Новелла «Планета под соусом» («The Gravy Planet») Ф.Пола и С.Корнблата, впервые опубликованная в альманахе «Гэлэкси» в 1952 г., имела огромный успех не только у любителей научной фантастики, но и у весьма широкого круга читателей. В 1953 г. вышло дополненное книжное издание под заглавием «Торговцы космосом». С тех пор книга переиздавалась много раз и разошлась в сотнях тысяч экземпляров, сделавшись классическим произведением англо-американской научной фантастики, признанным многими критиками одним из лучших.
«Торговцы космосом» (в русском издании «Операция «Венера») появились во время упадка послевоенного «бума» научной фантастики, когда начали закрываться специально посвященные ей журналы. Даже ярые поклонники жанра пресытились потоком однообразных произведений «космической оперы» с ее перепевами викторианского колониального романа или темы всемирной военной катастрофы.
«Торговцы космосом» — одно из немногих социально-фантастических произведений в современной англо-американской литературе, и в этом — секрет успеха повести. Авторы переносят читателя на два — три столетия вперед. В американском обществе, после короткой эры диктаторского тоталитаризма, вновь царствуют крупный бизнес и бешеная реклама.
Один из авторов — Пол — на протяжении нескольких лет был работником Нью-йоркского рекламного агентства, а Корнблат — начальником Чикагского бюро телеграфных новостей. Оба автора хорошо знают дело коммерческой рекламы и насытили свою повесть достоверными и тонкими деталями. Вместе с тем картина социальных процессов, ими нарисованная, оказалась обедненной. Трудно поверить, что реклама может стать одной из важнейших сил в общественном устройстве будущей Америки (даже если считать, что капитализм просуществует до той поры). Сущность повести и заключается в борьбе, явной и тайной, между могущественными рекламными агентствами.
Главный герой повести Митчел Кортней должен распространить по всей Америке идею эмиграции на Венеру, заманить на планету с невыносимым климатом и ужасными условиями жизни сотни тысяч людей, пусть неудачников, но не столь уж легковерных простаков, давно привыкших к оглушительной рекламе.
Но, кроме основной трудности, возникает множество непредвиденных препятствий. Через всю повесть проходят напряженные драматические эпизоды: борьба с подпольной организацией консервационистов, с врагами в том же агентстве, где служит герой. Даже жена Кортнея становится его противником.
Действие развертывается на фоне своеобразного мира роскоши и бедности, каким представляется авторам будущая перенаселенная Америка. Все живут в страшной тесноте, только людям высокого общественного ранга предоставляются отдельные квартиры в две крохотные комнаты. Остальные живут в общих помещениях, разделенных перегородками, автоматически поднимающимися утром с началом рабочего дня. Сложная электронная техника и автоматические машины сочетаются с острейшей нехваткой горючего. Даже глава могущественного рекламного агентства ездит на «кадиллаке», приводимом в движение… педалями. Тысячи сортов напитков и коктейлей, удивительные по вкусу жевательные резинки сосуществуют с недостатком элементарной белковой пищи. Школьники едят соевые котлеты и искусственные «регенерированные» бифштексы, люди пьют кофейный эрзац и лакомятся поддельным мороженым. Угроза дальнейшего увеличения 800-миллионного населения Америки наполняет людей будущего чувством неустойчивости и неуверенности, хотя техника развивается все более и специалисты делают открытие за открытием. Число психопатов растет.
Авторы умело и тонко перенесли современную Мэдисон-Авеню Нью-Йорка с ее рекламными агентствами в будущее, смешав реальные детали настоящего времени с придуманными и сообщаемыми как бы вскользь особенностями грядущего. Эта композиция из знакомого и незнакомого стремительно вводит читателя в мир, созданный фантазией авторов, и убеждает в его достоверности.
Авторы взяли за основу известное утверждение писателя Оруэлла, что развитие общества (капиталистического, разумеется!) в настоящее время ведет к тому, что предметы роскоши становятся более доступными, чем самые необходимые.
Люди будущего в повести — современные нам американцы. Они лишь живут и действуют в фантастическом, придуманном окружении. Эта черта характерна для большинства американских произведений о будущем. Она является их слабой стороной, но в то же время помогает неискушенному в социальных вопросах читателю почувствовать себя ближе к герою.
