— Ты всегда говоришь «да, да, знаю» и при этом назло мне делаешь вид, будто тебе скучно. Со мной никому скучно не бывает!.. У меня есть сегодня синяки под глазами?
— Ни малейших. Напротив, ты становишься всё декоративнее. Прямо на обложку «Лайф».
— Я решила соблюдать строгий режим. Хочу весить на десять фунтов меньше.
— Это очень легко: отруби себе ногу.
— Твои шутки в последнее время стали чрезвычайно неостроумны. Ты и вообще не остроумен, хотя и вечно остришь. Худеют от танцев. Будем сегодня ночью танцевать до рассвета?
— Нет, не будем сегодня ночью танцевать до рассвета.
— Я полнею от шампанского. Сегодня за обедом выпила целую бутылку, — сказала Эдда и остановилась, ожидая, что он ее спросит «с кем?». Шелль нарочно не спросил. — Моя жизнь в шампанском и любви.
— В любви и в шампанском.
— А капиталистический строй я ненавижу потому...
— Потому, что у тебя нет капиталов.
— Нет, не поэтому!
— Хорошо, хорошо, — сказал он. — Я знаю. Знаю, что ты ненавидишь всё vieux jeu и что в Америке ужас и фантастика. Знаю, что настоящая свобода только в России. Знаю, что ты суперэкзистенциалистка и что l'existence précède l'essence. Знаю, что ты обожаешь Сартра и музыку конкретистов. Все знаю («Знаю, в особенности, что ты супердура», — хотел бы добавить он). Но тут не время и не место для философско-политических споров. Скажи мне толком: говорить с полковником или нет? Сегодня есть случай и день хороший: не понедельник, не пятница, не тринадцатое число.
— Куда он меня пошлет? — спросила она, еще понизив голос. — За железный занавес я не поеду.
— Едва ли они пошлют тебя шпионить за ними самими.
— Так куда же?
— Почем я могу знать? Может быть, в Париж?
— Если с тобой, я поеду куда угодно, — робко сказала она. — Я хочу быть в том же деле, что ты.
— Ты, очевидно, представляешь себе это как банк или большой магазин: ты будешь за одним столом, а я рядом за другим?
— Одна я, пожалуй, поехала бы в Париж. Разумеется, если они будут хорошо платить. Мне надо жить.
— Я тебе даю четыреста долларов в месяц.
— Ты мне их давал, но я знаю, что ты проиграл всё, что у тебя было. И, как ты догадываешься, мне не очень приятно жить на твои деньги, — сказала она искренно. — Я признаю, ты не скуп. Но прежде ты любил меня.
— Я и теперь люблю тебя. Даже больше прежнего.
— Ты врешь! — сказала она, впрочем довольная его словами. — Ты никогда не говоришь правды.
— Нет, иногда говорю. Я тебя люблю уже пять месяцев. Вероятно, никто не любил тебя так долго.
— Меня никто до тебя не бросал, но я действительно скоро всех бросала. А чем же ты показываешь, что любишь меня?
— Ответ был бы непристоен... Не петь же мне с тобой любовные дуэты, да и это доказательством не было бы. Кажется, в опере Шостаковича он и она поют любовный дуэт, но оказывается, что они объясняются в любви к Сталину.
— Ты хам!.. Когда ты уезжаешь?
— Послезавтра.
— В Мадрид?
— Да, в Мадрид. Я тебе десять раз говорил, что в Мадрид. Не на Гонолулу, а в Мадрид.
— Ты действительно говорил это десять раз, и именно поэтому я тебе не верю. Отчего ты не берешь меня с собой?
— Я там буду занят целый день. Да это и дорого. И не так легко получить визу в Испанию.
— Если не так легко, то ты и потрудись... Что я буду здесь делать одна?
— У тебя много знакомых.
— Ты хам, — сказала Эдда. Она постоянно говорила «ты хам», «он хам», «они хамье», и это у нее почти ничего не значило. Значило разве, что человек ей не нравится. Да и то не всегда.
— Если будет скучно, повторяю, пиши стихи.
— Я все равно пишу каждый день. Сегодня написала одно по-русски, в старинном стиле, немного в духе Дениса Давыдова: «О пощади! Зачем волшебство ласк и слов...»
— Цо то есть за чловек? Не гневайся, знаю, знаю, был такой поэт. Спрашиваю во второй раз, говорить ли с полковником. Помни твердо, я тебе не советовал и не советую.
— Ты думаешь, это очень опасно?
— Не знаю, очень ли. Это зависит от поручения. Но, конечно, служить в разведке дело рискованное. Я знаю, ты любишь играть жизнью, это самая основная твоя черта. — «Клюнуло», — подумал он. — Всё же я не советую. У тебя для этой профессии слишком беспокойный взгляд... Вероятно, они пошлют тебя именно в Париж.
— Может быть, я соглашусь, чтобы пройти и через это. Надо пройти через всё!
— Я оценил афоризм.
— А когда мне надоест, я брошу. Но если я поеду к ним и, они меня назад не выпустят? Что ты тогда сделаешь?
— Сброшу на них водородную бомбу.