— Нет, — возразила Руэлла, хихикая. — Просто все это я уже знала. Я месяцы изучала этого Рейнарда и думаю, пришло время, чтобы кто-то победил его в его же собственной игре, а? Не в первый ведь раз семидесятипятилетний старик умрет в первую брачную ночь. Никто ничего не заподозрит, а Хала о-о-очень богата. — Она наклонила головку и облизала губы. — Как ты думаешь, кто, собственно, послал ему мой портрет, а?
— Тебе не следовало делать ничего такого, не посоветовавшись вначале со мной, — неодобрительно проскрежетала фигура. — Некоторые из тамошних колдунов могут быть опасны.
Королева небрежно махнула рукой:
— Все, что могут они, я могу лучше. Смотри.
Она встала посреди пещеры и сосредоточилась. Столб пламени сорвался с пальцев девушки.
— Ну как?
Существо откинуло капюшон и почесало голый череп, на котором копошились черви.
— Неплохой фокус для вечеринки. Того и гляди, ты вытащишь из шляпы кролика.
— А как насчет этого?
Руэлла закрыла глаза и произнесла нараспев несколько странных гортанных слогов. Земля под ногами затряслась. На каменных стенах пещеры выступила кровь. Раздался плач, а потом — яростный рев. Воздух вокруг них закружился красным туманом, запахло серой. Руэлла открыла глаза. Пещера раскололась надвое, земля разверзлась, изрыгнув своих мертвецов. Огнедышащая Руэлла выросла до невероятных размеров. Легион трупов, солдат Тьмы, готовых умирать и умирать, раз за разом, склонились перед ней в поклоне.
— Уже лучше, — проскрежетала фигура, натягивая капюшон.
Принц Мерриллер ворвался в тронный зал.
— Вы проиграли, леди! — крикнул он.
Единым жестом, не оглядываясь на него, королева, ее стражники и все придворные прижали пальцы к губам и прошипели: «Тсс». Никто не оторвал глаз от помоста, воздвигнутого в центре комнаты, все напряженно вслушивались в речь актеров, разыгрывающих представление. Охранник крепко зажал рот принца рукой.
На сцене актер и актриса напряженно смотрели друг на друга.
— Так в чем же дело? — произнес актер. — Известно вам, свобода мне нужна.
— Мне ведомо сие, ведь я сама отважилась на это, свободу в отношениях ценя, — подала реплику актриса. — Но горе мне, о, трижды горе! Боюсь, под сердцем я ношу ребенка.
Прозвучал драматический музыкальный аккорд. Актер с ошеломленным видом повернулся к публике.
Окружающие помост свечи потухли, погрузив актеров во тьму. Хор затянул: «Крестьяне, всем нужны хорошие крестьяне…».
Принц вырвался из рук державшего его стражника:
— Руэлла!
Королева пожала плечами и, кажется слегка смутившись, сказала:
— Знаю, это вздор. Но такой увлекательный…
— Ты не сможешь больше держать меня тут в плену, — заявил принц Мерриллер, выпятив подбородок.
— Почему же? — спросила она, зевая.
— Пока твои охранники пялятся на эту… — он ткнул пальцем в сторону сцены, — бессмысленную чушь, я пробрался на крышу замка. Оттуда я увидел приближающуюся армию Халы, мой отец, король, ведет их, чтобы вызволить меня.
Королева возбужденно подпрыгнула:
— Король Рейнард едет сюда? Чудесно!
— Когда я расскажу ему все, что видел и слышал, расскажу, как ты держала меня здесь против моей воли, как ты скакала с восставшими скелетами…
— Ох, заткнись! — Она шагнула к нему и понизила голос так, чтобы слышать ее мог только принц. — Как ты думаешь, кому он поверит? Тебе? Или мне, когда я сообщу ему, как ты среди ночи прокрался в мои покои и поклялся, что убьешь своего отца, захватишь его трон и сам женишься на мне?
Глаза принца выпучились так, что едва не вывалились из глазниц. Он затрясся и забормотал:
— Но я же не… Я никогда…
Руэлла подмигнула ему и легонько пихнула локтем в бок:
— Я буду молчать, если и ты промолчишь.
Хор все еще продолжал петь партию из «Крестьян».
— Эй, парни, да замолчите вы наконец?! — (Они замолчали.) — А ты можешь завтра убираться. Я выхожу замуж!
Натягивая свадебное платье, Руэлла хихикнула. Она уже думала о своем втором муже. И о третьем. Но им придется подождать продолжения.
