— Геван? — настойчиво спросил он.
— Да здесь я, здесь!
— Извини, мне показалось, нас прервали. Я буду ждать тебя внизу в вестибюле. Помимо всего прочего мне хотелось бы ввести тебя в курс дел нашего завода.
Ну это уж слишком! Чего-чего, а меньше всего мне сейчас хотелось выслушивать его занудливые нравоучения относительно того, как себя вести в данной ситуации... Господи, сколько же приходится попусту тратить времени на людей, которые нам совсем, ну совсем не интересны! Лучше всего в таких случаях помогает одно простое короткое слово «нет!». Которое я, не особенно задумываясь, и произнес.
— Как-как? — переспросил он, похоже не поверив собственным ушам.
— Нет, Лестер, не жди, — повторил я и повесил трубку.
Было утро среды. Все они — и Лестер, и Ники, и Мотлинг — уже давно прекрасно все знали и хотели только одного: как можно скорее выяснить, кого из них буду поддерживать я. Хотелось бы и мне это знать. Наверное, именно для того я и приехал сюда. Чтобы провести собственное маленькое расследование. Почему бы и нет? Ну, скажем, долг перед семьей, перед братом и все такое прочее... Четыре, целых четыре года полнейшего равнодушия — и вдруг такой взрыв преданности? Прекрасно. Но ведь вчера вечером Джо и Хильди задали мне еще одну проблему, на которую, скорее всего, нет ответа. Может, она навеки похоронена в мозгу моего безвременно и трагически ушедшего брата. Рано или поздно мне все равно придется встретиться с Ники и поговорить. Но это рано или поздно. Сейчас к встрече с ней я еще не был готов. Пока не готов.
Невольно почувствовав себя намного лучше от того, что послал Лестера к чертовой матери, я быстро оделся, спустился на лифте этажом ниже вестибюля — на случай, если он не поверил моим коротким, но, как мне казалось, весьма решительным словам и выслеживает меня в бесплодной надежде, что я вдруг могу передумать, — и через черный ход вышел на улицу Перни. Ночной дождь заметно освежил воздух. В общем-то, несмотря ни на что, хорошо было вот так вдруг оказаться там, где в свое время произошли, наверное, главные события твоей жизни. Даже на этой улице Перни. Наш выпускной бал проходил в отеле «Гарленд». Я закончил колледж, а Кен тогда был только на втором курсе. Сейчас я уже не помню имени его девушки, а вот своей помню — Конни Шерман. Кто-то принес с собой бутылку виски, и мы с Кеном не раз и не два прикладывались к ней в мужском туалете. Затем, когда танцы уже заканчивались, мы отвели девушек в ресторан. Свою машину — старый, здоровенный, как сарай, и разбитый «шевроле» — я, помнится, тогда припарковал в самом конце улицы, поэтому нам пришлось идти к ней пешком.
А на улице нас поджидали парни, которых мы толком не знали, — скорее всего, с северных улиц города, очевидно желавшие наказать «выскочек из южной части». Когда мы вышли, один из них с наглым хохотком тут же отпустил грязное замечание насчет девушки Кена. Просто чтобы его спровоцировать и вызвать на драку. Тот моментально взъерошился и, хотя она, дернув его за рукав, попросила не обращать внимания, все-таки пошел к ним выяснять отношения. Конечно же зря, поскольку их было намного больше, они были готовы к любой подлости. Короче говоря, его тут же сильным ударом сбили с ног. Понимая, что нам сейчас меньше всего нужны проблемы, особенно в присутствии девушек, я сразу же схватил Конни и девушку Кена за руки и постарался втащил их обратно в вестибюль ресторана. Слава богу, они не очень возражали и быстренько вбежали внутрь. Тут Кен вскочил и яростно набросился на тех парней. Завязалась потасовка, но толком мне ее не удалось увидеть — кто-то здорово трахнул меня сзади по голове, и я практически тут же отключился. А эти трусливые подонки мгновенно попытались испариться. Не удалось. Все вдруг смешалось. Я сильно ударил кого-то между ног, кто-то шарахнул меня в живот... Ну и так далее и тому подобное. Мычание от боли, звуки ударов, а потом, потом кто-то дул мне в рот, пытаясь вернуть дыхание, кто-то сорвал с меня куртку, я схватил чью-то кисть руки, резко вывернул ее и услышал крик боли, затем послышались сирены полицейских машин, как всегда, собралась толпа зевак... Напавшие на нас парни, само собой, тут же исчезли, нас сначала хотели забрать в полицию, как виновных в беспорядках, но Конни, уж не знаю каким образом, все-таки удалось убедить их, что мы не виноваты. Короче говоря, нас отпустили.