В повести отсутствует какой-либо намек на революционные преобразования, авторы не видят классовой борьбы, не приемлют идеи социалистического переустройства общества. Однако талантливые писатели словно острым ножом вскрывают недостатки капитализма и, утрируя их до сатиры или иногда до абсурда, очень ясно показывают читателю, куда идет общество, отданное во власть крупного бизнеса, обмана и эксплуатации.
Особенно резко авторы ополчаются на подкупленных специалистов, все время предупреждая читателя, что нельзя доверять им и относиться пассивно к их действиям. В критическом реализме повести ее главная ценность для советского читателя.
Среди западных критиков повесть «Торговцы космосом» обычно рассматривается как сатира на современную Америку и особенно на рекламу, столь развитую в этой стране. Другие критики считают повесть предостережением против ряда тенденций в современной (капиталистической) экономике.
Мне кажется, что прав Кингсли Эмис, который в своем обзоре западной научной фантастики «Новые карты ада» считает, что повесть Пола и Корнблата в отдельных своих частях поднимается выше сатиры и выше просто социального предупреждения.
Настоящий писатель, кто бы он ни был, не может не протестовать против недостатков общества, в котором он живет. Воспевать с полной искренностью и силой можно природу, общество же, как далеко еще несовершенная организация справедливости и людского счастья, будет возбуждать желание переустроить его к лучшему. Писатель в этом случае счастливее других, потому что он может попытаться создать воображаемое общество по своему вкусу — утопию. Однако при идейно-философской незрелости у художника не получится убедительной картины утопического будущего. Понимая это, Пол и Корнблат и не ставили себе подобной задачи. Но как талантливые писатели, тревожась за свою родину, за ее будущее, они поднялись выше сатирического высмеивания, гротеска, приведения к абсурду. Оттого на лучших страницах «Торговцев космосом» сатира оборачивается трагедией, и в ней звучат ноты тревоги и страдания. И если книга производит впечатление некоторой незаконченности, то это случилось потому, что авторы увидели: будущее зашло в социальный тупик, — но не смогли найти из него выхода.
В это утро, одеваясь, я мысленно повторил длинный список цифр и обдумал все недомолвки и преувеличения, которые мне потребуется пустить в ход в сегодняшнем докладе на заседании правления. Мой отдел, рекламирующий готовую продукцию, изрядно пострадал из-за большого числа заболевших и уволившихся. А без людей какая тут работа! Но вряд ли правление станет считаться с этим.
Я натер лицо депиляторным карандашом и подставил его под тонкую струйку пресной воды, лившуюся из крана. Непозволительная роскошь, конечно, но я аккуратно плачу налоги, а соленая вода раздражает кожу. Однако прежде чем я успел смыть пену, струйка иссякла. Тихонько чертыхнувшись, я домылся соленой водой. Последнее время водопровод частенько пошаливал. Кое-кто считал, что это проделки «консов», и среди служащих Нью-йоркской Компании водоснабжения то и дело проводились проверки лояльности. Однако толку от этого было мало.
На минуту мое внимание привлек экранчик утренних новостей, расположенных над зеркалом для бритья. Вчерашняя речь президента… Снимок ракеты, предназначенной для полета на Венеру, приземистой, серебристо поблескивающей в пустынных песках Аризоны… Мятеж в Панаме… Я выключил экран, когда радиочасы мелодично отбили очередную четверть.
Похоже, что сегодня я снова опоздаю в контору, и это, разумеется, еще больше настроит членов правления против меня.
Я сэкономил пять минут, натянув на себя вчерашнюю сорочку, чтобы не вдевать запонки в манжеты свежей, и оставил киснуть на столе утреннюю порцию сока. Но я потерял эти пять минут, пытаясь дозвониться Кэти. Ее телефон не отвечал, и я опоздал в контору.
К счастью, совершенно неожиданно для всех Фаулер Шокен тоже опоздал. Он ввел в конторе правило раз в неделю, перед началом рабочего дня, устраивать пятнадцатиминутные совещания членов правления. Это держит в напряжении клерков и стенографисток, а самому Шокену особого труда не составляет: он все равно каждое утро в конторе. А «утро» для Шокена начинается с восходом солнца.
