Его сердце начало греметь в нем.
“Полный импульс”, скомандовала Джейнвей.
Стади повиновался безприкословно, судно, жужжащее с мощью, которую он вызвал. Пэрис внезапно пожелал решительно помочь, сесть за станцию, на которой можно работать, некоторый способ быть полезным.
Ким оставался приклеенным к своим показаниям. “Волна перехватит нас через двадцать секунд…”.
“Мы можем войти в деформацию?”.
Стади покачал головой, все еще отчаянно работая средствами управления.
“Только когда мы очистим плазменную область, Капитан.”
“… восемь секунд…”.
Освобождая место двумя быстрыми шагами, Джейнвей ударила в интерком на ручке командирского кресла. “Фактор искривления быстро!”
“… три…”.
Голос капитана, все еще отражался в нижних палубах, когда, как будто рука Бога, схватила судно и бросила его в пустоту.
Стади глотал крик как саму ткань действительности, расколотой в сто уникальных криков отчаяния и боли.
Она горбилась по ведению, борющуюся за контроль своего ума теперь, когда контроль над судном был невозможен. Личная дисциплина должна быть на первом месте, сказал ей мягко голос в далеком ее прошлом.
После этого все другие вещи будут несущественны.
Но как можно было найти мир, когда сочувствие, которое связывало Бетазоида так сильно с членами ее экипажа, было искривлено назад против нее как пытка?
Все ее ранние страхи о тесном контакте с мысленно сильным, но нетренированным человеческим родом потерпели крах, подымаясь в ней ужасающей волной сожаления.
“Как Вы можете выдержать это?” спросила она свою тетю. Она не забыла, как была маленькой, и плоской тростинкой, еще не войдя в женственность, которая даст ей полное понимание контроля, которым ее тетя, казалось, обладала так легко, как удобной одеждой.
“Все их взгляды, все их чувства, все время!”.
Тетя Шензи жила с людьми дольше, чем Стади себя помнила. Правительственный рабочий, некоторого вида, взаимодействия которого с человечески-управляемой Федерацией, сохраняли ее запертой на Земле в течение многих лет. “Это не все время,” сказала она Стади. “Только, когда они чувствуют о чем-то очень сильно.”
Из того, что маленькая Стади видела, с людьми которые были почти всегда.
“Но разве они не убирают Ваш разум?”, Спросила Стади. “Криса говорит, что люди выдвигают свои эмоции на всем протяжении жизни, пока Вы не сможете чувствовать только это, что они чувствуют, и ни одной из того, что Вы действительно знаите.” Крисе было семнадцать, и было к приему Федерации годом прежде, где все молодые офицеры Звездного флота попросили, чтобы она танцевала.
“Криса не точная модель личного ограждения,” указала Тетя Шензи с хмурым взглядом. Который был верен - половину времени, Криса колебалась и суетилась из-за эмоций некоторого другого Бетэзоида столько, сколько из за своих собственных. “Небольшая утечка от человеческих эмоций является надоедливой помехой, время от времени,” продолжала тетя Стади, “но едва монстр, которым Crisa разбирает это, уйдет. Вы будете видеть.”
И теперь годы и несколько лет спустя, Стади наконец видела. Она видела адмирала с большой гривой седых волос, хмуро смотрящего вниз на нее с отеческим неодобрением, женщину с теплыми, улыбающимися глазами, слишком мудрыми и терпеливыми в течение ее жизни, человека и собаку, играющих вместе в слишком большой траве, с удивленным голосом любителя, убеждающим их быть осторожными, или они испачкаются. Но это были воспоминания других людей, жизни других людей, плавая, чтобы не окружить ее в этом вечном нигде моменте, который отметил их исчезновение от Бесплодных земель и их прибытие в…, она не знала.
Смерть?
Действительно ли это было легендарным моментом, когда жизнь вспыхнула на ваших глазах?
И здесь я с чьей-либо жизнью, думала Стади с потрясающей ясностью. Так же, как Криса предупреждала. Так же, как Стади боялась за себя прежде, все те годы.