Помню, как мы все громко хохотали в моей машине. Да так, что я чуть не врезался в грузовик. Когда мы наконец добрались до дому, мой левый глаз окончательно заплыл, как у нас тогда любили говорить, до полной неузнаваемости. А к тому времени, когда рассказы обо всем этом добрались до колледжа, их, то есть этих «крутых» подонков, оказалось уже по меньшей мере девять, причем пятерых из них мы с Кеном практически полностью вырубили. И мне даже стало чуть-чуть обидно, когда, глядя в зеркало, я заметил, что следы фингала под левым глазом проходят.
Воспоминания, воспоминания, воспоминания... В этом городе они преследовали меня чуть ли не на каждом шагу. Ладно, хватит. Кена я и так никогда не забуду. Пора возвращаться к реальности. Если за его столь внезапной и неожиданной смертью крылась какая-либо причина, то кому, как не мне, ее найти? Узнать или хотя бы попытаться выяснить, почему жизнь потеряла для него всякий смысл, почему во всех его последних письмах было столько внутренней боли, неуверенности, тревоги... Сначала Ники, затем Кен, потом всякие хитромудрости с нашим заводом, удары судьбы. Короче говоря, всего не перечислишь, и, значит, надо разбираться, причем как можно быстрее. Даже если деталей, как в известной «китайской головоломке», не так уж мало и при этом многие из них скрыты где-то в тени, чтобы как можно дольше нельзя было разглядеть их истинный цвет.
Я торопливо позавтракал в ближайшем кафе и прошел восемь кварталов до центрального полицейского участка, где сообщил дежурному сержанту свое имя, показал документы и попросил немедленно отвести меня к офицеру, занимающемуся делом об убийстве моего брата. Он, как положено все зарегистрировав, передал меня другому полицейскому, который неторопливо прошел со мной через небольшой дворик в левое крыло здания. Там мы поднялись по крутой лестнице на второй этаж и оказались в большой комнате с дубовыми столами, за которыми усердно работали какие-то люди, преимущественно в штатском. Полицейский подвел меня к одному из них. Деревянная табличка на столе гласила: «Сержант-детектив К.В. Португал». Внимательно выслушав полицейского, сержант что-то ему пробормотал, затем указал рукой на стул у противоположной стороны стола. Я сел, поблагодарил полицейского, и тот, молча кивнув мне, вышел из комнаты.
Португал работал не спеша, но с видом человека, которому хочется как можно скорее закончить рутинные дела, чтобы спокойно поговорить со столь неожиданным посетителем. Просмотрел несколько документов, завизировал их, небрежно бросил в металлическую корзину с надписью «Для исходящих» на левом краю. На вид ему было где-то около сорока. С очень бледным лицом, тучный, темно-каштановые волосы с перхотью, кожа со щек свисает чуть ли не до самого ворота темно-серой рубашки... Тяжело дышит ртом, иногда, будто вытащенная из воды рыба, жадно хватая очередную порцию воздуха, пальцы покрыты темно-бурыми пятнами никотина. Наконец сержант закончил со своими бумажками, облегченно вздохнул, откинулся на спинку стула и бросил на меня по-своему даже радостный взгляд:
— Значит, вы его брат, так? Да, печально все вышло. Хорошо хоть, что нам удалось так быстро во всем разобраться. К вашим услугам, сэр.
— Я прилетел только вчера вечером, прочитал обо всем в газетах и подумал, что вы сможете рассказать мне о каких-нибудь деталях.
— Ах вот вы о чем! Тогда слушайте. Просто нам во время позвонили и кое-что сообщили. Должен заметить, без информаторов это дело оказалось бы гораздо сложнее. Мы немедленно отправили по указанному адресу наряд и схватили этого парня. Его зовут Шеннари. Два свидетеля готовы подтвердить под присягой, что он вышел из своей комнаты в ту пятницу около десяти вечера и отсутствовал, как минимум, часов до двух ночи. Там же нашли и пистолет — автоматик 38-го калибра. Не чистился с того момента, когда из него был произведен этот роковой выстрел. — Тяжело вздохнув, сержант не без труда нагнулся, достал из нижнего ящика стола простую картонную папку, вынул оттуда цветную фотографию и положил ее передо мной. Карандаш он использовал как указку. — Это заключение наших экспертов по баллистике. Вот пробный образец, а вот кусочек металла, извлеченный из тела вашего брата. Как видите, они идеально совпадают. Шеннари оказался отпетым преступником, по которому тюрьма только и плачет. Три раза привлекался за вооруженный разбой, два срока отсидел полностью, третий раз был досрочно освобожден, но, само собой разумеется, нарушил все мыслимые и немыслимые условия. Давно в розыске. Вот, кстати, его милое личико. Хотите полюбоваться? — Он небрежно бросил снимки на папку с заключением.
Я взял их, внимательно всмотрелся. Так, анфас, профиль... На вид парню где-то около тридцати. Темные, глубоко посаженные глаза, квадратная челюсть, длинные черные волосы, густые брови, пересекающиеся на переносице... Невзрачный, совершенно ничем не примечательный тип. Неужели такой мог убить Кена? Нет, нет, это просто невероятно. Такое себе невозможно даже представить...
