— Не хочу ее расстраивать, — ответил Эдмунд. — Наверняка под этой маской скрывается очень милый человек. Просто немного эгоцентричный.
— Она снова попытается тебя соблазнить, — сказал мистер Робинсон. — Учти это.
«Так я и знал», — подумал капитан Кендалл, почему-то радуясь, что мальчик отверг ее ухаживания.
— Не думаю, — произнес Эдмунд. — Ей придется вовсю отбиваться от этого мальчишки Дюмарке. Видел, как он на нее смотрел? Мне показалось, он готов сожрать ее живьем. А он ведь еще ребенок.
— Не обратил внимания, — сказал мистер Робинсон, ближе притягивая к себе Эдмунда. — Мой взгляд был, как всегда, прикован к тебе.
Они умолкли на минуту, пристально глядя друг другу в глаза. Капитан Кендалл подался вперед и, щурясь, стал всматриваться в темноту, пытаясь понять, что происходит. Затем его глаза расширились от удивления, и он чуть было не вскрикнул. Мистер Робинсон и Эдмунд застыли в страстном поцелуе: их губы сомкнулись, и они крепко сжали друг друга в объятиях. Капитан не верил собственным глазам. Это было так гадко, так возмутительно, так…
Мистер Робинсон взъерошил волосы Эдмунда, и, внезапно отделившись от головы, те упали грудой на палубу. Капитан Кендалл открыл от изумления рот, его затошнило. «Что за?..» — спросил он себя, а затем прищурился и понял, что волосы мальчика на самом деле были париком, под которым скрывались туго уложенные темные локоны.
— Мои волосы, — прошептал Эдмунд и наклонился, чтобы их поднять. При этом высветились контуры его лица, и капитан Кендалл впервые заметил утонченный профиль и настоящие волосы. Эдмунд быстро огляделся, желая убедиться, что никто за ними не следит, и осторожно надел парик на голову.
— Пойдем вниз, — сказал он, и они скрылись на трапе, ведущем к каютам первого класса.
— Женщина! — воскликнул вслух капитан Кендалл, бледный и потрясенный увиденным. — Эдмунд Робинсон — женщина!
Поначалу людские толпы в Нью-Йорке пугали доктора Хоули Харви Криппена, и он мечтал возвратиться в провинциальный мир Детройта или в тихий, спокойный Энн-Арбор. Он поступил коммивояжером в фирму «ДеВитт Лэнсинг», поставлявшую медицинские товары, и по утрам, переходя из одной манхэттенской приемной в другую, встречался с людьми, которые нередко оказывались моложе его, и пытался всучить им новейшие инструменты и лекарства. Эта работа Криппена угнетала, ведь он хотел стать не торговцем, а врачом. Перед клиентами он тушевался: нетерпеливо посматривая на часы, они обрывали его на полуслове. Но Криппен не давал воли гневу и трудился в поте лица. После обеда он сидел на складе «ДеВитт Лэнсинга» возле Морского порта у Саут-стрит, где оформлял заказы, которые удавалось получить в течение дня, и рассылал их клиентам. Он получал небольшое основное жалованье и зарабатывал 15 % комиссионных за каждую покупку. Этого хватало на съем крошечной однокомнатной квартирки в районе Восточных 50-х улиц: там было сыро и тоскливо — к тому же наверху постоянно орали дети. В действительности Хоули мог позволить себе жилье получше, но решил не тратить деньги, а приберечь их на будущее, когда сможет навсегда покончить с такой жизнью. За короткое время он сумел скопить почти шестьсот долларов, которые прятал в своей комнате под половицей.
Утром 18 июня 1893 года он стоял перед дверью доктора Ричарда Мортона, терапевта, проживавшего на углу Бликер-стрит и авеню Америк. Доктор Мортон был постоянным клиентом: предшественник Хоули в «ДеВитт Лэнсинге», некто Джеймс Оллвой, назначил в своем дневнике три ежегодные встречи с ним, но затем ушел из фирмы и сделал карьеру в цирке, став укротителем львов. Хоули впервые посещал этот кабинет, но знал, что если пойти с правильной карты, можно заработать хорошие комиссионные.
Дверь открыла женщина средних лет, и он с величайшим подобострастием ей улыбнулся.
— Хоули Криппен, — представился молодой человек, сняв шляпу. — Из медицинской фирмы «ДеВитт Лэнсинг». Хотел бы встретиться с доктором Мортоном.
— Вам назначено? — спросила она, всем корпусом загородив проход. Он кивнул и объяснил, что является новым торговым агентом фирмы. Вздохнув, словно это причиняло ей громадные неудобства, женщина впустила его и провела в небольшую приемную, где уже сидели три пациента.
