…Ночью танкисты еще свои тридцатьчетверки с союзнических платформ во Фрайбурге сгружали, а мы в штабе за них уже пили. Первый стакан «За начало славных дел!» осторожно. А потом, когда с передовой стали докладывать, что вражеская оборона прорвана и «танки наши быстры», то тут уже тосты один за другим пошли. За вождя нашего любимого, товарища Иосифа Виссарионовича Сталина, ур-р-р-а-а! И за маршала Жукова, который ударной группировкой командует, и через неделю со своим штабом в самом Париже будет, и за тех, у кого звезды поменьше, но на нашем небе светят ярче, потому что к нам ближе… В общем, на грудь приняли очень даже. Еле потом к машине добрались, чтобы в Гуро ехать. Честно говоря, будь моя воля, то я бы не поехал, никуда бы этот городишко не делся, теперь успеется, но начальству виднее. Повезло французикам, что танковый корпус генерала Стралева прошел на пять километров севернее и городок этот просто не заметил. Что такое пять тыщ метров на штабной карте? Да ничего, одно движение генеральского карандашика. Чуть правее линию провели бы — и все! Ни хрена бы от этих домишек и костела, постройки семнадцатого века, не осталось. Не дымок бы лениво из труб в утреннее небо поднимался и булками свежеиспеченными пахло, а несло бы гарью с развалин. А так — повезло французским пролетариям. Правда, в этом курятнике не только классово близкие обитают, но и каплуны из буржуа. Вот к ним-то в гости мы с майором МГБ Калистратовым Арсением Ивановичем и приехали. Как говорят наши польские товарищи — «санацию» проводить, зерна от плевел отделять. Не сами, конечно, взвод синих погон позади на двух грузовиках катит. Хотя на весь Гуро один полицейский, и тот подагрик. Ребята у нас все рисковые, и градус соответствующий, так что мы разведку высылать не стали, а прямо вперед, не останавливаясь, в центр городка проскочили — и к мэрии. Да и на хрена эта разведка, если на заднем сиденье «опель-кадета» камрад Жан, как цветочек в проруби, болтается? Только позавчера к нам из-за будущей линии фронта прибыл. Зря, что ли, он еще год назад списочек составил и характеристику на каждого жителя родного ville написал? Целая тетрадь в коленкоровом переплете получилась. Лежит теперь у товарища майора в планшете и минуты своей ждет. Двери в мэрию наши ребята выломали и камрад Жан с лейтенантом Макаровым и четырьмя стрелками по этажам затопали. Я же с майором стал начальническое гнездышко обживать, но преуспели не сильно. Только мы с Калистратовым в кабинет зашли, как прибегает сержант Петренко и докладывает, что союзники прибыли. На двух машинах. Откуда они взялись, черт его знает, но раз приехали, то пусть их…
— Нехай заходят, — майор рукой махнул и на стол задом шлепнулся. — Тереша, ты как считаешь, — и пачку «Житан» мне протягивает, — коньяком угощать или обойдутся? Не успел я ответить, как в коридоре сапоги забухали и в кабинет вваливаются двое. Один, как водится, повыше, другой на вершок меньше. Первый — капитан, как я, и второй — унтерштурмфюрер, летеха по нашему. Оба в зеленом, но петлицы черные, на рукавах — ленты, у лейтенанта на груди болтается «железка» за Польшу. Ну, а гауптштурмфюрер, так тот вообще матерый. Матерее только кабаны у нас в деревне. На шее «рыцарь», а на пальце толстом, что твоя баварская сосиска, перстень с тотенкомпфом, плюс шеврон ветерана партии на рукаве. Я их бирюльки хорошо по нашему справочнику внутреннему изучил — умеют, черти, красиво наряжаться. Да, сразу видать настоящего арийца из старой гвардии. И морда соответствующая, как с плаката: блондин, глаза голубые и форма лица из одних углов и квадратов. Еще и шрам — от рапиры, похоже. Это у них так раньше студенчество баловалось, дуэлями.
— Рады видеть камрадов по оружию, — рявкнули немцы на русском, руки вскинули, застыли, а потом расслабились. — Поздравляем с будущей победой.