Удивительно, как легко читающая публика забыла, что Уильям Швенк Гилберт (W. S. Gilbert, 1836–1911) — либреттист, «половинка» дуэта Гилберт и Салливан — был одним из лучших писателей-юмористов конца позапрошлого века. Совместно с Салливаном им написаны несколько оперетт — легкие фантазии: «Феспид» (Thespis, 1871), «Колдун» (The Sorcerer, 1877), «Иоланта» (Iolanthe, 1882) и «Раддигор» (Ruddigore, 1887). Начиная с 1863 года Гилберт сочинял остроумные поэмы, баллады и статьи для викторианской прессы. Он стал постоянным сотрудником журнала «Фан» (Fun), где печатался одновременно с Амброзом Бирсом, рассказ которого вы тоже найдете в этой книге. Он создал ряд пьес, многие из которых были комическими фантазиями, включая первую, под названием «Далкамара, или Маленькая уточка и Великий шарлатан» (Dulcamara, or The Little Duck and the Great Quack, 1866). Гилберт всегда ценил свои рассказы больше оперетт, и нам должно быть стыдно, что мы выпустили их из виду. Большинство из этих рассказов выходили отдельными изданиями в виде дешевых покетов или печатались в журналах, а единственным сборником, опубликованным при жизни писателя, стала книга «Фея для Фоггерти и другие рассказы» (Foggerty's Fairy and Other Tales, 1890). Питер Хэйнинг (Peter Haining) проделал большую работу, воскресив многие из этих историй в «Утерянных историях У. Ш. Гилберта» (The Lost Stories of W. S. Gilbert, 1982). Из этой книги позаимствована и та, которую вы сейчас прочтете.
Из всех родовитых девушек Таклешлоссштейна богатейшей, если речь идет об очаровании, и беднейшей, коли вопрос в деньгах, была леди Берта фон Клауффенбах. Ее батюшка, барон, действительно являлся счастливым владельцем большого замка на вершине отвесной скалы, но его имение, заложенное и перезаложенное, увязло в долгах — без малейшей возможности освободиться от влияния местного ростовщика. Да будет позволено мне сказать, что даже в случае невероятно счастливого стечения обстоятельств сумма, вырученная от продажи замка и отвесной скалы, не превысила бы ста восьмидесяти фунтов стерлингов, — а это говорит само за себя. Так что барон фон Клауффенбах даже не пытался казаться богатым.
Отвесная скала была необычайно бесплодна и бесполезна даже для скалы, а барон — поразительно беден даже для барона, так что у него, естественно, постоянно возникал вопрос, каким способом добывать себе хлеб, молоко и кислую капусту в количестве, достаточном для удовлетворения естественных потребностей, своих и своей прелестной подрастающей дочурки Берты. Теперь нам понятно, почему бедный старый джентльмен каждое утро опускал подъемный мост и покидал свое поместье, чтобы занять стул писца в конторе местного ростовщика, о котором я уже упоминал. Короче говоря, барон фон Клауффенбах служил обычным клерком.
Но рассказ пойдет не столько о бароне фон Клауффенбахе, сколько о его прекрасной дочери Берте. Я должен — нет, я просто обязан описать ее! Она была великолепным представителем рода человеческого, и его лучшей половины в частности. Высокая и статная. Рост — шесть футов. Лицо, каким гордилась бы и королева, обрамляли прелестные белокурые локоны; большие голубые глаза, маленький ротик (с пухлыми сжатыми губками) и нос, если придерживаться обычного для тех времен языка коммерции, были вне всякой конкуренции. Фигурой Берта обладала такой, что ее хотелось воспевать в гимнах. Ослепительная белоснежная кожа придавала ей вид мраморной статуи, но если бы вы коснулись ее тела, то удивились бы тому, какое оно податливое и упругое. У Берты имелся лишь один недостаток — поразительное тщеславие и самомнение о своей внешности: она презирала любого, будь то мужчина или женщина, кто оказывался ниже ее ростом. По ней сохли все юные клерки в Таклешлоссштейне; но юные клерки Таклешлоссштейна были для леди Берты что мошкара для великанши. Они докучали ей, но не стоили даже того, чтобы их прихлопнуть. Так что юнцы продолжали вздыхать и томиться, а она — пренебрегать ими.
Впрочем, у одного из поклонников леди Берты шансы на успех оценивались в сумму чуть большую, чем воспоминание о потраченном полпенни, — это был граф Краппентрапп. Граф Краппентрапп имел несколько существенных преимуществ по сравнению с юными клерками Таклешлоссштейна — он постоянно находился в обществе леди Берты и принадлежал к знатному роду. А достиг он этого вот каким образом. Барон фон Клауффенбах, изыскивая средства к повышению своих доходов — или, по крайней мере, хотя бы к закладке первого камня в этом нелегком деле, — расклеил на всех стенах Таклешлоссштейна объявление:
Дворянин и его дочь, обладающие несколько большим помещением, чем им необходимо, будут счастливы принять в свой круг молодого джентльмена, занятого днем в деревне. Общество музыкальное. Плата ничтожна. Обращаться к барону фон К., почтамт, Таклешлоссштейн.
Единственным, кто отозвался на это объявление, был граф фон Краппентрапп; а единственным недостатком графа Краппентраппа оказалось то, что он не занят днем в деревне. Но сей недостаток, очевидно, искупался тем, что граф самым любезнейшим в мире образом передал барону шестимесячный вексель на десять фунтов, немедленно учтенный работодателем барона. Боюсь, барон и граф тем вечером жутко напились. Я знаю, что они всю ночь развлекались тем, что швыряли чернильницы с крепостных стен замка на головы людей в деревне внизу.