— Я скажу доктору, что вы пришли, — сказала она, — но он должен вначале всех принять, так что, возможно, придется подождать.
— Великолепно, — произнес Хоули, дождался, пока она уйдет, а затем поморщился и с тревогой посмотрел на часы. Уже час дня, а у него еще одна встреча в полтретьего, после чего необходимо вернуться на склад. Он не мог опоздать ни в том, ни в другом случае: мельком взглянув на всех трех пациентов, попробовал догадаться по внешнему виду об их симптомах. Старик с горестным лицом потупился в пол, его хриплое дыхание слышалось на всю комнату. «Астматик, — заключил Хоули. — Пришел обновить рецепт. Максимум — минут пять». В тени у портьеры съежилась девушка, стараясь не привлекать к себе внимания. Одинокая, беременная. Минут десять. Подросток с перевязанной рукой поглядывал со скучающим видом на девушку, когда ему казалось, что та не смотрит в его сторону. Вероятно, просто снять гипс. Минут пятнадцать. Если все пройдет нормально, прием растянется до половины второго. Минут сорок пять уйдет на представление нового осеннего ассортимента, и если поторопиться, еще останется время для последней на сегодняшний день встречи. Хоули облегченно вздохнул и с тревогой посмотрел на дверь.
Тем не менее доктор Мортон пригласил его к себе в кабинет почти в два, когда Хоули уже весь взмок от духоты и волнения. К его разочарованию, кабинет был поразительно хорошо укомплектован: полки и шкафчики заставлены препаратами, часть из которых он даже не сразу узнал. Доктор Мортон взглянул на Хоули недоверчиво и даже не извинился за задержку. Приняв трех пациентов, доктор сделал небольшой обеденный перерыв, и, сев рядом с ним, — возможно, чересчур близко, — Хоули почувствовал у него изо рта запах ростбифа и солений. «Не забыть показать ему наше новейшее средство от халитоза», — подумал он.
— По-моему, я вас раньше не видел, — сказал доктор Мортон. — Что случилось с тем парнем, который обычно приходил? Низенький такой. Весь в угрях. Он еще постоянно чесался.
— Мистер Оллвой? — переспросил Хоули. — Нашел новую работу. Отныне принимать заказы для «ДеВитт Лэнсинга» буду я. Меня зовут Хоули Криппен. — Он решил не уточнять, какую экзотическую профессию выбрал для себя мистер Оллвой.
— Новая работа, ну конечно, — фыркнул доктор Мортон. — В пору моей юности ребята поступали на службу и оставались там на всю жизнь, постепенно создавая себе имя. А нынешние молодые люди способны усидеть на одном месте лишь пару лет. Так живут не труженики, а сезонные рабочие.
— В самом деле, — подтвердил Хоули, раскрывая папку и сумку с товарами. Ему не хотелось вступать в разговор об упадке и вырождении современной молодежи. Он знал, что первое правило коммивояжера — никогда не спорить с клиентом.
— Итак, мистер Мортон, — начал он с притворной радостью, — сегодня я готов показать вам весьма интересный ассортимент изделий, начиная с революционно нового…
— Прежде всего, молодой человек, — остановил его доктор, подняв толстую, морщинистую ладонь, — вероятно, я должен сказать, что здесь уже побывал агент из «Дженсона». Недавно я заключил с ними кучу сделок, так что заказов больше не будет. Спорить бессмысленно. Я открыто говорю вам это с самого начала.
— «Дженсон»? — переспросил Хоули, услышав название медицинской фирмы, которая была самым серьезным конкурентом «ДеВитт Лэнсинга» в Нью-Йорке. — Но вы же много лет были нашим клиентом.
— И по-прежнему остаюсь им, дружище, — настаивал он. — Просто «Дженсону» удалось сбить цену на некоторые изделия, и я их купил. Мне известно, что другие дешевле у вас, и я с радостью на них взгляну, но, скорее всего, впредь буду иметь дело с обеими фирмами.
Хоули нервно сглотнул, пытаясь сохранять спокойствие. Юноша заметил на приставном столике скальпель, который ему захотелось схватить и воткнуть Мортону между глаз. Если доктор предпочитает пользоваться услугами двух разных фирм, с этим ничего не поделаешь, но Хоули знал, что его комиссионные сократятся. Он пролистал книгу заказов, демонстрируя ряд новых изделий, которые принес с собой, и описывая другие. Доктор взял часть из них и сообщил, что «Дженсон» поставляет ему остальные дешевле на треть. Под конец Хоули уже едва сдерживал гнев. Заказов он получил в два раза меньше, чем рассчитывал, и на часах уже было полтретьего — в это время следовало зайти к доктору Альберту Каттлу, жившему на углу 16-й улицы и Пятой авеню.