— С общей победой, — майор от стола отлепился, к гауптштурмфюреру подошел, поручкался. — Каким ветром вас, дорогие товарищи, в советскую оккупационную зону занесло? Не заблудились случаем?
— Может помощь нужна? — я пожал руку унтерштурмфюреру, потом матерому протянул. — Говорите, не стесняйтесь. Я — военный комендант, так что смело.
— Приятно познакомиться, — старший немец головой вверх-вниз сделал и каблуками щелкнул. — Франк, предписание, — это он своему младшему. — Извольте прочитать, камрады. Взял я у лейтенанта пакет, раскрыл. Калистратов сразу ко мне, в бумажку с орлами и печатями заглядывает, хотя по немецки читать не умеет. Я, как на грех, тоже. Вернее, зубрил в училище перед войной, но потом, когда в тридцать девятом пакт подписали, ясно стало, что не пригодится. Ну, в том смысле, который раньше предполагался. Стал французский штудировать — и тут в самую точку оказалось.
— Вот копия, заверенная в канцелярии генерала Катова, — немец вторую бумагу сует. — Тут по-русски, товарищ капитан. Я бумажку быстренько пробежал и все сразу стало понятно. Оказывается, еще до присоединения Западной Украины из рейха в Гуро семья жидков удрала. Какой-то бывший банкир. Наши бы и думать забыли, но немцы — народ дотошный, учетом всегда славились. Вот и держали на карандаше, пока время не пришло. Калистратов бумагу за подписью своего непосредственного начальника два раза перечитал и лоб нахмурил.
— Стран-но это, — цедит сквозь зубы и в зеленых глазах нехороший блеск, — какой такой Гольцман? Не должно здесь быть никакого Гольцмана. Достает из планшета коленкоровую тетрадку и начинает листать. Долго бы он пальцем по строчкам мусолил, но гауптман кашлянул и говорит, что это он по старому немецкому паспорту Гольцман.
— Здесь он прячется под фамилией Гош, — поясняет матерый. — На Фиалковой улице живет, под третьим номером. Я там людей оставил — для наблюдения за домом, но брать без консультации с советскими властями счел неправильным.
— Да, — повеселел Калистратов, — Гош имеется, и адрес совпадает. Жан тут приписку сделал, что «рантье, аполитичен и подозрителен». Есть у мужика классовое чутье, есть. Можешь забирать, товарищ гауптман, нам это добро и даром не нужно. Еле от своих избавились.
— Я всегда считал, что ваш вождь есть великий человек, — закивал немец и сосиской своей указательной в потолок ткнул. — Германия и Россия будут править миром.
— Да мы им и так почти всем правим, — говорю я. — Осталось только англичан с острова выбить и помочь китайским товарищам да японцам америкашек добить.
— За это надо выпить, — майор позвал ординарца и приказал принести коньяк с закуской.
Матерый тоже не сухарь оказался. Жидка арестовывать лейтенанта отправил, а сам с нами за стол, и на стол кое-чего выставил. Свойский мужик, даром, что немчура, не из жадных. Ефрейтор ему из машины портфель принес, а там бутылка шнапса, фляжечка бренди, колбаски всякие с чесночком, шпик. В общем, посидели мы славно…
«Совершенно секретно. Верховному Главнокомандующему т. Сталину И. В. Сегодня в пятнадцать часов по московскому времени танковый корпус генерал-майора Стралева подвергся сильнейшему удару авиации противника.
Продвижение наших войск остановлено по всему фронту, потери очень велики, точные цифры уточняются. Разведданные указывают на то, что американский бомбардировщик «Б-17» сбросил на наши боевые порядки так называемую «атомную бомбу». Командующий Европейской Ударной группой войск маршал Жуков Г.К.».
«Совершенно секретно. Командующему Европейской Ударной группой войск маршалу Жукову Г.К. Продолжать наступление. И. Сталин».
«Строго секретно. Начальнику Генштаба Сухопутных войск генерал-полковнику Гальдеру Ф. Поздравляю с важной победой! Провал наступления русских, как и предусматривалось планом «Тамерлан», открывает путь к нашей окончательной победе на европейском плацдарме. Теперь вермахт сможет в кратчайшие сроки довершить разгром франко-британских сил, не опасаясь применения американцами их пресловутого «чудо-оружия». Разведка подтверждает, что, нанеся два бомбовых удара по советской группировке, враг на долгое время исчерпал свои возможности в применении атомных боеприпасов. Германия благодарит своих героев. Адольф Гитлер».
