Комсомолец вскинул на Туркеева подозрительные глаза. Ему казалось, что доктор нарочно прикидывается непонимающим, хотя сам хорошо понимает все это.
Туркеев на самом деле не мог понять — на кого должны распространяться в лепрозории инструкции, привезенные молодым человеком. Тогда тот, приняв позу настоящего ревизора, сказал тоном, не допускающим никаких возражений.
- Вы все прекрасно понимаете, и мне нечего вам объяснять, вы должны подчиниться — вот мой мандат, выданный райкомом.
- Подчиняюсь, подчиняюсь, батенька мой, но вы мне извольте все-таки ответить: кого ж вы, наконец, хотите инструктировать? Меня, персонал или больных?
- Всех. У вас же есть комсомольская ячейка? Так вот всех комсомольцев — и больных и персонал.
- Вы, наверное, шутите, батенька, а у меня и времени нет для таких шуток.
- Нисколько не шучу.
- Но у нас — все беспартийные, и нет ни одного комсомольца.
- Странно, как же это так, советское учреждение, а партийных и комсомольцев — нет?
- Вот и удивляйтесь, а если я говорю — нет, значит — нет.
Молодой человек подумал и сказал:
- Вот поэтому-то здесь и надо больше всего проводить работу.
- Какую?
- Комсомольскую, партийную работу, гражданин доктор.
- Прежде всего — ясность: среди кого должна вестись такая работа?
Молодой человек переложил портфель с колен на стол и заморгал глазами:
- Среди беспартийных.
- Зачем?
- Как зачем?.. Революция у нас или нет?
- Значит, вы имеете в виду служебный персонал?
- Нет, не персонал, а главным образом — прокаженных.
Доктор Туркеев снова снял очки и с огорчением протер их.
- Знаете что, — наконец устало сказал он, — вам, видно, делать нечего, вот и придумываете вы экскурсии по лепрозориям да работу среди прокаженных, а какую — вы и сами еще не знаете.
Приезжий снова обиделся.
- Что значит "всякие экскурсии"? Мы, главным образом, проводим революцию, и в лепрозории тоже должна быть новая жизнь.
- Вы меня извините. Может быть, я не так выразился, но, по-моему, такая работа среди прокаженных — ненужное дело. По крайней мере, я так считаю.
- А райком считает иначе, гражданин доктор. — Опять юноша подчеркнул слово "гражданин".
- Так что же вы хотите?
- Организовать прокаженных.
- Организовать? Хорошо. Но надо внести ясность — зачем организовать, для чего? Кому это, батенька мой, надо? Ведь они уже организованы!
- Это надо для всех. И для самих прокаженных надо. Они живут, как звери, они должны быть организованы так же, как и весь наш пролетариат.
- Молодой человек, прежде всего — ясность — прокаженные — не пролетариат и не буржуазия, они — прокаженные, больные.
- Гм… а разве прокаженные не люди?
- А разве я хочу доказать вам, что они — не люди? Зачем их организовывать, зачем агитировать среди них? Да и кто примет в партию прокаженных? Смешно это, молодой человек. Они ни на что не способны, кроме как болеть.
Тогда инструктор снова переложил свой портфель со стола на колени и вопрошающе поднял на доктора Туркеева свои большие глаза:
- Они работают в поле? Работают. Умеют ходить? Умеют. Значит, и организовать их надо.
- Но как же вы их организовывать будете?
- Гражданин доктор, об этом вам беспокоиться не надо, у меня — инструкция. Мы созовем общее собрание, я сделаю доклад, а потом — посмотрим, может, кого и примем кандидатом в партию или в комсомол.
Туркеев чувствовал, как этот юный агитатор давит его всей тяжестью своей непобедимой энергии, и из-под этой тяжести доктору нет возможности выбраться. Тогда он напряг последние остатки своей воли и сказал:
- Я не против партии, и не против комсомола, и не против советской власти, и не мое дело — кого вы принимаете в партию, но я, молодой человек, не позволю записывать в партию людей, больных проказой. Да-с, не позволю! — вскрикнул он и устало добавил — Ну, зачем вы им будете делать доклад? Какие доклады? Какие анкеты? Для чего им все это?
Доктор Туркеев тщетно пытался внести ясность в столь странное стремление молодого человека, точно так же, как и молодой человек не мог уяснить себе цели столь странного нежелания доктора — допустить его к прокаженным. Оба они смотрели друг на друга недоумевающими глазами, и оба старались растолковать друг другу неправильность поведения каждого.
- Ведь они живут как бы на острове, с которого не могут и не имеют права уйти, — сказал Туркеев, чувствуя, как начинает терять почву под ногами, — ведь их изъяли из здорового общества! Их, можно сказать, из жизни вычеркнули, и вдруг — извольте: возвращают обратно — с язвами, с инфильтратами… Нет, я решительно ничего не понимаю.
Но молодой инструктор оставался непоколебим:
- Мы вот и хотим, — сказал он, — приобщить их к жизни и проложить, главным образом, дорогу на этот необитаемый остров, а вы, товарищ доктор, — человек консервативных убеждений и отсталых взглядов на действительность.