Больше месяца не писал в дневник: 7 февраля в нашей семье случилось ЧП.
Я отвез Ольгу на «скорой помощи» в больницу с перитонитом. И получил обратно лишь 28-го. Делали тяжелую операцию. Как сказали врачи, жизнь была на волоске: привези мы ее несколькими минутами позже, и операция не понадобилась бы.
…Три недели жили вдвоем с Максимом. Ольга поправлялась плохо, доставали дефицитные лекарства, нервничали, приводили знакомых врачей из ВМА, подняли на ноги всех, кого могли, ежедневно ходили в больницу.
Вспоминать неохота — тяжело.
Максим вел себя образцово: помогал мне, рано ложился спать и вставал без капризов в семь утра, т. к. меня послали на курсы по эксплуатации газобалонных автомобилей. Неделю ездил на занятия к 9 утра, потом в больницу, потом забирал Максима. Тесть с тещей тоже постояли на ушах.
Вечерами, когда дело пошло на поправку, срочно сокращал повесть для сборника. Отоспался лишь с окончанием курсов и возвращением жены. Слава Богу!
Когда Ольга еще лежала в больнице, у меня обнаружили гастрит и колит — глотал зонд с лампочкой на конце.
Ольга дома, ходит еле-еле, держась за сшитый живот. Но уже лучше.
Много интересного в журналах «Новый мир» и «Нева».
12 марта 1987 г. Зеленогорск. Дежурю в гараже.
На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся. Журнал «Аврора» предлагает лететь в Казахстан, чтобы написать очерк о безобразиях, которые там вскрылись, и пассивности комсомола. Я почти согласился, но дома прочитал свой гороскоп — он советует не уезжать в 1987 году далеко от дома — и отказался. О безобразиях в Казахстане охотно напишет кто-нибудь другой. Сейчас все пишут о безобразиях. И те, кто сам безобразничал.
29 марта 1987 г. Зеленогорск.
Перестройка, перестройка… Вскрываются недостатки прошлых лет, идут судебные процессы, в основном над жуликами, в газетах дают слово рабочим и председателям колхозов, которые режут правду-матку.
На клумбах пробились оранжевые ростки тюльпанов.
«Добрый, с открытой душой пес», — сказала Ольга.
Насморк, кашель. Ходил в баню, парился. Вынул ноги из таза с горячей водой. Они были словно в красных дымящихся носках.
Читаю В. О. Ключевского «Очерки и речи» (М., 1913 г.) и «Добрые люди Древней Руси» (Сергиев Посад, 1891 г.):
«Чтобы знать, куда нам идти, надо знать, откуда мы пришли».
«Люди беспомощно опускали руки, умы теряли всякую бодрость и упругость и безнадежно отдавались своему прискорбному положению, не находя и не ища никакого выхода. Что еще хуже, ужасом отцов, переживших бурю, заражались дети, родившиеся после нее».
«Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьет урочный час, он соберет свои растерянные нравственные силы и выложит их… в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно прямую историческую дорогу».
Бодрящие слова, вовремя сказанные.
16 апреля 1987 г. Зеленогорск, гараж.
Перебрался на дачу и полдня устраивался. Решили с Ольгой выращивать рассаду почти промышленным способом. Кто будет продавать, пока не решили. Сначала надо вырастить.
«Вода такая чистая, что белье можно стирать», — сказала женщина, проходя мимо ручья с талой водой.
Вечером сажал в ящики рассаду: капусту, астру. Топил буржуйку углем — получается плохо.
Новая редакция «Шута» застопорилась на 125 стр.
Начался съезд ВЛКСМ. Первый Секретарь Мироненко с трибуны сказал, что наибольший урон авторитету комсомола нанесли руководящие работники, которые обюрократились и оторвались от масс.
Полетели, поскакали денечки. «Шут» лежит, машинку даже не распаковывал.
19 апреля 1987 г. Зеленогорск, гараж.
Пасха. Холодный северный ветер, ночью до –5. Вчера приехала Ольга. Я на дежурстве — она на даче, следит за печкой в теплице. Что из этого выйдет, покажет утро. Вчера у нее погасли обе печки, мы немного повздорили, но потом помирились. Что взять с городской женщины, дочки доцентов?
Вчера в гараже гремел Ленинский коммунистический субботник. Болтались пьяные: играли в карты, сидели в машинах, разошлись поздно. Я попросил сторожа раздвинуть ворота во всю ширь, чтобы шофера не промахивались.
Весь год мусорим, а в конце апреля включаем музыку и бросаемся прибирать. Победные реляции по радио.
23 апреля 1987 г. Зеленогорск.
Ужинаю: в левой руке ложка, в правой авторучка. Цейтнот.
Желтым угольным дымом спалили семь ящиков помидорной рассады. Дым почему-то пошел не в трубу, а выскочил огромным облаком в теплицу. Зелень на близких ящиках мгновенно свернулась и почернела. Ольга открыла дверь на улицу, стала размахивать фанерой. Расстроилась больше моего, чуть не плакала.
У забора шуршит сухими листьями старый знакомый — ежик.
Мальчик, оставив на обочине портфель, сидел со спущенными штанами под забором. В руках он вертел прутик.
По телевизору показывают телемосты СССР — США, СССР — Япония. В газетах — о неформальных объединениях молодежи. Сегодня Фил Донахью встречается с советской молодежью — он сам отобрал 300 человек. Некоторые начинают отвечать по-английски, затем переходят на русский. Шум, смех, отвечают смело. Говорят даже о сексе. О, ужас, если смотреть по-старому. И нет ничего плохого, если смотреть нормальными глазами.
9 мая 1987 г. Зеленогорск.
Прошел пленум Союза писателей. В «Литературке» речи выступавших.
Писатели ругаются и грызутся по всем вопросам, кроме истинно литературных: национальные распри, упреки, обиды, колкости. Читать противно. Как дерьма наелся. Но узнаешь много скандально-нового про писателей.
Звонил в Москву редактору. Книгу мы должны сдать в производство 30 мая.
12 июня 1987 г. Зеленогорск.
Был в Москве, редактировали рукопись. Тетя-редактор перечитать повесть к моему приезду не успела (говорит, читала в январе, в чем сомневаюсь), но взяла карандаш и стала подчеркивать всё подряд.