— Кажется, вы сказали, досрочно освобожден?
Португал снова откинулся на спинку стула, бросил хмурый взгляд на кончик своей потухшей сигары, подчеркнуто медленно разжег ее.
— Послушайте, я ведь всего-навсего полицейский, а не работник по общественным связям, мистер Дин. Многие считают, что преступников нельзя освобождать досрочно, что они всегда должны целиком и полностью отсиживать свой, как правило, заслуженный срок. Если бы вы тоже так думали, я бы вас не осудил. Ну, скажем, в силу того, что произошло с вашим братом. Но ведь факт и то, что, благодаря этой мере, многие из них порывают с прошлым и становятся на правильный путь. А вот такие, как Шеннари, только подрывают их веру в милосердие и справедливость. Он, может быть, даже вполне искренне уговорил судью освободить его, но, оказавшись на свободе, вдруг понял: а идти то ему совсем некуда и не к кому. Ну и что дальше? Тогда он принимает самое простое и самое глупое решение в своей жизни — берет револьвер и нечаянно, поверьте, совершенно нечаянно убивает вашего брата. Сам того не желая. Хотел-то всего лишь ограбить.
— Могу я с ним поговорить?
Португал только пожал плечами:
— Если так уж хотите, то можно.
— Поверьте, мне бы совсем не хотелось доставлять вам лишние проблемы.
— Да какие там проблемы! Пойдемте.
Мы спустились по лестнице, прошли по внутреннему дворику к другому крылу здания. Португал шел тяжело, склонившись вперед, сосредоточенно попыхивая своей сигарой. Темно-коричневые брюки, заметно протертые внизу, измятый пиджак неопределенного цвета... Вооруженный охранник внимательно оглядел нас через смотровое окошко и впустил вовнутрь.
— Ральф, — обратился к нему сержант, — мы хотим навестить моего приятеля мистера Шеннари. Не возражаешь?
Когда мы на лифте спустились глубоко в подвал и камеру открыли, Ральф шутливо произнес:
— Только не забудьте как можно громче позвать меня, если мистеру Шеннари вдруг захочется, чтобы ему взбили подушку, принесли свежего чая или что-нибудь в этом роде...
Шеннари, одетый в полосатую арестантскую одежду, сидел на скамье в самом конце камеры, окрашенной почему-то в светло-голубой цвет. Крошечное окошко было наглухо запечатано массивной решеткой. Когда мы вошли, он встал и, как бы не замечая нас, медленно подошел к зарешеченному окну, схватился тонкими грязными пальцами за толстые прутья.
— Как ты себя ощущаешь в такое прекрасное утро, Уолли? — издевательски ухмыльнувшись, поинтересовался Португал.
Шеннари бросил на меня мимолетный взгляд и тут же перевел его на сержанта:
— Ну, нашли того, кто вам нужен?
— Нам нужен ты, Уолли, ты, и никто другой. И кончай валять дурака.
— Сколько же раз вам повторять, что это не я?! — неожиданно тонким и дрожащим голосом воскликнул Шеннари.
— Вот видишь, у тебя уже сдают нервы. Признавайся скорее, а то будет еще хуже. Чего зря тянуть время?
— Приведите сюда того адвоката. Говорю же вам, это подстава. Чистейшая подстава, любому дураку понятно... Кто это такой?
— Это родной брат человека, которого ты убил, Уолли.
Шеннари, прищурившись, долго смотрел на меня немигающим взглядом. Затем покачал головой:
— Не давайте им обмануть вас, мистер. Они просто хотят облегчить себе жизнь. Зачем работать, если можно все получить на халяву? Я человек пропащий, а для них главное — не испортить отчетность, лишь бы бумажки были в срок и в полном порядке, а там хоть трава не расти. Поэтому хватают первого попавшегося за руку, особенно такого удобного, как я, и накручивают на него по полной программе. Клянусь вам, я сроду не видел того пистолета, пока этот блондинистый коп не достал его из-под моих рубашек. Да там такие замки, что пальцем откроешь! Любой мог зайти туда и подложить пушку. Даже тот блондин, который нашел его. Послушайте, мистер, я ведь, как вам, наверное, известно, не лох. Будь это делом моих рук, первое, что сделал бы, так это тут же избавился бы от пушки и скрылся из города, так ведь?
— Просто ты был тогда пьян, — со значением произнес Португал. — Пьян как свинья.
— А что, есть закон, запрещающий человеку выпить?
— Если он условно-досрочно освобожден, то есть. К тому же ты до сих пор нигде не работаешь, а при тебе нашли ни много ни мало пару сотен долларов. Интересно, откуда, Уолли?
— Я ведь уже признался в этом! Да, пару недель назад взял супермаркет, так и сажайте за это! Но зачем навешивать на меня убийство? Человека, которого я и в глаза-то никогда не видел... Спросите Литу, она скажет вам, где я тогда был и чем занимался. Почему вы не хотите этого сделать?