— От доли отказываешься?.. — Он помолчал, о чем-то раздумывая, затем решительно помотал головой. — Нет, не годится. Начали дело вдвоем — вдвоем и кончать. И нужен ты мне. Тогда, в дождь, старик минут пятнадцать всего гулял. Сегодня тоже снег сырой. К вечеру, глядишь, и вовсе дождь пойдет. Сколько он будет гулять — неизвестно. Нет, мне без тебя не обойтись. Подежуришь возле дома. В случае чего — свистнешь. Видишь, никакого риска для тебя. Постоишь, и все. Считай, что денежки у тебя в кармане! А долю, отвалю хорошую! — Зубей похлопал Андрея по плечу. — Обижен не будешь!
— Но мне же в интернат надо. В десять часов отбой, — опять попытался возражать Андрей.
— Ну, к десяти-то пять раз успеешь вернуться! В общем, малыш, так договоримся. — Зубей посмотрел на часы. — В семь часов жду тебя во дворе. И чтобы, — в голосе его послышался металл, — без опозданий! Слышишь — без опозданий! Я этого не люблю! Ну, а пока отдыхай. Вот тебе, — Зубей вынул из кармана рубль и подал Андрею. — Иди развлекайся. В кино сходи или куда там еще… Так помни — в семь часов!
Чем ближе стрелка на циферблате приближалась к семи, тем сильнее волновался Андрей. Он лежал на диване, смотрел в раскрытую книгу, но уже давно не различал ни строчек, ни букв. Что делать? Как выбраться из беды? Если совсем не выйти в семь часов к Зубею?.. Нет, не годится. С ним шутить нельзя. Андрей вспомнил, как Зубей с хрустом разрезал своим большим складным ножом арбуз, и снова подумал: «Шутить с ним нельзя. Может, и правду тогда говорили о нем, что человека зарезал». А если прямо сказать, что не хочет никуда идти с ним, не хочет больше мучиться вечными страхами, хочет жить честно? Но разве Зубея этим проймешь! Он только засмеется и скажет: «Малыш, оставь громкие слова для других! Смотри на меня и учись красиво жить!» Но что же тогда остается? Что? Пойти и просить, умолять, чтобы Зубей отпустил его? Не надо ему никаких денег, он ничего-ничего не хочет. Пусть только отпустит по-хорошему, не впутывает в свои дела. А если в милицию позвонить? Но ведь Зубей сразу догадается и выдаст его, ключи покажет. И об этом весь интернат узнает, Света, мать… Нет, нет, только не это. И вдруг мелькнула мысль: «А если все-таки пойду с ним? В последний раз пойду. А потом десятой дорогой буду обегать его…» Он отгонял эту мысль, отгонял много раз, но она снова и снова осторожным, хитрым зверьком подкрадывалась к нему.
А стрелка все ближе и ближе — к цифре семь. Что же делать? Но больше раздумывать некогда: без двух минут семь. Одевшись и стараясь не глядеть на мать, Андрей сказал:
— Я пошел… До свидания.
Выйдя на лестничную площадку, он с надеждой подумал: «А вдруг Зубея нет во дворе? Тогда обожду минуту, всего минуту, и уйду. Потом в случае чего скажу: тебя же не было на месте! Сам сказал — приходить точно». Он прильнул к маленькому окошку. Вглядывался в темноту. Так и есть — никого не видно.
Андрей быстро сбежал с лестницы — и чуть не споткнулся: Зубей стоял возле дверей парадного и курил.
— Минута в минуту! — с одобрением сказал он, — Пошли.
Погода, как и предсказывал Зубей, вконец испортилась. Хотя и не дождь шел, а снег, но был он тяжелый, сырой.
Зубей выругался и проворчал:
— В такую погодку старикан много не нагуляет.
Андрей понял: просить Зубея, чтобы тот отпустил его, — бессмысленно.
До улицы Конечной добирались двумя трамваями. А вот и знакомая улица. Впрочем, сейчас, зимним вечером, она показалась Андрею совсем незнакомой. Только разве будка телефона-автомата да витрина текстильного магазина напоминали, что он когда-то целый час бродил здесь.
— Ага, старик дома, — сказал Зубей. — Видишь, на третьем этаже два крайних окна светятся? Это их окна. Видишь?
— Вижу, — хмуро ответил Андрей.
— А ты чего, — вдруг спросил Зубей, — будто на похороны пришел?
Андрей посмотрел на длинную белую улицу, на отвесно падавший тяжелый снег в свете электрических фонарей и с тоской проговорил:
— Отпустил бы ты меня. Не нужно мне никаких денег. Ничего не нужно…
— Что?! — Зубей схватил его за грудь и сильно тряхнул. — Замолчи, щенок! Дело хочешь сорвать? Слюни распустил! Я что, в дом тебя заставляю идти! Размазня! Полчаса боишься постоять. Только не думай сбежать потихоньку! Ты меня знаешь — кишки выпущу и не оглянусь!
Видя, что Андрей совсем сник, идет, уронив голову, Зубей смягчился:
— Не кисни, малыш. Дело верное. Сам видишь, никакого риска для тебя. А денежки — вот они, рядом. Не обижу…
Андрей слушал его с отвращением.
