– В этих вершинах довольно тварей, которых следует опасаться. – Он принялся собирать кристаллы, чтобы спрятать их обратно в двойной мешочек из кожи ящерицы. – В это время года они очень изголодались после зимней скудости. Но всё же никто из окрестных обитателей обычно не обгладывает свою жертву настолько, чтобы от неё оставалась одна шкура. Вессель пока расспрашивает…
Следующее слово Дюратана потонуло в шуме, который заставил обоих мгновенно вскочить и метнуться к одному из узких окон в комнате смотрителя. Мужчина оказался у него в два скачка, но Мерет не собиралась уступать ему и оказаться вынужденной выглядывать у него из-за плеча, чтобы рассмотреть…
Тьма почти поглотила склон, который отгораживал долину от внешнего мира. Вдалеке плясали маленькие огоньки – судя по виду, факелы, рассудила Мерет. Они, пожалуй, не приближались к Лормту, а скорее просто толклись на месте в некотором отдалении.
Дюратан отстранил женщину со своего пути и пересёк комнату, остановившись лишь затем, чтобы подхватить плащ, небрежно брошенный на спинку кресла. Накидка Мерет осталась в её комнате, в нескольких этажах отсюда, но она не задумываясь двинулась к двери вслед за ним, хотя он уже бросился бежать. Ей же, даже опираясь на посох, не под силу было за ним угнаться, поэтому когда она добралась до центрального дворика, там уже собирался небольшой отряд вооружённых стражников, а двое с ворчанием отворяли массивные ворота. Они благоразумно приоткрыли створки ровно настолько, чтобы в щель мог пройти только один стражник.
Хотя отсюда факелов было не видно, со стены в двух уровнях сверху послышался крик часового:
– Они всё ещё там!
– Госпожа! Ночь будет холодной! Вот, закутайся. – Беталия, экономка Лормта, сбросила свой собственный плащ и накинула его на плечи Мерет.
Над ними колыхались волшебные огни – ярче любого факела. Похоже, за дело взялась леди Налор.
Мерет торопливо закивала головой в знак благодарности, поскольку Дюратан уже проскользнул в узкую щель между створками и привратник собирался захлопнуть их, когда она протиснулась следом. Он бросился было удержать Мерет, но она не обратила на него внимания. Лишь когда мрак сомкнулся вокруг неё, Мерет остановилась. Сюда свет волшебных шаров не проникал. Единственный неверный шаг мог обернуться для неё очень болезненным падением. Впереди послышалось бряцанье оружия, и она в досаде закусила губу. У неё не оставалось никакого иного выбора, кроме как ковылять вперёд с черепашьей скоростью, изо всех своих скудных сил вонзая посох в землю при каждом шаге.
От кучки факельщиков донеслись крики и пронзительный вопль, тут же оборвавшийся, как будто от удара. Когда Мерет наконец добрела до места событий, в скудном колышущемся свете факелов ей представилось зрелище борьбы, окружавшей её.
Ни один из стражников не обнажил оружия, но все вокруг колотили друг друга короткими и толстыми деревянными дубинками, которые почти ничем не отличались от её более длинного посоха. Их противниками оказались жители деревни, которые хрипло что-то выкрикивали, не переставая драться.
Мерет разобрала грубую брань, перемежаемую воплями:
– Ах вы, отродья Тьмы! Пропадите вы пропадом! Оставьте нас в покое!
Так уж сложилось, что исследователи древней мудрости из Лормта почти не общались с деревенскими, за исключением тех тяжких времён, когда они распахнули двери цитадели знаний перед теми, кто спасал свои жизни. Тогда местные жители и их семьи были очень признательны своим спасителям, но когда сельчан настигло страшное бедствие – сдвинулись горы, – ими овладело недоверие, и все их контакты стали ограничиваться лишь торговлей. Однако Мерет никогда ещё не слышала о таких беспорядках, каким стала свидетельницей сейчас.
Но времени на размышления Мерет не дали: она развернулась, опираясь на посох, и едва уклонилась от смертоносного удара, нацеленного ей в голову. Но совсем избежать его ей всё же не удалось: дубинка больно задела её по плечу.
Робер! Да ведь только сегодня утром сын возчика поприветствовал её, вежливо и с подобающим почтением, а теперь его налившееся кровью лицо свело в искажённую ненавистью застывшую маску, как у обезумевшего от запаха крови разбойника. Мерет содрогнулась. Время точно повернуло вспять. Она инстинктивно ответила обидчику тем же: с отточенной долгими годами опыта силой размахнулась и посохом угодила ему куда-то в область колена. Он завопил и рухнул наземь.
И принялся кататься, держась за коленку. Приземлился он не на землю, а на чьё-то другое тело. Обнажённая плоть в свете факелов отчаянно извивалась. Это была пастушка, связанная по рукам и ногам, точно приготовленная к закланию овца, и без одежды казавшаяся совсем маленькой и сморщенной. Кровавые рубцы у неё на руках не оставляли никаких сомнений в том, что ей пришлось пережить до этого.
Мерет двинулась к ней, готовая защищать бедняжку и себя саму, но Робер уже полз прочь, всё ещё держась за коленку и беспрерывно воя. Основная гуща свалки переместилась в сторону, и две женщины остались одни во мраке – факелы или погасили, или их унесли.
Однако Мерет уже успела приметить какое-то подобие укрытия – ещё один каменистый уступ. Нести девчонку было ей не по силам, но, возможно, она сумеет докатить её дотуда. Она наклонилась и ухватила пленницу за волосы, сальные и покрытые грязью. Один быстрый взгляд сказал ей, что глаза пастушки устремлены на неё. Старая женщина зажестикулировала, изображая, что она хочет сделать, и ткнула в сторону камня, надеясь на понимание.
