— Понял. Сейчас Дровосека ощасливлю. Ты попытайся узнать по какой дороге они пойдут, но если не получится, отходи.
— Понял, Феникс, работаю.
Я стал вызывать Васильева.
— Дровосек, на связь.
— На связи, Феникс.
— С юго-запада броня идет. Там две дороги. Я СПГ-шками прикрою одну из них, та, которая южнее, на тебе вторая. Там севернее болото и сады, развернуться танкам будет негде. Пропускаешь пять-шесть машин на поле, и валишь того, кто на дороге, создаешь пробку, а потом как в тире расстреливаешь тех, кого пропустил. Я также на южной дороге буду развлекаться.
— Феникс, а те, кто на дороге будет? Они ж пробку выбьют и толпой навалятся?
— Там по лесу Бычок шатается и Ковальчук наготове. Сожгем гранатометами в лесу несколько штук, пусть потом такую пробку выбивают. Радиосвязи у них нет, пока очухаются, уже и темно станет.
— Дело. Хорошо придумал. Мы их в поле выпустим, и немцы по нам из гаубиц побояться садить, чтоб своих не задеть.
— Ага. Так что давай готовься, на все у нас минут десять осталось.
— Понял, Феникс.
Я связался с командиром реактивно-минометного взвода и дал команду выдвигаться к южной дороге, откуда ожидается атака танков противника.
В лесу разгорелась яростная перестрелка, и тут же на связь вышел Артемьев и взволнованно закричал.
— Феникс, мы нарвались, тут больше батальона, пехоты идут лесом, давят нас огнем.
— Где вы сейчас?
— Четвертый квадрат.
— Мозг на связь.
— На связи Феникс.
— Бычка зажали в лесу. Четвертый квадрат. Дай серию с перелетом, Бычок скорректирует.
— Вас понял.
Через минуту за нашими спинами захлопали трофейные немецкие гаубицы. Даже отсюда, с расстояния больше километра было страшно смотреть как в осеннем лесу, почти лишенного листвы встают черные столбы разрывов, поднимая в воздух деревья и кубометры земли.
Радостно закричал Санька.
— Класс командир, в самую говядину угодили. Пусть прицел чуть уменьшат. Мы отойти сможем.
— Мозг слышал?
— Да Феникс, сейчас сделаем.
Снова загрохотали пушки, и лес заволокло дымом.
— Бычок что у вас там?
— Номалек. Двоих потеряли, но оторвались. Фрицы не преследуют. Отгребли по самые помидоры и по ходу отступают.
— Выходи к дороге, по которой танки пойдут. Пропускаешь семь-восемь штук, и когда мы завалим на выходе парочку и сделаем пробку, на тебе эту пробку увеличить.
— Понял Феникс.
— Сам справишься?
— Постараюсь, но помощь не помешает. Они снова могут пехоту лесом послать, особенно когда танки завалите.
— Хорошо. Отправлю к тебе Ковальчука для усиления.
— Не помешает.
— Ты корректировщиков ищи, где-то гады засели и из леса за нами наблюдают. Радиосвязи у них нет, значит, где-то полевку кинули.
— Сейчас 'кукушек' отправлю, любят они охотиться на таких животных.
— Хорошо, работай.
Через пять минут снова вышел на связь Санька и сказал только одно слово 'Идут'.
Почти в это же время по нашим позициям открыла ураганный огонь практически вся немецкая артиллерия, которая была в состоянии до нас дотянуться. Корректировщиков Малой и Миронов нашли и пристрелили, но уже было поздно, наши позиции были нанесены на карты немецких артиллеристов, и они методично растрачивали на нас свои боекомплекты. Высунувшись из окопа, я увидел, как по дороге из леса выезжают немецкие танки выкрашенные в серый цвет и сразу расходятся широким фронтом, набирают скорость и несутся в сторону наших позиций. За ними из леса высыпали плотные цепи пехоты и устремились за танками.
Я, как и расчеты противотанковых гранатометов считали выезжающие на поле танки, почти беззвучно шевеля губами: 'третий, четвертый, пятый, шестой….', после того как на поле выскочил седьмой танк закричал в микрофон.
— Огонь. Гаси тех, кто из леса выходит.
Но в командах не было необходимости. Справа от меня хлопнул выстрел станкового гранатомета и, пролетев сто пятьдесят метров, реактивный снаряд угодил точно в лоб выезжающей с лесной дороги немецкой 'троечке'. Танк, как бы натолкнувшись на незримую преграду, резко остановился, по инерции чуть повернулся и замер, окутавшись пламенем. Прямо из-за него вывернулась 'четверка' и, остановившись борт к борту с горящим танком, осветилась яркой вспышкой выстрела. Невдалеке от позиции гранатометчиков разорвалось несколько снарядов, не причинив никакого вреда, тут же сразу выстрелил второй расчет и как на полигоне снаряд угодил в 'четверку', которая так эффективно загородила выход из леса.
Я обернулся и оглядел наши позиции. Минометный и артиллерийский обстрел наших позиций не прекращался, но стал слабее, видимо из-за отсутствия корректировки боялись накрыть своих. Немецкие танки набрали скорость, пытаясь преодолеть открытое пространство и раздавить позиции противотанковой артиллерии. Пехота, еще пыталась успеть за танками, но попала под массированный обстрел нашей артиллерии и автоматических гранатометов. Четыре трофейные немецкие зенитные малокалиберные автоматические пушки, опустив горизонтально стволы, как заведенные расстреливали боекомплекты по бегущей в поле пехоте. Танкам они ничего сделать не могли, поэтому расчеты имели жесткие команды по распределению целей.
Вокруг стоял грохот. Одно из зенитных орудий исчезло во вспышке взрыва, раскидавшего тела защитников, но люди, понимая, чем грозит прорыв противника, яростно отбивались. На поле уже замерли два танка, один из которых пылал как костер. Сбоку снова хлопнул гранатомет, и еще один танк замер, окутавшись дымом. Без радиосвязи, немецкие танкисты действовали не так эффективно, как обычно и по сути дела сейчас каждый экипаж воевал сам по себе, выбирая цели, не всегда опираясь на реальную обстановку. Поэтому весь свой огонь они сконцентрировали на противотанковых пушках, резонно предположив их самыми опасными противниками, умудрившись пропустить еще несколько выстрелов из станковых гранатометов. Когда наша противотанковая батарея, составленная из трофейных пушек, была почти полностью уничтожена, на поле остались целыми только два танка, остальные пять уже пылали яркими кострами, освещая в наступающих сумерках поле боя.