самого себя, когда решил ничего не делать. Знал: Кир выдержит порку, но не ради жизни, которую столь бесцельно забрала. Кир не совершала актов искупления.
— Почему вы его убили? — повторил он.
— Потому что хотела, — повторила она; и мысленно добавила, ничего не сказав: «Чтобы вы точно не погибли».
— Я думал, что наш разговор будет бессмысленным. Свободны.
Она какое-то время смотрела на него, потом развернулась к выходу, складки юбки закачались от резкого движения.
Фурд поблагодарил изящный кулачок Кир, все еще поднятый в воздух, и добавил:
— Уделите особое внимание тем двум ракетам, — и перешел к консоли слева от нее.
— ПМ-двигатель выключен после прыжка в систему Гора, — отрапортовал Смитсон. — Остальные…
— Он в исправном состоянии?
— Разумеется. Но если вы вздумаете использовать ПМ-двигатель внутри системы…
— Пожалуйста, мне нужен от вас только детальный рапорт. Вам ясно?
Смитсон ощетинился — не слишком-то легкая задача для столь влажного существа — и огрызнулся:
— Да, коммандер. Я вас понял. Детальный. — Он поудобнее устроился в своем укрепленном кресле, выпустил конечность из живота, воздел ее вверх, намеренно, но совершенно отвратительно копируя Кир, и принялся считать: — Во-первых, фотонный двигатель. Во-вторых, ионный. В-третьих, магнитный. В-четвертых, маневровый. В-пятых, в-шестых и в-седьмых, термоядерный двигатель, термоядерный реактор, запасной реактор.
На дополнительной конечности выступали и тут же втягивались обратно подобия пальцев, пока Смитсон вел счет. Подражая Кир, он добавил:
— Я перечислил их вместе, так как рапорт для всех один: двигатели находятся в прекрасном состоянии и протестированы после переоснащения.
— Спасибо, — поблагодарил его Фурд с искренней радостью.
Разговоры на «Чарльзе Мэнсоне» обычно были холодными и язвительными; даже в хороший день сдержанностью они напоминали общение между шахранами. Но, в отличие от шахран, экипаж «аутсайдера» каким-то образом стал не просто суммой отдельных индивидуумов, но чем-то большим, и это радовало коммандера.
Словно подчиняясь невидимой часовой стрелке, инициатива переходила от одного члена экипажа к другому.
— Каанг?
Она чем-то увлеклась и не услышала Фурда. А он посмотрел на нее и в очередной раз подумал, насколько же она обычная: немного полноватая, рыхлая, бледная, со светлыми волосами средней длины, убранными в совершенно непримечательный хвост. Она даже отдаленно не напоминала кого-то, кто обладал одним-единственным даром, но таким, что слово «гений» казалось неподходящим для его описания; правда, в любом другом деле Каанг была совершенно бесполезна.
— Каанг, мне бы хотелось услышать ваш рапорт. Пожалуйста.
— Прошу прощения, коммандер. Мы в пятидесяти девяти минутах от Шахры. Я иду на фотонном двигателе, мощность тридцать процентов, согласно вашим распоряжениям. Мы пересекаем Пропасть и направляемся к внешней планете системы, Гору пять. Подробные координаты на экране.
— Спасибо, — Фурд откинулся в кресле. — Больше приказов нет.
Тридцати процентов от максимальной скорости фотонных двигателей все равно хватало для создания релятивистского эффекта. Звезды горели шахранскими осенними пожарами, пульсируя на краю мрака. Без автоматических корректирующих фильтров и вертикальной регулировки экрана инфракрасное излучение стало бы видимым, красный цвет превратился бы в зеленый, зеленый — в фиолетовый, а фиолетовый — в невидимый ультрафиолет. А холодные звезды впереди и сзади столпились бы, образовав на глазах сужающуюся полосу, и превратились бы наконец в коридор из вечности в вечность. Но ничего этого не произошло, корабль корректировал последствия эффектов, а потом корректировал последствия корректировок — и так до тех пор, пока не выводил на экран необходимую ложь — рабочий аналог изображения. «Аутсайдер» все делал тихо, незаметно, без приказов со стороны. «Чарльз Мэнсон» был разумен на девять процентов, тогда как все остальные корабли Содружества — максимум на пять.
Он походил на изящный серебряный треугольник, тонкий и вытянутый. Более тысячи шестисот футов в длину, около трехсот футов в ширину, если мерить по корме, где располагались главные двигатели.
От мостика лучами расходились другие жилые отсеки, куда втиснули пятьдесят семь человек, включая шесть, расположившихся в командном пункте. Здесь царила тишина, а у команды не было места, где она могла бы собраться вместе; один член экипажа за весь полет видел не больше шести или семи сослуживцев. Среду обитания разбили на помещения так, чтобы в случае непоправимых (едва ли, но всякое возможно) повреждений каждое могли легко отключить, перенеся его функции куда-то в другое место, а корабль продолжал бы свободно двигаться, забыв о ранении, словно ампутировав больную часть тела.