Сережа!
Черт возьми! Еще раз приходится тебя беспокоить. Пустяк, но все-таки.
Только что отправил тебе письмо и вспомнил, что в посланном стихотворении одна строфа отпечатана не так. Вернее, одна строчка: «Будто видишь ты сновидение?»
Надо так: «Будто видит твоя душа сновидение?»
Извини за беспокойство.
Еще раз привет!
Н. Рубцов
Никольское, 23 сентября 1964
Добрый день, Николай Николаевич!
Письмо Ваше получил. Очень обрадовался ему, тем более, что никто уж мне сюда не пишет. Кто летом еще и посылал весточку, тот теперь уж думает, что меня здесь нет.
Погода у нас вовсе осенняя. Недолго, помянуть Тютчева, весь день стоял как бы хрустальный и лучезарны были вечера. Дожди, холода, скоро, наверное, перестанут ходить пароходы.
Да, Николай Николаевич, я получил от Вас и «Юность», и «Октябрь». Большое спасибо Вам и за это, и за все.
Фотокарточку для «Огонька» я посылаю с этим письмом. А что рассказывать, как Вы выразились, о моем жизненном пути? Я уже плохо все помню. Родился в Архангельской области, в поселке Емецк (это я знаю по своим документам), но все детство прошло в этом вот селе Никольском, в Вологодской области, в детском доме. После учился в двух техникумах, в лесотехническом и в горном (вообще после детдома мне довелось много «попутешествовать»), год работал кочегаром в Архангельском траловом флоте (зимой этот флот базируется в Мурманске), работал на военном испытательном полигоне в Ленинграде некоторое время, потом пошел служить на военный флот, опять на Северном море. Служил матросом 4 года, с 1955 по 1959 г. Потом два года работал на Кировском (бывшем Путиловском) заводе в Ленинграде — слесарем, шихтовщиком и еще кое-кем. А уж после поступил в Лит. институт. Больше двух лет жизни на одном месте не выдерживал, всегда тянуло в разные края. Исключение — служба на Северном флоте. Там уж все по-особому. Вот так вкратце об этом пути. Да, родился в семье значительного партийного работника. Его даже врагом народа объявляли, потом освободили, и статья о его реабилитации была напечатана, кажется, в 1939 г. в Архангельской областной газете. Больше всего времени он работал вообще-то в Вологде. Свою мать не помню почти, ничего в ней не знаю. Надо будет о ней когда-нибудь мне порасспрашивать брата.
Николай Николаевич, а зачем все эти сведения нужды во «врезке»? Ну, конечно. Вы-то должны иметь обо всем этом более полное представление, поэтому я все это и написал.
Не понимаю, что значит Ваши слова: «Я подал заявление о вашем восстановлении…» Разве меня исключали из института? Если так, то это для меня новость, мне никто об этом не сообщал. Предлагали только перейти на заочное. А если меня исключили, так Вы не беспокойтесь обо мне. Бог с ним! Уеду куда-нибудь на Дальний Восток или на Кавказ. Буду там, на Кавказе, например, карабкаться по горным кручам. Плохо, что ли? Пока могу карабкаться по скалам, до тех пор и живой и полон сил, а это главное.
Вы просите меня рассказать о какой-то «истории». Не знаю, какую такую историю Вы имеете в виду, поэтому пока ничего рассказывать не буду. Вы уж извините, Николай Николаевич.
А что, Рябикин опять дал на обсуждение стихи в прежнем «стиле»? По-моему, с ним семинару Вашему надо бы расстаться за одно описание, как он обнюхивал какой-то самолет. До сих пор не могу забыть эту диковину. Человек, несущий хотя бы немного поэзии, отличается особой живостью и переменчивостью настроений, у такого человека всегда ярко выражены симпатии, в отличие от большинства, — и, глядя на Рябикина, не скажешь, что в нем есть поэзия.
Ну, вот, Николай Николаевич, у меня пока все. Здешних стихов у меня уже больше пятидесяти, — это в основном июльские и августовские, в сентябре почти ничего не написал. Ну, в общем, рукопись еще одной книжки есть. Куда бы ее только сдать?