По лесу, сгибаясь под тяжестью рюкзака, шел человек. Высокий бородатый мужчина в зеленом охотничьем комбинезоне и сапогах до колен. На длинных, давно немытых волосах плотно сидела черная вязаная шапочка. Грудь путника пересекали многочисленные ремни, на которых болтались армейские фляги, пара ножей в кожаных ножнах, электрический фонарь и патронташи. В руках он сжимал охотничью «вертикалку» с изрядно потертым прикладом. Напряженный взгляд черных, ввалившихся от усталости глаз цепко изучал кусты и деревья, пытаясь угадать, где затаилась опасность… В отличие от двух мучительных недель, за которые мужчина преодолел не менее четырехсот километров, сегодня лес молчал. Казалось, все зверье, четырнадцать суток ни днем, ни ночью не дававшее покоя своим уханьем, визгом, рыком и странным, почти человеческим хохотом, куда-то исчезло. Лес в одночасье вымер, как будто мутировавшие от радиации и бактериологической дряни животные разбегались, едва учуяв приближающегося человека. Одного из «царей природы», собственными руками разрушивших свое царство и навсегда утративших венец власти. Но по-прежнему опасного. Шедший по лесу человек был бы рад думать, что хищники наконец-то оставили его в покое, признав слишком непростой добычей. Но древний инстинкт выживания, взявший вверх над всеми другими, как только он оказался в этом проклятом мире, подсказывал, что наступившая тишина — лишь затишье перед надвигающейся бурей.
Подул ветер, кругом зашелестело, и с низкого, беспросветно серого неба закапал дождь. Тяжелые маслянистые капли, от которых чесалась и трескалась кожа, забарабанили по брезентовому верху рюкзака, заскользили по плотной ткани комбинезона. Заблестели вороненые стволы «вертикалки». На мгновение приостановившись, мужчина натянул вязаную шапочку на лицо. Теперь черные глаза смотрели в две большие, неровно сделанные прорези. Лес впереди стал редеть, расступаться, и не сбавлявший шага путник неожиданно для себя оказался на краю поля. Поросшее странным коричнево-желтым, стелющимся по земле кустарником пространство тянулось насколько хватал глаз. Пройдя по инерции еще шагов двадцать — сказывался туман усталости — он остановился. Метрах в ста впереди, рядом с черным остовом выгоревшего автобуса, не обращая внимания на усиливающийся дождь, стояли голые люди. Человек десять — мужчины и женщины.
Обнаженные бледно-серые тела, дряблые, отвисшие животы, груди и совершенно лысые головы. Человек с ружьем на секунду закрыл глаза, открыл. Он не видел людей уже пятые сутки, после того, как потерял своего последнего спутника. А если говорить точно, то местные жители, аборигены этого жуткого мира, попались ему на глаза впервые. До сих пор встречались только развалины с обглоданными скелетами и полусгнившими книгами, журналами и газетами на родном языке. Из них он и узнал о катастрофе — Третьей мировой войне. Странные, невосприимчивые к холоду «нудисты» зашевелились. Они явно заметили появление незнакомца, и головы одна за другой повернулись в его сторону. Группа задвигалась и, расходясь в цепь, стала подступать к путнику. В их молчании, медленных движениях рук и ног было что-то неестественное. Казалось, все они страдают заболеваниями суставов, и каждый шаг вызывает боль, вынуждая идти с предельной осторожностью. Неожиданно инстинкт выживания, на несколько мгновений уступивший любопытству контроль над телом, подал сигнал: «Тревога!». Мужчину пробил холодный пот, чутье буквально кричало, что встреча добром не кончится. Расстояние между ним и «нудистами», несмотря на черепаший ход последних, заметно сократилось. Но ни один из этих странных людей даже не сделал попытки заговорить. А отсутствие волос и мимики превращало их худые и в целом заурядные физиономии в отвратительные зловещие маски. Руки «охотника» сами собой направили ружье в сторону обнаженных. Прочистив кашлем предательски занемевшее горло, он заорал:
— Стоять, не двигаться! Но случилась странная вещь: он не услышал себя. Происходившее стало совсем походить на ночной кошмар. Понадобилось секунд двадцать, чтобы мужчина понял: он не слышит своих слов, потому что оглох. Пронзительный вой самой громкой из сирен, какую только можно представить, накрыл все, заложил уши. Еще мгновение и человек с ружьем и застывшие на месте незнакомцы увидели медленно приближающуюся машину. Несмотря на странную яркую раскраску, мужчина сразу узнал ее. Во времена его детства такие шестиосные самоходно-пусковые установки, окрашенные в строгий военный цвет, были «гвоздем» ежегодного парада на главной столичной площади. Правда, тогда на их спинах возлежали гигантские сигары баллистических ракет с муляжами ядерных боеголовок. Надежные щит и меч Родины, укрывавшие от врагов и грозившие немедленной карой всякому, кто осмелился бы посягнуть на ее мирную жизнь. Но, как оказалось, внутренняя угроза была гораздо опасней и великую страну сгубила пятая колонна жалких отщепенцев… Сирена смолкла так же неожиданно, как и зазвучала. В ушах звенело, «нудисты» неуверенно переглядывались, а замечательная машина медленно приближалась. Мужчина увидел, что позади к ней прикреплена сцепка из трех грузовых платформ. Настоящий автопоезд. Не доехав полусотни метров, изукрашенный абстрактными, веселых ярких цветов граффити, «ракетоносец» остановился. И в тот же момент голые серые люди разделились на две группы. Меньшая, в которой было двое мужчин и женщина с большими, плоскими, как блины грудями, возобновила движение к человеку с ружьем. Вторая — пересчитывать ее не было времени — двинулась к машине. В кабине бывшего «ракетоносца» открылись дверцы и высунулись две фигуры в армейском камуфляже. Водитель поднес ко рту мегафон.
— Эй, ты, хрен с пукалкой! — заорал он. — Какого ждешь?! Вали их, это же мертвяки! Зомби! Мочи, дурак, пока не сожрали! Реакция у «охотника» оказалась хорошей.
«Бах! Бам!» — прогремел дуплет и лысые головы живых мертвецов разлетелись, как две перезревшие тыквы под ударами палки. Ружье переломилось, красные дымящиеся гильзы, блеснув латунными донышками, упали на землю. Женщина-зомби, на которую не хватило пули, внезапно утратила свою медлительность. Став на четвереньки, она метнулась к стрелку. Тот еле успел перезарядить ружье и выпалил сразу из обоих стволов. Буквально в упор. К несчастью, в последний момент зомби вскочила на ноги и оба заряда пришлись мертвячихе в дряблый живот. Клубок сизых кишок вывалился из образовавшейся дыры, но это не остановило атаку. Насадив свое тело на «вертикалку», «хищница» вплотную приблизилась к ошалевшему от такого напора человеку. Перед его лицом защелкали желтые клыки, в нос ударил омерзительный смрад, а в горло вцепились ледяные пальцы. Выпустив бесполезное ружье, мужчина выхватил нож и остервенело стал кромсать сбоку шею нападавшей. Рана разошлась и на вислую грудь хлынул поток мерзкой жижи, кишащей белыми личинками. Голова монстра завалилась набок, затем от нового напора клинка бессильно откинулась назад. Получив мощный удар ногой, зомби опрокинулась на землю. Ее противник, впавший от ярости и страха в неистовство, вытащил у нее из брюха ружье и трясущимися пальцами снова зарядил его. «Бам! Бах!» Державшаяся на одном позвоночном столбе голова разлетелась вдребезги. Мужчина разломил оружие и, нащупывая заряды в патронташе, посмотрел на автопоезд. Там, с пестрого борта как раз спрыгнули двое. Один — тот, что кричал в мегафон, сжимал в руках пулемет «М-60» и щедро, от души поливал свинцом напавших на него зомби.
Второй прикрывал напарника, работая короткими очередями из старомодного «АК-47». Пули, словно стая бойцовых собак, рвали гнилую плоть на части, во все стороны летели какие-то брызги и ошметки мяса. Одна за другой лопались лысые головы, исход боя был предрешен… Бесцеремонно направив ствол пулемета в живот новому знакомому, здоровяк в камуфляже, кепи и черных очках потребовал:
— Маску сними! Ты кто? Его напарник, оказавшийся высоким и худым негром со странно брылястым лицом,
молча вертел головой, стараясь не оставлять машину и поле без присмотра. Останки зомби неопрятными кучами лежали на земле, других противников видно не было.
