— Его здесь нет, — я попытался проявить некоторую твердость.
— Ну, тут ты ошибаешься.
— Теперь это гробница, — вздохнул я. — Если он сюда пришел, то только затем, чтобы умереть.
— Знаешь, — сказал Раксби, — непохоже, что ты владеешь всей информацией, которая есть у меня. — И его убежденность удержала меня от дальнейших слов.
«Дело левиафана», мой второй год со Стариком. Я думал, что огромное внутреннее озеро на вулканическом архипелаге поглотило его. Из глубин выскользнуло белое щупальце — из плоти или из стали? — ясно видимое в неестественно чистой воде. Старик, должно быть, сделал хороший вдох, перед тем как оно потащило его вниз, хотя Моравиа успела лишь испустить выдох, переходящий в крик. Отмычка Джим выхватил из тележки лом с загнутым концом и бросился следом. Хотя вода и была прозрачной, свет все равно не проникал слишком глубоко. Мы сыпали проклятьями и вопили, кричали, что делать.
Должно быть, прошла всего минута, перед тем как на воде появились пузыри. Старик возник над поверхностью по пояс, будто приводимый в движение моторчиком, потом словно подскочил, снова ушел на глубину и вынырнул; мы услышали судорожный вдох и увидели Отмычку у него на руках. Старик отпустил его, и оба поплыли к неровному берегу.
— Помогите Отмычке, — приказал Старик, его голос эхом пробежал по глади озера, и мы сделали, как нам сказали. Джим потерял ломик, рубашка на плече была порвана. By стащил с него обрывки, обнаружив страшную, глубокую рану. Кто-то принес аптечку.
— Вы все хорошо поработали, — сказал Старик. Его нагрудный карман светился: он нашел кристалл, который упорно разыскивал сорок лет. — Извините за пережитый ужас. — Он встретился взглядом с каждым из нас, не останавливаясь ни на ком специально, и широко зашагал к внедорожникам.
Позже я узнал: он установил некую традицию — оставлять своих помощников в уверенности, что он наконец-то встретил свою кончину, а затем шокировать их чудесным воскрешением. Иногда он оттягивал свое появление до момента, когда умирали все надежды, хотя сам я подобного не припомню.
Сидя рядом с Раксби, я размышлял, как на этот раз Старик водил нас за нос долгие годы. Он не просто пережил близкий взрыв сверхчеловеческой силы, обрушение целой скалы; на этот раз он пережил саму смерть. И лишь нечто очень приземленное сумело достать его: он понадобился правительству в качестве мальчика для битья, чтобы было на кого свалить ответственность, а может, чтобы просто поставить еще одну галочку. Как раз в этот момент я понял: руководство страны не верило в то, что Старик всецело его поддерживал.
Я сказал себе: конечно, у него были отходные пути. Конечно, имелись альтернативные планы. Конечно, он разработал тысячи способов улизнуть. Естественно, он знал, что военные на подходе, еще даже до того, как они привели свой план в действие. Так или иначе, он знал об атаках на нью-йоркские башни, и какими бы ни были его причины скрываться, в конце концов он должен был понимать, как будет воспринято его отсутствие в башне, и предполагать, что длинные руки паникующего безумия при необходимости потянутся в его сторону.
Пока мы ехали по тундре, я представил себе отступление Старика. Затерянные в глубинах лабиринта крепости солдаты будут двигаться на ощупь и заблудятся. Абсолютная темнота обнимет их, фальшивые источники тепла обманут их приборы ночного видения, по мере продвижения коридоры будут менять направление, электромагнитные импульсы расстроят оборудование, а голос Старика прозвучит в тылу и заставит их нападать друг на друга, в то время как сам он ускользнет. Возможно, у него, как у сообразительного немецкого злодея Доппельгангера, имеется набор марионеток-симуляций, бродящих по цитадели с места на место; Старик должен был извлечь пользу из этих технологий, даже если он излечил мозг человека, который ее разработал.
Поймать Старика? Все равно что ловить ветер.
Я сделал, как они попросили: подвел поближе и указал вход. В сотне ярдов остановился первый транспорт и выгрузил личный состав, люди быстро распределились по льду, освещенному грязноватой опухшей луной.
— Теперь он уж точно нас увидел, — сказал я, забыв о своей установке, что его там нет.
— Он не убивает, верно? — выдохнул Раксби мне в лицо. — Мы очень на это рассчитываем. Или ты передумал? — Он помолчал, но не отступил. — К такому варианту развития событий я тоже готов.
Он заставил меня вылезти из машины и подойти к нему. Люди двигались быстро, не было слышно ни единого звука во всем окружающем нас белоснежном просторе.
Они подобрались очень близко: возможно, ярдов на тридцать от входа. Я не видел, разверзлась ли земля, но вдруг между ними и мной что-то выстрелило из ледяной поверхности, серебристое и скоростное, словно блестящая пуля размером с человека. Через мгновение раздался вой моторов, и затем я увидел, как нечто тяжело ударилось о землю и устремилось под углом вправо от меня; за рулем компактного снегохода кто-то сидел. Все немедленно бросились в погоню по леднику.
Я видел вспышки, слышал звуки столкновений. Оружие стреляло, посылая яркие пунктиры вдоль ледяного пространства. Раксби придержал меня, хотя я даже не осознал, что подался вперед.