Вот кое-что из последних стихов:
Ну, так до свиданья, Николай Николаевич! Всего Вам наилучшего. Привет Вашей семье.
23/IX—64 г. С любовью Н. Рубцов
Никольское, 25 сентября 1964
Добрый день, Александр Яковлевич!
Письмо мое будет коротким. Просто хочу послать Вам привет и, как говорится, весточку.
Пишу все из того же села Никольского, откуда написал Вам предыдущее письмо. Вы его получили? Не выезжаю в Москву в институт потому, что перехожу на заочное. А еще потому нахожусь именно здесь, что здесь мне легче дышится, легче пишется, легче ходится по земле. Много раз ходил на болото. Километров за шесть отсюда есть огромное, на десятки километров во все стороны, унылое, но ягодное болото. Собирал клюкву. Ходил туда до тех пор, пока не увидел там змею, которая на меня ужасно прошипела. Я понял это, как предупреждение. Мол, довольно! И больше за клюквой не пойду. Да и птицы в последний раз на болоте кружились надо мной какие-то зловещие, большие, кружились очень низко над моей одинокой головой и что-то кричали.
Вообще, я еще должен заехать в Москву, в этот институт — улей, который теперь тише, наверное, шумит, т. к. поразлетелись из него многие старые пчелы, а новые не прибывают. Далеко не все нравится, и не все, в литинститутском быту, но очень хочется посмотреть на некоторых хороших наших поэтов, послушать их. Остались ли они еще там? Если не остались, то лучше бы снова одиноко ходить мне на наше унылое болото.
Удивительно хорошо в деревне! В любую погоду. Самая ненастная погода никогда не портит мне здесь настроение. Наоборот, она мне особенно нравится, я слушаю ее, как могучую печальную музыку… Конечно, не любая сельская местность может быть по душе.
Поеду отсюда числа 27 сего месяца. Как раз будет лотерейный розыгрыш, я выиграю «Москвич», вот в нем
и поеду. Между прочим, за это лето научился я играть в лотерею: два раза подряд выиграл по рублю. А то ли еще будет!
До свидания, Александр Яковлевич! От всей души желаю Вам отличного здоровья, всего наилучшего. Вам и Вашей семье. Передайте, пожалуйста, привет Злате Константиновне.
С искренней любовью и приветом Н. Рубцов 25.9.64 с. Никольское. Дождь.
Р. S. Да, посылаю Вам почитать кое-что из последних своих стихов. Хотелось бы каким-то образом узнать о них Ваше мнение.
Посылаю Вам вырезку из районной газеты «Ленинское знамя» за 24 сентября с. г. (Тотемский р-н, Вол. обл.) Там немного написано о Вашей повести «Сирота».
Никольское, осень 1964
Здравствуй, Сережа!
Видел литстраницу в «Ленинском знамени»— твой рассказ и свои стихи. Твой рассказ мне понравился. За свои стихи благодарен тебе и редакции.
Снимки тоже получил. И тоже большое тебе спасибо. Но тут у меня к тебе вот какое дело: не смог бы ты отпечатать еще и послать снимки, где сидят на колодце Ленька Богданов, Лев Николаевич и я с ними? Это ты зафотографировал у нас во дворе. Этот снимок, конечно, нужен не мне, а Льву Ник. и Леньке, так что послать его можно и не спешно, хоть когда, когда меня и в Николе не будет.
В Николе я решил прожить вплоть до сентября, т. к. в лесу поспело много брусники. Да и рыжики, должно быть, скоро пойдут.
По-прежнему пишу иногда стихи. Написал после тебя еще б стихотворений. Несколько из них посылаю тебе, просто так, почитать.
Ну, будь здоров, Сережа!
Да, я так и не сумел послушать твое выступление по радио. Получил твое письмо уже после выступления и поэтому ничего не знал о нем. А сплю я обычно часов до девяти, так что случайно услышать тебя в эфире тоже не смог: ты ведь говорил по радио часов в 7?
Всего тебе наилучшего!
Салют городу Тотьме, реке Сухоне, всем ее островам и заливам!
Крепко жму руку.