Я даже успел прихватить со своего стола сводку, подготовленную секретарем. И когда, извинившись за опоздание, в конференц-зал вошел Шокен, я уже сидел на своем месте в конце стола, спокойный и уверенный в себе, как и подобает члену правления Объединенного рекламного агентства «Фаулер Шокен».
— Доброе утро, — поздоровался Фаулер, и, как всегда, одиннадцать членов правления ответили ему невнятным бормотанием. Он не сразу опустился в кресло, а с минуту стоял, озабоченно оглядывая нас, словно отец свое многочисленное семейство. Затем любовным и восхищенным взглядом обвел стены зала.
— Я думал сейчас о нашем зале, — вдруг произнес он, и мы все, как по команде, тоже огляделись. Зал был не очень велик, но и не так уж мал — метров двенадцать-пятнадцать. Но в нем всегда прохладно, он хорошо освещен и обставлен красивой, добротной мебелью. Кондиционные установки искусно спрятаны в стенах за движущимися фризами, пол устлан толстым пушистым ковром, а мебель изготовлена из настоящего, неподдельного дерева.
— А зал-то у нас недурен, правда, друзья? — сказал Шокен. — Да разве может быть иначе? Объединенное агентство «Фаулер Шокен» — самая крупная рекламная фирма в городе. Наш годовой оборот на мегамиллион долларов больше, чем у других компаний. Но жалеть об этом нам еще не приходилось, не так ли? — Он снова выразительно оглядел присутствующих. — Среди вас ведь не найдется ни одного, у кого нет по крайней мере двухкомнатной квартиры? Даже у холостяков. — Он подмигнул мне. — А что до меня, так мне совсем грех жаловаться. Моя летняя вилла выходит в один из лучших парков Лонг-Айленда, я потребляю белки только в виде натурального свежего мяса, а прогулки совершаю в собственном педальном «кадиллаке». Нужда давно забыла дорогу в мой дом. Да и всем вам живется неплохо. Верно?
Рука заведующего Отделом рынков взметнулась вверх. Фаулер кивнул:
— Да, Мэттью?
Мэтт Ренстед — парень не промах. Он вызывающе посмотрел по сторонам.
— Я только хотел подтвердить, что полностью согласен с мистером Шокеном. Согласен с ним на все сто процентов, целиком и полностью! — рявкнул он.
Фаулер Шокен одобрительно кивнул головой.
— Спасибо, Мэттью. — Он действительно был растроган. Прошло какое-то время, прежде чем он смог продолжить речь. — Всем известно, — вновь начал он, — как нам удалось добиться этого. Мы помним первый баланс компании «Старзелиус», помним, как наносили на карту «Индиастрию». Первый глобальный трест! Объединение всех недр континента в единый промышленный комплекс! И в том, и в другом случае мы были пионерами. Никто не посмеет сказать, что мы плелись в хвосте у времени. Но все это уже в прошлом.
А теперь мне хотелось бы спросить вас, джентльмены, — неужели мы сдаем позиции? — Фаулер выжидающе посмотрел каждому из нас в лицо, словно не видел леса поднятых рук. (Да простит меня Бог, но моя рука тоже-была поднята кверху.) Затем он кивнул человеку, сидевшему справа от него. — Начинай, Бен, — сказал он.
Бен Уинстон поднялся и заговорил:
— Что касается нашего Отдела промышленной антропологии, то мы сдаваться не собираемся. Слушайте нашу сводку — ее передадут в дневном выпуске бюллетеня. А пока, разрешите, я вкратце познакомлю вас с нею. Согласно сведениям, полученным сегодня ночью, все начальные школы к востоку от Миссисипи приняли рекомендованную нами упаковку для школьных завтраков. Соевые котлеты и бифштексы из мяса ископаемых животных… — При одном упоминании о соевых котлетах и бифштексах из восстановленного мяса все присутствующие невольно содрогнулись. Уинстон продолжал: — …поступят в продажу в такой же зеленой обертке, в какой идут все товары фирмы «Юниверсал продактс». Однако конфеты, мороженое, детские сигаретки — все это идет на рынок в ярко-красной упаковке фирмы «Старзелиус». Когда дети подрастут… — тут Бен Уинстон, оторвавшись от своих записей, торжествующе посмотрел на нас. — …Короче, по нашим точнейшим подсчетам, через каких-нибудь пятнадцать лет фирма «Юниверсал продактс» будет полностью подорвана, обанкротится и исчезнет с рынков!