Не только их жизни. Голос тети Шензи щекотал ее мысли, как если бы она стояла прямо перед ухом Стади, ласково поддерживая ее волосы.
Их жизни, и Ваша жизнь, и все Вы - бывший благословленный из-за этого. Тетя Шензи умерла семь лет назад, когда она и человеческая женщина, с которой она жила так долго, были на пассажирском судне, разрушенном Боргом.
Приезжайте говорят мне все об этом, дорогой.
Это походило бы на то, чтобы идти домой, думала Стади с дрожью облегчения.
Она могла оставить весь шум человеческой паники позади, и охватить эмоциональное тихое, которое она не знала начиная с оставления Бетазоида для Академии.
Она пропустила бы живую внутреннюю болтовню людей, но она будет даже больше приветствовать обещанный мир Тети Шензи.
Хорошо, Тетя Шензи, я приезжаю. Она внезапно почувствовала взрыв судна из этой темноты, в свет, столь яркий и горящий, как она могла чувствовать, что это взорвалось через ее лицо, ее руки, ее грудь. Конечно, это было смертельными муками Вояджера, и что она чувствовала, что тряска ниже ее была взрывом, который рвал ее на части.
Жгучий свет, казалось, бросил ее в восходящий из себя поток, далеко от всего шума и террора, далеко от всего страха и боли. Улыбаясь, Стади протянула руки, чтобы охватить Тетю Шензи, и они перенеслись вместе, в тишину.
Главный экран был заполнен трассирующими снарядами света. Как ленты плазмы, которые они так старались избежать, думал Первый помощник Кэвит.
Или след ионов умирающего судна, протянулся, чтобы запутать их и затянуть Вояджер и всех на борту вниз в никуда, которого не смог избежать даже Маквис.
Звезды прекратили свое существование, время, почти разрушенное к бездействию, даже сильный передовой звёздный импульс в двигателе деформации, казалось, сокращался в небытие, пока это не исчезло из чувств Кэвита как падающее изменение доплера, отступающего молчания.
Они были приостановлены как в янтаре, прикрепленном в месте напротив неподвижного бархата пространственно-временной аномалии.
Тогда, с катастрофой, действительность снова вращалась в диком движении, и превосходящий момент отсутствия чувства времени был потерян.
Кэвит чувствовал чистые убийства высокой температуры на рулевой станции впереди мостика, взорванного с быстро растущим ревом. Достаточно не осознающий своих движений, он поворачивался на звук. Миллион страхов, боролись за выдающееся положение, в его голове - страхи перед крадущим кислород огнем, страхи перед газовой утечкой, или, худший из всех, полного нарушения корпуса - но у него никогда не было шанса узнать, какой из тех многих смертельных случаев был истинным. Твердая стена яростно сжатого воздуха ударяла его по перилам мостика, на верхнюю палубу, и все дыхание помчалось из него, как если бы он был избит невидимой рукой гиганта. Он попал плечом в пол, с силой почувствовав толчок палубы против себя.
Безотносительно замучили судно прежде, чем все еще проводящийся, бросая его способом, которым собака бросает беспомощного кролика, Кэвит изо всех сил пытался остановить себя, когда грубая подача катила его безудержно ниже ног офицера в техническом пульте. Они оба упали напротив станции. Кэвит чувствовал запах крови - его или инженера, не мог он сказать - когда его хлопнуло об основу машины с весом инженера, припечатывающим его к полу.
Самое первое судно, на борту которого служил когда-либо Кэвит, было транспортом облегчения колонии Звездного флота, приблизительно десять или пятнадцать лет назад.
Он был тогда молодым офицером, даже не из Академии, действительно.
Они послали половину его класса на краткосрочных небоевых кораблях, как часть некоторого нового учебного плана, давая им шанс испытать действительность того, что они все думали, что хотели обучаться, чтобы сделать что то. Шанс намочить ноги, так сказать.