Он внимательно оглядывает меня, словно портной, оценивающий покрой костюма, и говорит:
— Ха! Ну ладно. И что же ты ищешь?
Некоторые вдыхают исключительно дух тех, кто умер при ужасных обстоятельствах. Других интересуют лишь маленькие девочки, или казненные заключенные, или же хрупкие нервные женщины с затуманенным лекарствами сознанием. Разные заскоки бывают.
— Ты читаешь газеты? — задаю я вопрос. — Слышал, что случилось с тем парнем в Дамп-Хилл?
Выражение лица у старика не меняется. Он чуть пожимает плечами.
Я продолжаю:
— Говорят, его мучили. Отметины на запястьях, ожоги от сигарет — короче, полный набор. Бутылки, должно быть, просто пели здесь. — (Призраки приходят в восторг, когда узнают, что к ним скоро присоединится очередной их собрат. Они взывают к себе подобным.) — Ты в курсе событий?
Жертвы убийств. Удовлетворение подобных причуд незаконно. Отправят за решетку на десять, а то и на пятнадцать лет.
— Не понимаю, о чем ты толкуешь, — говорит старик.
Я пристально смотрю на него. Удивительно, как долго он способен не мигать.
— Правда? У тебя нет ни единой его частички? Хорошо. Уверен, у кого-нибудь еще найдется.
Я показываю ему уголок пачки сотенных купюр, перетянутых резинкой. Толщиной в дюйм.
Ого, вот оно! Крохотные искорки зажигаются в его глазах. Он заглядывает через мое плечо.
— Мне не нравится твой вид, — заявляет он.
Сотенные снова исчезают в кармане.
— Как хочешь. Наслаждайся своим «Доктором Пеппером».
Я успеваю отойти по меньшей мере метров на десять, и только тогда он окликает меня:
— Подожди.
Я останавливаюсь. Поворачиваюсь:
— Спи дальше, и все потеряешь. Я договорюсь с другим торговцем.
Однако я возвращаюсь к нему.
Легкая улыбка искривляет его губы свекольного цвета.
— Нет других. Я заполучил его почти сразу после.
Сразу после.
Он имеет в виду, что получил парнишку почти сразу после его смерти.
Несколько мгновений я оцениваю окружающую обстановку, проверяя, не наблюдает ли кто-нибудь за нами. Съежившиеся фигуры перемещаются по рынку в тусклом утреннем свете. Струнный инструмент тренькает вдали, а барабаны выстукивают нетерпеливую дробь.
Я киваю ему, и он достает бутылку из-под яблочного сока, запечатанную куском клейкой ленты.
Эта часть процедуры необходима. Содержимое бутылки невидимо, и ни один покупатель не расстанется с денежками, заработанными тяжелым трудом, без пробного вдоха. Я тоже должен убедиться, подлинный ли товар мне предлагается, по своим собственным причинам.
Старик отрывает кусок скотча от катушки и ставит бутылку на свой холодильник. Я сажусь на корточки и наклоняюсь вперед. Теперь все происходит быстро. Торговец протыкает клейкую ленту на бутылке швейной иглой, я чувствую исходящий душок, и тут же новый кусок скотча ложится на отверстие.
Ему два года, и трава щекочет его ступни.
Ему четырнадцать. Сигаретный дым обжигает гортань, но он самодовольно подавляет кашель.
Он просовывает руку под ее блузку, мечтая о ком-то другом. Первые аккорды песни рассказывают о нем все, что вообще стоит знать.
Попадание, отскок, новый бросок. Три. Поздравительная открытка к дню рождения. Пятнадцать. Первый горький вкус пива. Беговая дорожка и смех на финишной линии. Шаги и боль.
— Восемьсот, — называет старик цену.
Я даю ему деньги и забираю бутылку.
Очень отчетливо, так чтобы меня хорошо было слышно, я произношу заготовленную фразу:
— Хороший товар.
А голос в моем ухе отвечает: «Берем его».
Струнное треньканье замирает. Барабанный грохот прекращается. Шляпы срываются, шарфы разматываются, и волна людей в синих ветровках обрушивается на старика.
Но честь надеть на него наручники выпадает мне.
Много времени спустя, когда я уже сижу в кабинете и торопливо выстукиваю отчет на заляпанной кофейными пятнами клавиатуре, парнишка все еще не отпускает меня и восстает в моей голове. Не только момент его смерти (ослепительный, выжигающий ужас, скорбное осознание того, что единственно возможный конец страданиям означает конец всему), но и все остальное — словно острое лезвие.
Но что врезается особенно глубоко, так это его жизнь. Тысячи незначительных моментов. Записи из дневника, беспорядочный калейдоскоп событий, стремления, желания, маленькие победы и все такое. Я проживаю каждую секунду его жизни. Я — это он. Все сладкие и горькие ощущения его жизни.
Я работаю в специальной группе шесть лет.
Я попробовал множество призраков.