Левой рукой мужчина с «вертикалкой» стянул с лица шапку и с неприязнью посмотрел на американскую экипировку военных. «Натовцы», — подумал он и представил, как стреляет в пулеметчика.
— Ты чо молчишь, мужик? — солдат в темных очках отстегнул с пояса пластиковую флягу и протянул. — Хлебни, шок снимет. Меня Жора зовут, — сказал он дружелюбно.
— Пей, говорю. Сразу попустит.
— Вы кто? — сипло спросил путник. — Американцы?
— Русские мы, — пулеметчик приподнял пшеничные брови, удивившись неожиданному вопросу. — Я — старый русский, а Том, — ухмыляясь он покосился на негра, — новый. Я в Венесуэле буровиком работал, когда вся эта байда началась. Теперь вот домой еду. Мужчина опустил ружье и взял флягу. Глотнул. Водка, пшеничная. Русская. Хорошая. Он снова глотнул и вернул Жоре.
— А я — Олег Шереметев, учитель, — сказал он. — Инструктор по русскому скаутингу.
Ночью в мертвый город решили не въезжать и Жора остановил свой автопоезд на кольцевой. Оставив негра сторожить в кабине «ракетоносца», перебрались в домик-прицеп, закрепленный на одной из платформ. Здесь имелась маленькая кухонька, и буровик принялся готовить ужин.
— А что это твой Том все время молчит? — спросил Шереметев, наблюдая, как новый знакомый вскрывает банки с консервами. — Или он по-русски ни бум-бум?
— Угу, — Жора мрачно посмотрел на пораненный о жесть палец и слизнул кровь. — И это тоже. Но только он — немой. Как Герасим, — бывший нефтяник осклабился. — До всей этой байды художником был, а потом угодил в лапы уличной банде. Ну, белые мальчики на нем за Обаму и поотрывались, да так, что у него голос пропал. На нервной почве. Но мне нравится, я болтать не люблю. Да и негры мне по душе. Олег удивленно посмотрел на буровика.
— Они — ребята простые, искренние, к природе ближе, — пояснил тот. — Не то, что чурбаны какие-нибудь. Вот от тех чего угодно можно ожидать. Менталитет такой. А вообще я с ним поначалу намучился. Он ведь, когда его встретил, жирный был, стопроцентный американец. Из одних гамбургеров и кока-колы состоял. Но ничего, я его так погонял, что сам видишь — боец получился! Только все равно не говорит. Жора поставил на откидной столик одноразовые тарелки, положил ложки и вилки. Вынул из холодильника тарелочку с кусочками подвявшей ветчины, колбасы и сыра.
Наложил Олегу консервированной кукурузы, себе взял бобов. Достал из морозильника початую бутылку «Столичной». Разлив по стаканчикам, сказал:
— За знакомство.
— Будем, — Шереметев проглотил ледяную водку, довольно крякнул и закусил кусочком ветчины. — Слушай, а почему у тебя машина так разрисована? Не солидно как-то, — он с осуждением покачал головой, — военный девайс все-таки.
— Это Том ее так размалевал, — с набитым ртом, промычал Жора. — Ему — терапия, так сказать, а мне по фиг. Главное, что едет. Давай по второй. Они выпили, потом еще и еще. Олега развезло и он в очередной раз, пустив слезу, рассказал, как поехал с ребятишками из своего класса в поход. Первые два дня было нормально, а потом какой-то странный туман и на следующий день все вокруг изменилось. И лес не тот стал, и зверье какое-то, как из ужастиков, одного за другим его мальчишек и девчонок сожрало, один он выжил. Газету в развалинах нашел, годичной давности, так там о войне…
— Да, — закивал Жора. — Мировая война. Ракетами друг по другу так звезданули,
что мало не показалось. Потом газы всякие, биологическое оружие, генетическое…
Знал бы ты, чего я по дороге насмотрелся! — буровик сокрушенно покрутил головой.