— Вы покраснели как рак, — заметил доктор Мортон, пока Хоули молча собирал вещи. — Вам дурно? Хотите, я вас быстро осмотрю?
— Не стоит, — ответил он. — Правда, я немного разочарован, что вы не дали нам возможности улучшить условия сотрудничества, прежде чем обратиться к другому поставщику, — вот и все. В конце концов, у нас ведь давнишние отношения.
— Я с вами только что познакомился, — с улыбкой сказал доктор Мортон, не желая, чтобы его отчитывали в собственном кабинете.
— У вас давнишние отношения с моей фирмой, — настаивал Хоули. — В детройтской поликлинике, где я перед этим работал, подобные договоренности соблюдались.
— В поликлинике? — удивленно спросил доктор. — Но вы же торговый агент, а не врач.
— В том-то и дело, что врач, — злобно ответил Хоули. — Просто я еще не нашел в Нью-Йорке работу, соответствующую моим способностям. А покамест добрые люди из «ДеВитт Лэнсинга» дали мне шанс.
— Ну и какой же у вас профиль? — спросил Мортон, не веря ни единому слову и злясь, что этот молодой выскочка позволяет себе так с ним разговаривать: в конце концов, он сам праве решать, как тратить собственные деньги. — Какое медицинское заведение вы закончили?
Хоули облизнул губы, жалея, что вообще завел этот разговор.
— У меня диплом Медицинского колледжа Филадельфии, — ответил он. — И еще диплом специалиста по глазным и ушным болезням Офтальмологической клиники Нью-Йорка.
Доктор Мортон задумался.
— Заочные курсы? — спросил он. Хоули слабо кивнул. — Тогда, сэр, никакой вы не врач, — сказал доктор Мортон с довольной улыбкой. — Чтобы заслужить звание врача, нужно много лет учиться на очном отделении общепризнанного медицинского учебного заведения. Нельзя просто заполнить пару бланков и получить почтой свидетельство. В наши дни так становятся священниками, но только не профессиональными медиками.
— Я — доктор Хоули Харви Криппен, — последовал гневный ответ.
— Не говорите глупостей, молодой человек: ничего подобного. — Он ткнул в Хоули костлявым пальцем и погрозил перед самым его носом. — Уверяю вас, если я услышу, что кто-то вроде вас, не обладая ученой степенью, занимается в нашем городе врачебной деятельностью, мне придется сообщить об этом властям. Существуют, знаете ли, определенные законы.
Через двадцать минут, положив в папку крошечный заказ, Хоули очутился на улице, злобно сжимая в руках сумки с товарами. Он знал, что доктор Мортон, в сущности, говорил правду, и ненавидел его за это. Хотя Хоули, знакомясь с людьми, всегда называл себя врачом, он сознавал, что допускает некоторую юридическую натяжку. В самом деле, оба диплома позволяли ему работать ассистентом врача — как у старшего доктора Лейка в Детройте. Все же прочие претензии были равносильны обману.
Он вытащил из кармана часы и посмотрел на них. Почти три. Он опоздал к доктору Каттлу, который, как Хоули знал из опыта, сейчас откажется его принять. Но юноша решил все равно туда пойти и попросить перенести встречу, хоть и готовился к отказу — доктор Каттл соблюдал строгую пунктуальность. Он тоже способен вывести Хоули из себя: несмотря на свои двадцать четыре года, он уже был квалифицированным врачом с собственным кабинетом, чему Хоули ужасно завидовал. Он слышал, что этот парень был дальним родственником Рузвельта, и семья оказала ему финансовую поддержку.
«Довольно! — наконец мысленно произнес он, застыв посреди решетки улиц Манхэттена. — На сегодня хватит!»
Вторую половину дня он провел у себя в комнате, лежа на кровати и таращась в потолок. Ему было очень одиноко. В городе у него нет ни друзей, ни семьи. Время от времени в памяти всплывала Шарлотта, однако он знал, что особо по ней не скучает, и его беспокоил сам этот факт. Неужели он действительно настолько холоден? Что же касается Отто, Хоули ни разу не видел сына с тех пор, как отправил его к бабушке и дедушке после гибели Шарлотты. Он некоторое время переписывался с родней жены, но затем перестал: нечего было им сказать, и он не мог притворяться любящим отцом. В глубине души Хоули знал, что не увидит сына больше никогда.