Лесли почудилось, что Даниэль ее не слушал. Пальцы его продолжали больно сжимать ее плечи.
— Я специально пришел к тебе, чтобы извиниться. Мне очень жаль… Понимаешь… Я просто потерял над собой контроль.
— Я знаю, — глядя в сторону, вздохнула Лесли.
Даниэль со сдавленным стоном поднялся и сделал шаг в сторону. По подоконнику забарабанили первые капли дождя. Он подошел к окну и со стуком его захлопнул. Затем, не оборачиваясь, сказал:
— Лесли, послушай. Я обещаю, что это никогда не повторится. Тебе не нужно уезжать. Уеду я. Завтра же. Клянусь, я никогда не помышлял вставать между тобой и Симоном…
— Ничего подобного, — возразила она. — Не в этом дело!
— Нет, в этом! Думаешь, я не отдаю себе отчета в том, что между нами происходит?
Это какое-то сумасшествие… Мне нужно было уехать сразу же!
— Нет, — опять перебила его Лесли. — Тебе ни к чему уезжать. Это не твоя вина. То, что случилось сегодня, не имеет никакого значения.
— Не имеет никакого значения?! — Даниэль вздрогнул, как от пощечины. — Никакого? — Он стремительно подошел к кровати и встал, нависая над ней всем телом.
— Будем честны сами с собой, Лесли, — проговорил он, глядя ей в глаза. — Нас тянет друг к другу. Неодолимо. Будь мы одни, я овладел бы тобой, прямо там, на клумбе. И ты бы позволила мне это сделать.
— Даниэль! — взмолилась Лесли, но тот безжалостно продолжал:
— И ведь это не впервые, не так ли? Помнишь пикник? — Он опять сжал ее плечи. — Я чуть было не пошел ко дну, всего лишь прикоснувшись к тебе. Каждую ночь — будь они прокляты, эти ночи! — я подхожу к твоей двери, как будто какая-то сила, раздирая мне внутренности, тащит меня в твою комнату!
Не в силах выносить грубую откровенность его слов, Лесли закрыла лицо ладонями. Все это время ей было мучительно трудно подавлять собственные чувства. Теперь же, зная, что он испытывает то же…
— Вот почему для меня это имеет чертовски важное значение, — глухо продолжал Даниэль. — Это перевернуло весь мир, в котором я жил до сих пор.
Лесли молчала. Да и что она могла сказать? Как ей было объяснить то, что она и сама плохо понимала? Она не могла выйти замуж за Симона потому, что не любила его. То обстоятельство, что ее влечет к Даниэлю, никак не влияло на это ее решение. И в то же время, если бы она не полюбила Даниэля, она бы вышла замуж за Симона. Это не поддавалось логике, это было за гранью понимания, а потому никакими словами этого не объяснишь.
— Мне очень жаль, — едва слышно пробормотала она наконец. — Быть может, когда я уйду, все наладится и в твоем мире все опять встанет на свои места.
Даниэль горько рассмеялся:
— Ты действительно в это веришь? — Он издал низкий горловой звук, полный бессильной злобы, боли и отчаяния, похожий на стон угодившего в ловушку животного. — Что ж, тогда послушай, что об этом думаю я. Я думаю…
На мгновение она испугалась, что Даниэль теряет над собой контроль, но он снова застонал, и с этим стоном гнев, казалось, покинул его. Уронив голову ей на плечо, он спрятал лицо в ее волосах.
— Мне кажется… — Он замолчал, а затем просто и печально закончил: — Мне кажется, если ты уйдешь, мой мир погибнет окончательно.
Оглушенная этим признанием, Лесли попыталась встать, но руки Даниэля крепко ее сжали.
— Нет, пожалуйста, прошу тебя, не уходи, не уходи от меня, любимая…
В голосе его были мука и страсть — те же чувства, которые терзали сейчас и ее, тем не менее Лесли продолжала отчаянно извиваться в его руках. Она должна была уйти. Немедленно, прежде чем путь назад будет отрезан.
Но было уже слишком поздно. Попытки Лесли освободиться привели к тому, что ворот ее халата распахнулся и она вдруг почувствовала обжигающее прикосновение губ Даниэля к своей коже.