Под гром аплодисментов он сел на свое место. Шокен тоже аплодировал и сияя поглядывал на нас. Я выдвинулся вперед и придал лицу выражение Номер Один: готовность, деловитость, смекалка. Но я зря старался. Фаулер кивнул Гарвею Бренеру, сухопарому человеку, сидевшему рядом с Уинстоном.
— Я мог бы и не напоминать вам о том, что у Отдела торговли своя специфика работы, — начал Бренер, надувая впалые щеки. — Ручаюсь, что наше проклятое правительство кишит «консами». Знаете, до чего оно додумалось? Оно запретило нам принудительную обработку потребителя ультразвуковой рекламой. Но мы не отступили и дали рекламу с подбором таких слов, которые ассоциируются у потребителя с основными психотравмами и неврозами американского образа жизни. Правительство послушалось этих болванов из Департамента безопасности движения и запретило проецирование рекламы на окна пассажирских самолетов. Но и здесь мы его перехитрили. Наша лаборатория сообщает, — он кивком головы указал на сидевшего напротив заведующего Отделом научных изысканий, — что скоро будет испробован способ проецирования рекламы непосредственно на сетчатку глаза. И это еще не все! Мы постоянно ищем новые пути. В качестве примера можно сослаться на рекламу нашего напитка Кофиест… — Но тут он вдруг резко оборвал свою речь. — Прошу прощения, мистер Шокен, — сказал он почти шепотом. — Наш Отдел безопасности хорошо проверил эту комнату?
Фаулер Шокен кивнул.
— Абсолютно безопасна. Ничего, кроме обычных приборов для подслушивания, установленных государственным департаментом и палатой представителей. Мы их, разумеется, подключили к магнитофонам с заранее сделанной записью.
Гарвей успокоился.
— Так вот, о Кофиесте, — продолжал он. — Мы пробуем его сейчас в пятнадцати крупнейших городах страны. Условия обычные — трехмесячный запас Кофиеста, тысяча долларов наличными и недельная поездка на Лигурийскую Ривьеру для всех, кто согласен попробовать Кофиест. Но, — и это, с моей точки зрения, делает нашу рекламу поистине грандиозным мероприятием, — каждая порция Кофиеста содержит три миллиграмма простейшего алкалоида. Никакого вреда для здоровья, но привыкаешь, как к любому наркотику. Через десять недель клиент пойман, он наш до конца жизни. Чтобы излечиться, ему придется потратить по меньшей мере пять тысяч долларов; куда дешевле пить Кофиест — по три чашки за завтраком, обедом и ужином да кувшинчик у постели на ночь — все как указано на этикетках.
Фаулер Шокен буквально сиял, а я снова поторопился придать своему лицу выражение Номер Один. Рядом с Гарвеем сидела Тильди Матис, заведующая Отделом литературных кадров, подобранная на эту должность самим Фаулером Шокеном. Однако на заседаниях правления Шокен не любил давать слово женщинам. А рядом с Тильди сидел я. Мысленно я уже начал готовить свое выступление, как вдруг Шокен с улыбкой посмотрел на меня.
— Я отнюдь не собираюсь заслушивать все отделы. У нас нет времени. Но вы, джентльмены, уже ответили на мой вопрос. И ваш ответ мне по душе. До сих пор вы принимали любой вызов, думаю, не подведете и сейчас.
Он нажал кнопку на щитке перед собой и повернулся на вращающемся кресле. Свет в комнате погас; спроецированная на стену картина Пикассо исчезла, белела только матовая поверхность экрана. Но вот на ней появилось новое изображение.
Я уже видел его сегодня утром на экранчике над моим зеркалом для бритья.