— Пошли прогуляться, — ответил я, подумав с сожалением: «Бедняга, знал бы ты, какой удар готовит тебе судьба!»
— Странно, — заметил он. — Дождик накрапывает. Наверно, они скоро вернутся.
— Наверно, — ответил я.
Вскоре явились Филипп и Тони и с места в карьер начали обсуждать приготовления к предстоящей свадьбе. У Тони радость била через край.
— Уильям, — поддразнивая, сказала Тони, — тебе тоже пора жениться.
— У меня нет времени для этого, — буркнул Уильям. — И потом, не хочу лезть в петлю.
— Ерунда, — парировала Тони. — Первая же женщина, стоит ей по-настоящему захотеть, женит тебя на себе, не успеешь ты и глазом моргнуть.
Она завела патефон и, прильнув к Филиппу, начала танцевать фокстрот. Со странным, не знакомым мне доселе состраданием смотрел я на бронзовое лицо Кристофера, тяжело задумавшегося над перипетиями любви: чужой — безмятежной и лёгкой, и своей — такой не похожей на неё.
Ко мне подсел Уильям.
— Вы словно на иголках, Иен. Что с вами? — спросил он.
— Да что-то нездоровится, — признался я.
— Возможно, сказываются треволнения последних дней. Обычно человек ничего не чувствует, пока он находится в напряжении, а потом наступает реакция.
Я старался держать себя в руках, но каждое обращённое ко мне слово било по нервам. Предстояло самое страшное: сейчас Финбоу приведёт сюда Эвис и объявит всем о её преступлении. Дождь стучал в окна. Не переставая завывал патефон. Я слышал биение собственного сердца.
Наконец я увидел две фигуры, идущие под дождём по саду. Очевидно, Финбоу и Эвис прошли через поле и решили вернуться вдоль берега реки. Уильям открыл им дверь, и они, промокшие и запыхавшиеся, вошли в комнату. У Эвис волосы были совсем мокрые, а чулки забрызганы грязью.
Финбоу, улыбаясь с порога, сказал:
— Нельзя выйти из дому ни на минуту, не захватив с собой зонтик.
— Зачем же вы вышли? — спросил Кристофер.
— О, это был каприз мистера Финбоу, — поспешила ответить Эвис. — А я решила составить ему компанию.
— Мистер Финбоу может позволить себе капризничать сколько угодно, — вставила Тони.
— К счастью, мои капризы носят по большей части вполне безобидный характер, — заметил Финбоу.
У меня холодок пробежал по спине от этой пикировки.
В комнате стало так темно, что едва было видно противоположную стену. Вдруг Тони воскликнула:
— Нет, это просто безобразие — сидеть в потёмках теперь, когда все эти ужасы позади!
— Правильно! Безобразие! — подхватил Филипп.
— Да будет свет! — провозгласила девушка.
Позвали миссис Тафтс, и Кристофер попросил её зажечь лампы. Та заворчала, что лампы не в порядке, но все-таки принесла свечи. Скоро желтоватое пламя десяти свечей слилось с серым сумраком дождливого вечера. Наша компания напоминала сейчас ночное бдение у гроба покойника.
— Вот так уже лучше, — сказала Тони. — По крайней мере светлее и даже по-своему живописно.
— Но веселья что-то не прибавилось, — заметил Уильям.
— Нет, почему же, — возразил Филипп. — Э-э, да что нам свет, раз весь этот кошмар позади?
— Да, — согласился Кристофер. — Теперь можно вздохнуть спокойнее.
— Пра-а-вильно, — протянула Тони, закидывая ногу на диван. — Какое блаженство сознавать, что с этим покончено!
— С этим покончено, — мягко повторил Финбоу, — или почти покончено. Только что я получил своего рода последний штрих — записную книжку Роджера, в которую он заносил истории болезней своих пациентов.
Мне эти слова показались вполне безобидными, но я заметил, как смертельно побледнела Эвис. Я понял, что развязка близка. Тони, не обратив внимания, какое впечатление произвели на Эвис слова Финбоу, сказала:
— Ну и как, интересно?
— Весьма и весьма, — ответил Финбоу.
Уильям начал рассказывать какую-то забавную историю о своём друге, начинающем невропатологе, который вёл такую же записную книжку, и о том, что из этого получилось. Кристофер поднялся и ушёл к себе в комнату. Уильям продолжал балагурить, но я ничего не слышал — я не сводил глаз с Эвис. Когда Кристофер снова вернулся в гостиную, на его худом лице были написаны растерянность и недоумение.
— Хелло, Кристофер, — как ни в чем не бывало окликнул его Финбоу, — не свой ли пакет вы ищете? Я прихватил его по ошибке, когда пошёл гулять, и оставил в ялике.
— А-а, — протянул Кристофер. — Я схожу за ним. Мне он нужен. Заодно куплю табаку в деревне.
— Ладно, — сказал Финбоу. Кристофер открыл дверь и исчез в саду.
Я слушал, что говорилось кругом, но не мог сосредоточиться ни на чем, меня словно притягивало бледное, напряжённое лицо Эвис Я мысленно заклинал Финбоу, чтобы он наконец заговорил. Уильям кончил свой рассказ, и наступила очередь Тони поделиться своими злоключениями у невропатолога.
Я заметил, что Финбоу сидит в напряжённой позе, как бы ожидая чего-то. Чего же ещё ждать, думал я с тупым безразличием.
Вдруг раздался какой-то сухой щелчок, напоминающий удар хлыста. Я не придал этому никакого значения и даже не разобрал, откуда донёсся этот звук.
— Так, — произнёс Финбоу тихо-тихо.
Финбоу стремительно вышел из комнаты, и мы услышали, как он позвал миссис Тафтс. Я прислушался: он говорил приглушённым голосом, торопливо, и разобрать, что именно, мне не удалось. Миссис Тафтс повторяла покорно: «Да, сэр. Слушаюсь, сэр». Это её необычное смирение удивило меня. Они вернулись в комнату вдвоём. Экономка бросила на нас беглый взгляд и тут же вышла. Финбоу откинулся на спинку стула.