Задохнувшись от наслаждения, Лесли мгновенно прекратила сопротивляться. Губы Даниэля продвигались все ниже, покрывая пламенем поцелуев ее шею, плечи. Он раздвинул полы халата шире, но дальше не пускал затянувшийся на спине узел пояса. Его губы на мгновение разочарованно замерли, затем вновь принялись целовать ее шею, плечи, оставляя после себя бурлящие гейзеры возбуждения.
— Повернись, — шепнул Даниэль, но Лесли отрицательно затрясла головой. Она все еще опасалась вот так, открыто, признать, как сильно она его хотела.
Даниэль, казалось, понял это и не настаивал. Руки его скользнули ей за спину, нащупали узел, развязали его и затем одним решительным движением распахнули халат снизу доверху, обнажив ее всю.
Глядя на ее мерцавшее в темноте тело, Даниэль невольно застонал, и стон этот был наполнен желанием и почти благоговейным восхищением.
— Если бы ты знала, как часто я мечтал об этом, — сказал он, дрожащей ладонью прикоснувшись к ее мягкой и в то же время упругой плоти. Голова Лесли откинулась назад, губы шевелились в тщетной попытке что-то произнести… Да, теперь она окончательно погибла. Оба они погибли.
— Лесли, — шепнул он, прижавшись губами к ее уху. Прикосновения его становились все более решительными, все более настойчивыми. — Лесли, я уже не понимаю, что правильно и что неправильно. — Большими и указательными пальцами он сжал ее соски, и Лесли задохнулась от мучительного ожидания сладостной боли. — Я знаю только одно: сейчас я могу осуществить свою мечту.
Она не ответила. Она не могла произнести ни слова. Но она и не остановила его, и это было ее ответом.
Пальцы Даниэля продолжали ласкать ее соски, пока Лесли не ощутила, как всю ее, от груди до бедер, словно пронзили кинжалы огня. Она выгнулась, не в силах и дальше пассивно выносить эту томительную муку и в то же время не в состоянии попросить его остановиться. Но когда через минуту руки Даниэля, оставив грудь, скользнули вниз, она вся встрепенулась в неистовом протесте. Она еще не была готова. То, чего она так жаждала, вдруг показалось слишком интимным, слишком опасным. Дрожащими руками Лесли попыталась натянуть на себя халат.
— Даниэль…
— Все будет хорошо, любовь моя, — шепнул он ей в ухо, пока пальцы его продолжали неумолимое продвижение вниз.
Лесли почудилось, что сердце ее на секунду замерло. "Любовь моя" — эти слова вспыхнули в ее сознании как ослепительная комета на черном, беззвездном небосводе. "Любовь моя".
— Все будет хорошо, — мягко повторил Даниэль.
— Правда? — с трепетом в голосе спросила она, почувствовав на бедрах его ладонь. — Ты действительно думаешь, что все будет хорошо?
— Должно быть, — хрипло ответил он. Двумя легкими как пух прикосновениями он заставил ее ноги раздвинуться, словно Лесли была головоломкой, секрет которой известен только ему. — То, что так прекрасно, не может обернуться ничем дурным.
И он был прав. Лесли поняла это в то мгновение, когда его пальцы нашли свою цель. Он был мучительно, ослепляюще прав. Застонав, она слегка шевельнулась. Его пальцы принадлежали ей. Они были в ней. Она опять застонала и закрыла глаза.
Безотчетно Лесли подалась вперед, обвила руками его шею, а он все продолжал творить свое волшебство. Как странно, что она боялась! Ей нечего было прятать от него. Даниэль уже знал все ее тайны, все потаенные места, где в ожидании освобождения таились ее самые сокровенные мечты. Скоро, очень скоро у них уже не будет дороги назад. Лесли вдруг нестерпимо захотелось, чтобы этот момент настал как можно быстрее. Доведенная до исступления его ласками, она лихорадочно зашептала:
— Еще… еще… быстрее…
— Нет, — неожиданно произнес Даниэль, и Лесли почувствовала, что руки его замерли. — Не сейчас. Я хочу видеть тебя всю.
Разочарованная, она чуть было не заплакала, но Даниэль каким-то непостижимым образом сумел ее успокоить. Сгорая от возбуждения, Лесли тем не менее покорно подчинилась. Даниэль осторожно поднялся и стал рядом с кроватью.