Этель оглянулась, когда они шагали мимо нее к выходу, и вежливо пожелала хозяину всего доброго. После того как Хоули вернулся, она ничего не сказала и даже не взглянула на него: Хоули задумался, не обидел ли ее чем-нибудь. С самого утра девушка молчала, отвечая, конечно, на его вопросы, однако не заводя разговор сама. Хоули мучительно старался вспомнить, чем мог ее расстроить, но на ум ничего не приходило. С той злополучной годовщины свадьбы прошло уже больше месяца, и отношения между ними оставались натянутыми. Они так сильно привязались друг к другу, что им стало трудно общаться просто как друзьям. Если б он только не был женат на Коре, то, наверное, мог бы признаться Этель в своих чувствах — чувствах, которые, по его убеждению, были взаимными. Но Хоули состоял в браке, они оба об этом знали, и не хотел оскорбить ее каким-нибудь непристойным предложением при нынешнем положении вещей.
Он дождался конца рабочего дня, когда магазин опустел, а дверь заперли, и лишь после этого вновь попытался завести с ней разговор.
— Понедельник — день тяжелый, — начал он с поговорки. — Возможно, эта неделя будет тяжелее, чем прошлая. — Хоули взглянул на Этель, но та просто кивнула, промолчав. Он вздохнул: — Этель?
Она обернулась:
— Да, Хоули?
— Я говорю, возможно, эта неделя будет…
— Да, я слышала. Извините, задумалась. Да, возможно, так оно и будет.
— Вы на что-то сердитесь?
— Что?
— Этель, вы сердитесь. Сегодня вы и парой слов со мной не обмолвились. Что случилось? Я что-нибудь не так сделал? Что-то сказал?
Она отделалась смехом:
— Разумеется, нет, не говорите глупостей. Что бы вы могли такого сделать?
— Не знаю — потому и спрашиваю.
— Пустое, Хоули. Не обращайте внимания. Просто у меня много хлопот.
Он кивнул и отстал, но в конце концов не вынес молчания, обошел прилавок и встал перед ней.
— Скажите мне, — произнес он. — В чем дело?
— Хоули, я…
— Этель, я считаю нас друзьями. Если вас что-нибудь беспокоит или расстраивает, вы должны мне в этом признаться, или я обижусь. Возможно, вы хотите поговорить о каких-нибудь неприятностях в своей семейной жизни?
— Меня волнует не моя семейная жизнь, — наконец сказала она, не в силах на него взглянуть.
— Не ваша? — смущенно спросил он. — Тогда чья же?
— А вы как думаете? Ваша, Хоули. Меня беспокоите вы.
Он рассмеялся.
— Я? — удивленно произнес. — Но почему, скажите на милость? Почему вы должны обо мне беспокоиться?
Она задумалась и потупила взгляд, на минуту закрыв глаза, а затем посмотрела ему прямо в лицо.
— Хоули, минуту назад вы сказали, что считаете нас друзьями.
— Да, считаю.
— И я, конечно, тоже. И вы сказали, если есть какая-то неприятность, я должна вам о ней рассказать. Так вот, я чувствую то же самое по отношению к вам. — Он уставился на нее, не понимая, к чему она клонит. — Хоули, — наконец сказала она. — Что у вас с лицом?
Сердце у него екнуло, и он отвел взгляд, закусив губу. Ему не хотелось говорить на эту тему.
— С лицом? — переспросил он. — Ну и что с ним не так?
— Я говорю о вашем глазе, Хоули. Нет, не отходите от меня, — сказала она, взяв его за руку. — Я хочу, чтобы вы рассказали. У вас над глазом глубокая рана. Наверно, ужасно больно. Удивляюсь, что вам не пришлось накладывать швы.
— Я врач, Этель.
— Как это случилось?
— Смех и грех. Проснулся ночью и…
— Нет, — твердо сказала Этель, — я уже слышала, как вы говорили это мистеру Маньону, но извините, просто не в силах в это поверить. Человек, конечно, может стукнуться о дверь один раз в жизни, но с вами это случается слишком часто. Вы постоянно приходите на работу в синяках и ссадинах. Говорите, что стукнулись о дверь или упали с лестницы. Открывали бутылку вина, и пробка угодила вам в глаз. Вас сбил экипаж, и вы так сильно ушиблись, что теперь еле ходите. Одно из двух: либо вы самый невезучий человек в Англии, либо за всем этим стоит что-то другое. И я хочу об этом знать. Я не мистер Маньон — мне нужна правда.
Хоули облизнул губы. Они видел в ее глазах заботу и за это ее любил.
— Право же, — наконец сказал он. — У вас разыгралась фантазия. Просто я неуклюжий.
— Это она, да? — произнесла Этель, решившись высказать свои мысли вслух. — Это делает она.
— Она? Кто?
— Ваша жена, Хоули. Эта мегера, на которой вы женаты.
— Этель, я…
— Извините, Хоули. Мне очень не хочется говорить подобные вещи или употреблять такие слова, но других, увы, нет. Я видела, как она с вами обращается. Слышала, как она с вами говорит. И я не верю, что на этом все и заканчивается. Она бьет вас, да? Обходится с вами как с уличным псом, а вы безропотно все сносите.
— Этель, это не так. Она расстраивается, она…
— Расстраивается? — закричала она, расстроившись сама. — Уверена, что расстраиваетесь как раз вы, но ведь вы же не избиваете ее до полусмерти?
— Конечно нет. Я никогда и пальцем не притрагиваюсь к Коре.