— Ты ведь… выходил, да? Я слишком долго спала?
— Нет, вовсе недолго. — Он помрачнел и добавил: — Король отказывает мне в аудиенции и делает это мне назло, я уверен.
Кенна осмотрелась и тихо вздохнула. Потом вдруг спросила:
— И что же нам тут делать?
— Подождем до утра. Если он снова откажется со мной встречаться, у меня не останется выбора.
Она долго молчала, потом наконец прошептала:
— Ты о чем? Что ты имеешь в виду?
— Я должен найти Джина, — заявил Финли. — Обязательно должен найти.
Кенна взглянула на него с удивлением.
— Ты откажешься подчиниться королю?
— Напротив. Я непременно с ним увижусь. И я покажу ему то, что он так жаждет увидеть.
— Я не понимаю, тебя, Финли.
Он едва заметно вздрогнул, когда она назвала его по имени. Потом тяжело вздохнул и опустился на кровать.
— Да, я понимаю, Кенна… Могу представить, каким странным все это тебе кажется. Но ты очень смелая.
«Что же делать, что делать?..» — спрашивала себя Кенна. Она не знала, то ли ей бежать от этого мужчины, то ли прижать его к себе и не отпускать. Всякий раз, когда он прикасался к ней, в ней вспыхивало желание. Но это неправильно. Так не должно быть.
Снова вздохнув, она спросила:
— Зачем тебе убивать Джина?
— Потому что он чудовище.
— Но почему ты?
Он потупился. И Кенне вдруг почудилось, что она не слышит его дыхания. Окинув его взглядом, она отметила, что на нем сейчас была белая льняная рубаха отличной выделки. А концы своего пледа он скрепил серебряной пряжкой искусной работы. Волосы же были тщательно причесаны, а лицо выбрито. И на нем были чулки из тонкой шерсти, ладно облегавшие икры. Тут он снова заговорил:
— Я когда-то встретил его здесь, при дворе. Его и его свору. Все они были французами. Тогда я интересовался дворцовыми интригами не больше, чем интересуюсь сейчас. Но мне очень нравились их женщины. Ты должна меня понять. Мне было двадцать два, и меня интересовали только женщины и развлечения.
— Да, конечно… Молодые мужчины почти все такие.
— И женщины, те, что были с Джином… Они были очень красивые и очень… испорченные.
Кенна почувствовала, что краснеет. Краснеет от смущения… и ревности.
— Когда же он предложил нам всем вместе отправиться в замок Маклейн, я решил, что это замечательная мысль. Мой отец оставался здесь, при дворе короля, и поэтому он понятия не имел о том, что происходит.
— А что происходило? — шепотом спросила Кенна.
Маклейн пожал плечами, и она заметила, как он побледнел.
— Джину там понравилось. Место уединенное. Люди… неискушенные. А я был… Не знаю… В конце концов случилось так, что они сделали меня вампиром. Я даже точно не знаю, когда это произошло.
— Но как же… Как они это сделали?
— Они по очереди пускали мне кровь и поили своей кровью.
— Именно так это делается?
— Да, именно так. На это уходит несколько дней, но я даже не знаю точно, когда я перестал быть человеком и стал вампиром. Они превратили замок в… вертеп. Бесконечная кровавая оргия — кровь, любовные утехи и выпивка. Женщины повсюду валялись обнаженные, с жадностью принимая в себя любого, кто их пожелает. Несколько недель провел я, предаваясь наслаждениям и ничего не замечая вокруг.
Кенна смотрела на него со страхом и ужасом. «Что же он за человек? — думала она. — Как он мог?..»
— И потом в замок вернулся мой отец.
Финли произнес это так, словно подвел черту под историей своей жизни. Словно жизнь его на этом закончилась.
— Но… что случилось потом? Что случилось, когда вернулся твой отец?
Тяжело вздохнув, Финли поднял голову и посмотрел прямо перед собой.
— Я слышал, как он кричал, но та женщина, с которой я тогда был, обняла меня крепко, прижала к себе, и я забыл о нем. Когда я проснулся вечером, я понял, что все кончено.
— Что кончено? Что произошло?
— Я остался один. Я бродил по замку и никого из родственников не находил.
Кенна подтянула одеяло к подбородку.
— Куда же они делись?
— Умерли. Все люди из моего клана были мертвы. Все те две недели, что вампиры жили в моем замке, они пили кровь моих людей или просто их убивали — для забавы. Они складывали тела в кучу под стеной замка, чтобы запах их не беспокоил. И труп моего отца лежал сверху.
К горлу Кенны подкатила тошнота, и она прижала кулак к губам.