Прицелиться в Старика (если это он) было нелегко, поскольку тот зигзагами уходил вдаль. Вдруг за спиной раздалось рычание моторов, и этот звук пробрал меня насквозь: из нашего транспорта появились два снегохода. Я посчитал, что они не догонят Старика, но через пару секунд в некоей точке пересечения огня их орудий и оружия пехотинцев снегоход беглеца резко подскочил и несколько раз перевернулся. Человек поднялся, шатаясь, и попытался бежать, окруженный разрозненными вспышками.
— Получилось. Они его завалили, — неясно возликовал Раксби сквозь шарф, верхнюю часть его лица скрывал бинокль.
Вдали я увидел шевелящиеся кучки людей; чем дальше, тем больше их появлялось, словно творилось нечто легендарное. Мы отправились к месту действия, но теперь Раксби позволил мне обогнать себя.
Солдаты догнали Старика, но все еще не схватили. Я видел, как люди отлетают прочь, словно пустые тряпичные оболочки.
— Господи боже! — проговорил Раксби.
На искрящемся снежном поле снова замелькали вспышки, люди роились тесной толпой, и наконец действие слиплось в дрожащий шар, постепенно успокаиваясь.
Все время люди переговаривались через шлемофоны. Но до меня дошел истинный смысл происходящего только теперь, когда кто-то доложил:
— Он повержен. Дело сделано.
Потом задрожала земля, и в месте, где находилась тайная крепость Старика, раздался чудовищный рокот, словно перемешивались камни. Я услышал проклятья Раксби. Из-под ледяной горы вырвалась яркая вспышка, словно столкнулись две звезды, и все мы тут же утратили точку опоры, когда мощнейшая воздушная волна потащила нас вперед. Я упал на локти. Люди закричали. Приподняв голову, я увидел, как исчезает целая гора. Мое воображение нарисовало картинку происходящего внутри: купольный свод обрушивается, веками скапливавшийся поверх геологических напластований лед заполняет пространство, которое Старик создавал для себя: лаборатории, арсеналы, хирургический отсек, библиотеку. Когда все будет истреблено эксцентрическим взрывом его собственного изобретения, там будет ужасный запах. Представлять себе звук не было необходимости: он явился мне через пустоту — грохот, похожий на кашель; по сути, ничего больше и не было, словно мгновенно возникшая аномалия, которую можно столь же быстро ликвидировать.
Едва выпрямившись, я проверил, где Старик, но он никуда не делся, видимо, солдаты по-прежнему вжимали его коленями в снег. В двухстах ярдах впереди на льду появилась черная заплата.
Разражаясь многоступенчатыми проклятьями, Раксби сломя голову бросился к удерживаемому Старику, но его слова уносило в сторону. Потом они протащили Старика мимо, спеленав его так плотно, чтобы он не мог использовать кулаки, а я постарался спрятать от него лицо и отвернулся.
Я направился к «своей» машине, пока Старика тащили к другой, но как только прикоснулся к ручке, оказавшись спиной ко всем, я услышал чей-то голос около правого плеча: «Хорошая работа, Лэнни», — прозвучало пронзительно и беззаботно. Рядом никого не было. Слезы навернулись на глаза, когда я дернул дверцу и запрыгнул внутрь. Водитель, остававшийся в машине, выглянул оценить обстановку. Он посмотрел на меня, моргнул, но не обмолвился ни единым словом. Наши нашлемные фонари выхватывали маленькие кусочки льда, падающего с размытого неба. Я хотел оказаться дома. Потом, когда отдохну, непременно пойду в магазины и библиотеки и сожгу книги о приключениях Старика, потому что случившееся сегодня само по себе предало огню его историю.
Дверца около меня распахнулась.
— Что было внутри? — кричал Раксби. — Что он уничтожил?
— Не знаю, — ответил я. — Я вам все рассказал.
— Газы? Думаешь, следует проверить это место на токсины или еще какие химикаты? Черт побери, что это был за взрыв?
— Не знаю! — гаркнул я, по-настоящему повысив голос, вусмерть уделанный тем, что случилось, разрушенный самим собой и пришедший на собственные руины.
Раксби лишь бросил взгляд в сторону черной метки на льду.
— Вот дерьмо! — выругался он, приказал: — Подвинься. — И я переместился в середину. Он ткнул большим пальцем в сторону другого транспорта: — Он оттуда сможет выбраться?
Не подумав, я брякнул:
— А ты уверен, что он все еще там?
Он тут же нажал кнопки на дверце.
— Эй, лейтенант, — позвал он в микрофон. — Вы уверены, что он у вас?.. — Потом передал мне с ненавистью во взгляде: — Он сказал, что смотрит на него… Ладно, спасибо… Хорошая попытка, — кивнул он мне.
Наша машина рванулась вперед и мерно заколыхалась, нагоняя предыдущую: всю дорогу к самолетам я наблюдал зад первого транспорта, словно его задняя дверца могла чудесным образом раскрыться и явить группу вооруженных людей, глазеющих в светлое пустое пространство посередине.
Держась за дверной косяк, я все равно не сумел достаточно отклониться, когда Моравиа выбросила вперед маленький костистый кулачок, и получил прямо в челюсть. Я отлетел назад. Жена окликнула меня с кухни. Вместо того чтобы выставить защитный блок руками, я попытался перевернуться. Но не успел: Моравиа рванула меня за рубашку, и я оказался уже на ногах. Где-то поблизости раздался крик Клары, и я постарался какими-то словами успокоить ее, а Моравиа в этот момент врезала мне так, что голова ударилась о косяк.