— Ах, — на лице женщины появилось настороженное выражение, — я все думала, спросите вы об этом или нет.
Пенни внутренне встала на дыбы.
— Мне кажется, это вполне естественный вопрос. Что бы Дэвид ни говорил…
— У вас нет детей. Это было ваше желание или…
— Конечно наше желание. — Она разозлилась и пожалела, что завела этот разговор. Однако останавливаться было поздно, и усилием воли Пенни взяла себя в руки. — Вопрос предельно прост. Можем ли мы иметь детей?
— Нет, — ответила Кармин.
Бравада и агрессия куда-то испарились.
— Почему?
Во взгляде Кармин мелькнуло сочувствие; но Пенни не желала замечать его.
— Это печальное следствие его… нашей природы, — объяснила она. — Вампиры могут размножаться — вполне понятно, иначе мы вымерли бы уже давным-давно; если подумать логически, мы бы никогда и не появились. Вы знаете, вопрос о курице и яйце… — Кармин увидела, как напряглось лицо Пенни, и не закончила фразу. — Я была рождена вампиром, и у меня могут быть дети от любого мужчины, вампира или нет. Но Дэвид не родился им, а когда вампиром становится обычный человек, его способности несколько отличаются от наших. У него могут быть дети только от женщины, родившейся вампиршей. Но от вас — нет, это невозможно.
Пенни словно провалилась куда-то, и ее легкие, казалось, наполнило что-то плотное, злое и горькое.
— Значит, — пробормотала она, — вы можете родить ребенка от моего мужа, а я — нет.
Что означала эта пауза? Ничего? Все?
— Да. Теоретически, — в конце концов ответила Кармин.
Теоретически.
— А у вас есть дети? — спросила Пенни.
Кармин посмотрела в сторону — в первый раз за все время их знакомства она отвела взгляд.
— Да.
Пенни переполняла горечь, а с ней — дикое желание ранить, причинить боль, потому что ей самой было больно, и ей хотелось, чтобы Кармин тоже страдала.
— И где они сейчас? — спросила она.
Вторая пауза тянулась дольше первой. Затем последовал ответ:
— Один, — произнесла Кармин бесстрастно, — в Нью-Йорке. Или был там, когда я в последний раз о нем слышала. Он наркоман, сидит на героине, хочет умереть от этого, но не умрет, потому что… потому что он тот, кто он есть.
Вторая… — она на мгновение запнулась, — умерла, хотя она, напротив, жаждала жизни. Какая ирония, верно? Но это было очень давно, в Восточной Европе. Тогда люди в нас верили, и когда она допустила серьезную тактическую ошибку, они… — Она закашлялась. — В общем, вы знаете, что говорится в легендах. Способ убийства вампиров передан верно.
Пенни уставилась на нее, и, несмотря на обуревавшие ее чувства, ее одолело любопытство.
— Кол в сердце? — едва слышно прошептала она.
Кармин кивнула. Лицо ее напряглось, превратившись в неподвижную глиняную маску.
— Это не… это не обязательно должен быть кол, — проговорила она. — Любой предмет сойдет, если он… достаточно длинный. В ее случае…
— Вашей дочери?
Кармин сглотнула.
— Моей дочери, да. В ее случае это был… был кухонный нож. Просто кухонный нож.
В этот момент вернулся Дэвид.
— Кофе заваривается, — весело сообщил он, затем заметил напряженное лицо Кармин, взгляд Пении. — В чем дело? — Голос его зазвучал резко. — Что произошло?
Пенни одними губами произнесла: «Потом расскажу», но он не заметил этого — его взгляд был прикован к Кармин. Та расправила плечи и улыбнулась ему.
— Ничего интересного для вас, — небрежно произнесла она. — Женские разговоры, только и всего. Дэвид, после кофе я должна идти. Вечер был замечательный, но завтра мне нужно рано вставать — у меня важная встреча.
Пенни хотела было ехидно вставить: «Еще десять кусков?», но удержалась. Сейчас было не время набирать очки — через несколько минут Кармин навсегда исчезнет из ее жизни. Она заставила себя быть вежливой и поддерживать ничего не значащий разговор во время кофе и коньяка, затем Дэвид принес плащ Кармин и отправился проводить ее до машины. Пенни наблюдала за ними из-за занавески, но на улице совсем стемнело, и она не смогла разглядеть, какая у Кармин машина. Несомненно, дорогая. Она ведь может себе это позволить, правда? Но почему они так долго прощаются? Что они там делают?
Когда Дэвид вернулся (он отсутствовал шесть минут — Пенни засекла время), она мыла посуду, намеренно создавая побольше шума и расплескивая по сторонам воду. Когда-то, еще до болезни, он обещал ей купить посудомоечную машину. Теперь, конечно, никакой посудомойки не будет. Они не могут себе этого позволить. Она швырнула в мойку очередную тарелку, и в этот момент муж подошел к ней сзади и обхватил за талию.
— Оставь это. Я помою утром. — Он прикоснулся губами к ее затылку. — Пойдем в постель.
«О боже, опять».
— Я устала, — ответила жена. — Давай сегодня дадим себе передышку, ладно?
Дэвид рассмеялся:
— Ни за что. Я хочу тебя. Пойдем, дорогая; отказа я не принимаю.
«И никогда не принимал». Пенни незаметно для него скорчила гримасу и вздохнула. Спорить не было смысла; она только потратит силы и время; лучше дать ему то, чего он хочет, — снова. Она сняла хозяйственные перчатки, швырнула их на сушилку для посуды и пошла за мужем наверх.
Дэвид всегда крепко засыпал после секса, и, убедившись, что он ничего не слышит, Пенни поднялась и направилась в ванную. Включив небольшую лампочку у зеркала, она принялась пристально разглядывать свое отражение. На первый взгляд, она выглядела неплохо для сорока трех лет, но сейчас у нее было далеко не оптимистическое настроение, и она изучала свое лицо подробно и придирчиво. Зачатки «гусиных лапок» в уголках глаз. У рта уже залегли складки. Подбородок начинает отвисать; едва заметно, но она это знает. Она не была натуральной блондинкой, поэтому не могла сказать, есть ли в волосах седина. Седина украшает мужчину, но старит женщину.
«У Кармин нет седых волос, помнишь? Кармин может зачать от него ребенка. А я — нет».