армии, партийного комитета (вспомним хотя бы многочисленные обращения в эти инстанции
жен по поводу супружеской неверности, пьянства и т.п.), но и напрямую запрещал
негосударственную психологическую помощь (например, от лица Церкви, религиозной общины
и т.п.). Миф о человечном парторге, о душевном секретаре райкома, который, вопреки
черствому бюрократу из райисполкома, непременно удовлетворит просьбу пенсионера о
выделении дров, миф о том, что “там всегда помогут”, являлся не просто идеологической
выдумкой. Это был реальный миф, структурировавший и овеществлявший в каком-то смысле и
психологическую помощь. Реальность мифа обеспечивалась реальной системой власти, т.е.
распоряжением ресурсами, проведением определенной политики и т.п. С середины семидесятых
годов XX века, очевидно, под влиянием чрезвычайно мощного в США и на Западе движения
“counseling”, в Советском Союзе была инициирована долговременная кампания
“наставничества”. “Наставнику” — кстати, один из вариантов перевода термина counselor, —
как правило, авторитетному в данном учебном или производственном коллективе человеку, вменялось психологическое шефство над подчиненными: опека, присмотр в неблагоприятных
жизненных обстоятельствах, оказание помощи советом и делом. Впрочем, наставничество
относилось, в основном, к молодежи* или к тем, кто не внушал доверия в смысле достаточной
социализации (лица после заключения, ЛТП). В тех же случаях, когда американская гражданка
обращалась к пастору, наставнику (соunselor) в общине или же к консультирующему психологу
(сounseling psychologist) — неприятности в семье, проблемы в отношениях с руководителями, внезапное семейное несчастье, — советские женщины приходили с надеждой в партком и
получали необходимую моральную и социальную поддержку. Другое дело, какой в сущности и
насколько психологичной была эта помощь. В основном, она состояла в оказании социальной и
эмоциональной поддержки, подкреплении идеологических ориентаций. Ни о какой личностной
проработке проблем речи быть не могло.
С крушением коммунистической системы правления канули в прошлое парткомы и парторги, наставники и замполиты, но остались человеческие проблемы. И теперь как никогда наше
общество нуждается, во-первых, в квалифицированных специалистах, а во-вторых, в
принципиально другой системе регуляции общественных связей для оказания полноценной
психологической и социальной помощи каждому человеку в ситуации, в которой без такой
помощи со стороны общества личность может разрушиться, патологизироваться, а то и просто
погибнуть.
Не касаясь в целом проблемы принципиально иного построения общественной жизни, основу
которого, несомненно, должны составить принципы самоорганизации социума (советы, общины, ассоциации — микрорайона, предприятия, социальных групп и т.п.), сосредоточимся на
прояснении главного и весьма важного вопроса: кто и каким образом может обеспечить
оказание именно психологической помощи в нашем реальном, нынешнем обществе?
Естественно, прежде всего наш взор обращается к фигуре учителя, психолога и психиатра. Даже
если добавить к ним работников службы занятости и профконсультаций и так называемых
народных целителей (“экстрасенсов”, “магов”, “астрологов” и т.п.), все равно этот обширный
список нельзя сопоставить с принципиально иной профессиональной и культурной традицией
стран Запада, прежде всего — англоязычного мира и США. И дело здесь не столько даже в
отличии содержания образования, хотя и это немаловажно, сколько в степени дифференциации
полей деятельности и в социокультурных традициях.
В самом деле, исключим фигуру врача-психиатра из перечня специалистов, имеющих
квалификацию и право заниматься оказанием психологической помощи, скажем, в
англоязычных странах. Исключим даже одиозные фигуры астрологов, магов и прочих
шарлатанов, использующих внушаемость истероидов, эффект плацебо и так называемое
самоподкрепляющееся пророчество. И в этом случае перечень специалистов остается