– Уверяю вас, товарищ,– Горбушин даже привстал со стула,– я никого не сбивал. Я очень аккуратно вожу, у меня вообще никогда ничего подобного не было…– Голос у него дрожал, в глазах появилось растерянное выражение. Вместо уверенного в себе «студента», как я мысленно окрестил Горбушина, передо мной сидел побледневший, испуганный мальчишка.
Я нарочно неторопливо закурил и простым, будничным тоном, как бы давая ему понять, что мне все уже ясно, спросил:
– Ну что, Горбушин, может быть, все сами расскажете? Зря вы запираетесь. Не тяните время.
Горбушин срывающимся голосом сказал:
– Что вам может быть известно? Никого я не сбивал, что я, пьяный? Это какая-то ошибка. Бред какой-то…
В его взволнованном тоне чувствовалась такая убежденность, что я невольно подумал: «Из «студента» наверняка бы получился незаурядный актер». Да, трудно признаться, что ты сбил человека. Я понимал, что в Горбушине сейчас происходит внутренняя борьба, но ощущение того, что он слишком уж уверенно держится для выбранной им позиции, не покидало меня. Так может вести себя человек, которому действительно ничего не известно о происшествии. Что это? Холодный расчет или умение собрать волю и разыграть весь этот спектакль? В том и другом случае добиться признания будет трудно, и рассчитывать на легкий успех с Горбушиным не приходится. Для того чтобы сбить его с прочно занятой позиции, мне было совершенно необходимо предъявить ему какое-нибудь веское, неопровержимое доказательство его вины.
– Пойдемте, Горбушин,– резко вставая с места, сказал я.
Парень испуганно посмотрел на меня:
– Куда вы меня ведете?… В тюрьму?
Не отвечая на его вопрос, я позвонил Скирде и попросил спуститься к дежурной машине. На автобазе, куда я доставил Горбушина, нас встретил начальник отдела эксплуатации, толстый пожилой мужчина в давно вышедшей из моды габардиновой кепке-восьмиклинке. Не обращая никакого внимания на Горбушина и на меня, он кинулся к Скирде.
– Товарищ лейтенант, узнали что? – высоким, бабьим голосом, так не гармонировавшим с его внешностью, спросил он.– Ведь я не из любопытства, это же пятно на весь коллектив, чепе. Коллектив у нас передовой, за прошлый год получили переходящее знамя. Что же теперь будет?
Толстяк так просительно и подобострастно поглядел на Скирду, которого, очевидно, принимал за старшего, что мне стало его искренне жаль. Наш Шерлок Холмс строгим, начальственным тоном изрек:
– Не знаю, не знаю…
Начальник отдела эксплуатации горестно вздохнул и принялся сбивчиво перечислять заслуги автобазы. Тут были и безаварийные пробеги, и экономия горючего, сверхплановые перевозки и даже помощь подшефному колхозу. Прервав поток его красноречия, я попросил провести нас к машине, на которой работал сегодня Горбушин.
– Пожалуйста, пожалуйста…– заторопился толстяк и тут, кажется, впервые заметил Горбушина, сидящего в машине. Наклонившись к стеклу, он с отвращением глянул на него и искренне, с душой сказал:
– Подлец же ты, Горбушин!
– Товарищ Ермаков,– строго взглянул на него Скирда,– прошу без оскорблений.
– Извините, товарищ лейтенант, но ведь этот гад общественником прикидывался, стенгазету выпускал. Видали у нас в конторе «За рулем»? Писатель! – Толстяк сплюнул.
– Может быть, вы все-таки проведете нас к машине?– обратился я к Ермакову.
– Конечно, конечно, товарищ…– Толстяк замялся, не зная, очевидно, как меня назвать.
– Товарищ следователь,– подсказал ему Скирда.
С этой минуты, поняв, что я старше по должности, Ермаков переключил все свое внимание на меня.
– Вот эта самая машина,– драматически понизив голос, сказал Ермаков, подводя нас к уже знакомому мне грузовику.– Я все сделал, как сказал товарищ лейтенант: никто к машине не подходил,– опять заторопился он.– Ведь надо же – такое пятно на коллектив…
– Помолчите, товарищ Ермаков,– не вытерпел я.
Ермаков испуганно захлопал глазами и пискнул:
– Слушаюсь.
– Вы на этой машине сегодня ездили? – обратился я к Горбушину.
– На этой,– тихо ответил он.– Только уверяю, товарищ следователь, никакого наезда я не совершал.
– Брось отпираться, Горбушин! – вмешался Ермаков.– Советский суд не обманешь.
– Здесь еще никого не судят,– сказал я и, подведя Горбушина к правому борту, обратил его внимание на царапины.
– Чем вы можете их объяснить?
Горбушин пожал плечами:
– А кто его знает, зацепил кто-нибудь.
– Сейчас мы возьмем двух понятых и выедем на место происшествия. Я покажу вам, где кузов получил эти шрамы. Лейтенант Скирда, вы поведете грузовик.
Минут через двадцать мы прибыли на место происшествия. В ранних сизых сумерках осеннего дня шоссе выглядело обычно,_ничто не говорило о произошедшей здесь трагедии.
– Знакомое место? – спросил я у Горбушина.
Я заметил, как он вздрогнул…
«Так, «студент»,– подумал я,– сейчас я тебе покажу».
Я попросил Скирду вплотную подогнать машину к дереву с ободранной корой. Скирда осторожно сдал грузовик назад и прижался правым бортом к поврежденному дереву. Как я и предполагал, царапины на коре в точности совпадали с царапинами и потертостями на правом борту кузова, на что я обратил внимание понятых. Скирда, выйдя из кабины, закурил и, сделав непроницаемое выражение лица, как бы между прочим спросил у Горбушина:
– Ну, что вы теперь скажете?
Я незаметно подал ему знак, чтобы он не вмешивался, и, не торопясь, сделал нужные мне снимки. После этого я так же неторопливо подошел к Горбушину:
– Видите теперь, откуда эти царапины на борту грузовика?
Шофер ошалело смотрел на меня:
– Ничего не понимаю, я не задевал дерева. Чтобы так сильно врезаться, надо вообще не уметь водить машину.