Ответа не последовало, но Мерет изо всех оставшихся сил потянула, и маленькое тельце пришло в движение и принялось извиваться, пока они вдвоём кое-как не добрались до спасительного валуна. Женщина рухнула на землю почти без сил, и беспомощная девочка оказалась вплотную к ней. Мерет трясло – нет, скорее ей передавалась мучительная дрожь, колотившая тощее – кожа да кости – тело девчонки.
У Мерет не было с собой ножа, чтобы перерезать путы маленькой пленницы, но она расстегнула застёжку плаща Беталии, обняла девочку и, как смогла, натянула плотную шерстяную ткань на них обеих.
Она попыталась подтянуть девчонку повыше, и край плаща обвился вокруг одной из туго связанных костлявых рук пленницы. Крестьянка дёрнулась вперёд, но вырваться у неё не получилось. Извиваясь в руках Мерет, которая только усилила хватку, она снова вскрикнула и ухитрилась взглянуть прямо ей в лицо.
– Зло! Убей меня! Быстрее!
Мерет не могла написать ни вопрос, ни ответ. Но в этот миг один из факельщиков отступил и оказался поблизости, и она увидела… По скрученным рукам пастушки, по её плечам уродливой каймой тянулась ободранная, кровоточащая плоть – лишённая всякой кожи. Мерет мгновенно отпихнула от себя девчонку и увидела костлявую спину, испещрённую всё теми же зловещими отметинами голого мяса, из которых торчали клочья разорванных листьев и тёмные сломанные стебли.
То были следы не жестокой порки, но чего-то неизмеримо более устрашающего. Мерет содрогнулась. Нужно доставить бедняжку в Лормт, пусть Налор попробует при помощи своего целительского дара облегчить страдания несчастной девочки.
Девчонка извивалась, пытаясь отползти от Мерет, хотя даже самое незначительное движение заставляло её пронзительно кричать от боли. Но все попытки старой женщины удержать её, чтобы как-то облегчить эту ужасную пытку, лишь заставляли её вопить громче. Лишённая дара речи, Мерет была сейчас почти так же беспомощна, как и связанная крестьянка. Нет! Нет! НЕТ! Её разум сражался с кляпом, которым судьба заткнула ей рот, как когда-то в далёком прошлом, когда её младшую сестру у неё на глазах зарезал ализонец.
– Госпожа!
Мрак рассеялся. Над ней стоял Вессель, прижимая к груди левую руку, а мастер Форби, с которым они уже успели обменяться приветствиями, склонялся к ней с факелом.
– Что здесь такое? – подошёл к ним Дюратан. – Леди Мерет, как ты здесь оказалась?
Она кивнула на дрожащую девчонку, которая внезапно стала казаться всего лишь жалкой кучкой ободранной плоти. Мерет привалилась к камню, и безжалостный свет факела осветил сочащееся кровью тельце. Вессель от души выругался, а командир лормтийского гарнизона развернулся и гаркнул:
– На помощь!
Его крик разлетелся над полем, где больше не было видно сражающихся стражников и жителей деревни.
Когда они наконец вернулись в Лормт, по жесту Налор двое пожилых учёных придвинули стол к пылающему в камине огню. В комнате высоко под потолком на верёвках висели пучки сушёных трав. Мерет притулилась на скамеечке у камина, блаженно грея заледеневшие руки о кружку с тёплым настоем.
Налор проворно расстелила на столе простыню, а Дюратан, которому помогал один из стражников, уложил на неё девчонку лицом вниз. В самый последний момент травница аккуратно повернула голову девочки в сторону. Низкая лампа, подвешенная на цепи к балке над столом, осветила истерзанную плоть.
К изумлению Мерет, отвратительные полосы содранной кожи не переходили на спину, как было бы со следами порки. Вместо этого они пересекали левую руку, левое плечо и левый бок; остальная кожа была в синяках и ссадинах, но на месте.
Когда мужчины вышли, рядом с леди Налор появилась госпожа Беталия с маленьким дымящимся котелком в руке и стопкой чистых тряпиц под мышкой.
Её лицо пылало от гнева.
– Что за звери эти деревенские олухи? – возмутилась она.
Леди Налор ничего не ответила, но открыла одну из своих лекарских сумок и вытащила оттуда тоненькие щипчики. Мерет, догадавшаяся о её намерениях, с трудом поднялась, отставила свою кружку и вытянула из-под мышки экономки одну тряпицу.
Расправив её на ладони, Мерет оттеснила Беталию в сторону и встала рядом с главной травницей, которая с явной осторожностью, но проворно начала очищать раны от обломков стеблей, грязных листьев и цветов, которые так крепко прилипли к ободранной плоти, что, казалось, застряли в ней намертво.
Как только они были удалены, она кивнула Мерет, которая мгновенно накрыла одной кромкой приготовленной ткани другую, чтобы ничто не ускользнуло.
– Чувствуешь? – спросила Налор.
Мерет кивнула, крепко зажав тряпицу между ладонями. О да, она ещё как чувствовала. Возможно, не столь сильно, как Налор, которая принадлежала к Древней расе и обладала Даром: ярость, жгучую, сконцентрированную ярость, что может заставить человека броситься в бой, не думая о себе, и убивать и убивать до тех пор, пока его самого, в свою очередь, кто-нибудь не убьёт.
И хотя никакой возможной физической причины не было, эта ярость исходила из сложенной тряпицы у неё в руках.