Прошло минут двадцать, полчаса. Старик все не показывался. Зубей начал нервничать:
— Заснул он, что ли, старый хрыч!
«А может быть, Севин дедушка совсем не выйдет? — подумал Андрей. — Зачем ему обязательно выходить? Хочет подышать свежим воздухом — пусть форточку откроет».
Несмотря на воскресенье, прохожих на этой небольшой окраинной улице почти не было видно. Да и кому приятно гулять в такую погоду?
«Ну зачем тебе выходить? Сиди дома, дедушка, сиди», — мысленно повторял Андрей. Но тут он увидел, что свет в крайних окнах третьего этажа погас.
— Порядок! — Зубей взглянул на часы. — Как по расписанию!
Они стояли на противоположной стороне улицы и ждали. Зубей отрывисто говорил:
— Хорошенько рассмотри старика. И с места не сходи. Гляди в оба! Если будет возвращаться — свистни. Три раза свистни. Громче. Но не бойся, я раньше успею.
Через минуту в узком проходе между домами показался высокий, сутулый старик. Зубей сжал Андрею руку, шепнул:
— Вот он.
Подняв воротник пальто, старик неторопливо направился вдоль улицы.
— Запомнил? Гляди в оба! Я пошел.
Зубей пересек улицу, свернул за угол, юркнул в подъезд дома и быстро зашагал по лестнице. На площадке третьего этажа был полумрак. Лампочка не горела. Зубей остановился у двери, прислушался. Все спокойно. Достав ключ, приложил его к замочной скважине. Но что это? Черт возьми! Неужели толста болванка? Сильнее надавил на дужку ключа. Никакого результата. Ладони под перчатками сразу вспотели. Стиснув зубы, надавил изо всей силы. В ту же секунду раздался громкий, как выстрел, треск. Зубей замер. Послушал. Тихо. Смахнув со лба пот, облегченно вздохнул. Ключ — на месте, в замке. Он без труда повернул его дважды. И дважды легко щелкнул отпираемый замок. Теперь — вынуть ключ. Не тут-то было! Крепко застрял! Может, оттого не вынимается, что бородка наверху? Повернул ключ. Снова что-то держит.
В это время на четвертом этаже послышался звук открываемой двери, голоса.
Этого еще не хватало! Без паники! Так, попробуем английский замок. Порядок! Нажим — и дверь отворилась. Скорей! Войдя внутрь, Зубей тихонько прикрыл за собой дверь. Стоял, прислушиваясь.
Наверху еще разговаривали. Потом раздались шаги. Ближе. Вот уже на площадке. Зубей не дышал. Но нет, все благополучно. Не слышали. А увидеть оставленный в двери ключ почти невозможно. Черт с ним, пусть торчит!
Как только Андрей остался один, страхи, угрызения совести, сомнения с новой силой охватили его. Зачем, зачем он согласился идти сюда? Не надо было соглашаться. Надо было твердо сказать, что не хочет идти с ним. Не хочет, и все! А что бы Зубей сделал? Ну, ударил бы, избил. Но уже все было бы кончено. А теперь…
Медленно текут минуты. Сколько их прошло? Пять, десять? На железнодорожном мосту прогрохотали вагоны электрички. Падал и падал снег… Сколько сейчас времени? Пожалуй, не меньше девяти. Ребята уже давно в интернате. Смеются, рассказывают, кто как провел выходной. Эх, до чего бы хорошо — очутиться сейчас в интернате, не думать о Зубее и разговаривать с Олегом, Толей, Светланой… Светланка! Как же он теперь посмотрит ей в глаза? Да и только ей разве? Завтра — общее собрание. Будут говорить о пионерском заводе, выбирать директора. Может быть, его действительно выберут инженером или, например, мастером? Да, могут выбрать… А он… Если бы они знали, если бы они только знали, где он сейчас! И кто он сейчас! Грабитель! Соучастник вон этого — гада!
Андрей с ненавистью посмотрел на окна третьего этажа. Ишь, забрался в чужую квартиру! Даже свет зажег, чтобы удобнее грабить!
Сколько же доставил ему неприятностей этот страшный человек! Вот думал, что освободился наконец, и опять — в самой грязи. Неужели он всегда должен будет ходить с этой грязью? Всегда мучиться страхами? Нет, нет, ни за что! И Андрей почувствовал, понял в эту минуту, что, если бы сейчас Зубей был здесь, он не побоялся бы бросить ему прямо в лицо: «Не хочу больше иметь с тобой дела! Не хочу знать тебя!» И пусть Зубей бил бы его как угодно, до крови. Пусть! Эх, был бы Зубей тут! А что, если постучать, пока не поздно, в дверь и прямо сказать ему об этом? Ну, ударит! Ну, сбросит с лестницы! Пусть! Ведь не станет же бить ножом. За это — тюрьма, расстрел… А что, в самом деле, неужто не хватит смелости? Да, только сейчас! Только сейчас! Потом будет поздно.
Андрей взглянул в ту сторону, куда удалился старик. Там никого не было видно. Андрей закусил губу, поправил шапку на голове и решительно перешел улицу.