Замуж с осложнениями-2. Сами мы не местные - Жукова Юлия Борисовна 19 стр.


   За калиткой воцаряется озадаченное молчание. Я стискиваю руку Азамата, не занятую термопаком. Из-за калитки доносится невнятный шёпот, мы переглядываемся, но ничего не разбираем. Наконец "ма" решает продолжить разговор, хотя и намного тише, как будто боится, что кто-то подслушает.

   -- Отец-то знает, что ты тут?

   Мы снова переглядываемся.

   -- Он знает, что я на Муданге, -- аккуратно отвечает Азамат. -- Но мы не разговаривали.

   Там снова повисает молчание.

   -- Так тебе, что ли, можно тут быть? -- выдаёт следующий вопрос моя загадочная свекровь. Азамат, однако, светлеет лицом.

   -- Да! Ма, я женился и теперь снова могу тут жить.

   За калиткой слышен вздох, но чем он вызван?

   -- Ну ладно, -- неуверенно говорит наша старушка. -- И чего тебе тут занадобилось?

   Азамат на секунду теряется, а потом принимается быстро говорить, явно сам удивляясь, откуда это взялось.

   -- Понимаешь, моя жена с Земли, а у них принято знакомиться со всеми родственниками. Ну и мы тут были, э-э, не очень далеко, вот и решили зайти к тебе. Ты извини, что так поздно...

   Я смотрю на Азамата вытаращенными глазами. Нет, я, конечно, говорила ему, что моя мама им интересовалась, и что на всякие праздники у нас принято собирать родню, но сегодня я точно не говорила ничего о том, что мне надо познакомиться с его матерью из-за каких-то традиций. Впрочем, Азамат удивлён собственными словами не меньше, чем я. Видимо просто так и не решился сказать, что соскучился по матери. Ладно, посмотрим, что будет дальше.

   -- Ох ты ж... -- бормочет мать. -- Так она там с тобой, что ли?

   -- Да, -- Азамат кивает, как будто собеседница может его видеть, а потом быстро добавляет, -- и она понимает по-муданжски.

   Мать снова охает.

   -- Чего ж вы не предупредили?

   -- Ма, мы живём в Ахмадхоте. Далековато ездить, чтобы предупредить. А телефона твоего даже Арон не знает.

   Кажется, Азамат начинает расслабляться. Он уже говорит нормальным голосом и, видимо, чувствует себя увереннее.

   -- Да ему-то зачем... -- ворчит мать за своей калиткой. Интересно, она из каких-то соображений всё ещё не открыла дверь или просто растерялась?

   По ту сторону снова повисает тишина, так что Азамат не выдерживает и окликает родительницу.

   -- Ма? Ты там ещё?

   Вместо ответа мы слышим лязг щеколды, калитка открывается.

   Ма оказывается практически с меня ростом. Маленькая сутулая старушка в такой же длинной сплошной шубе, как были у пастухов. Из-под капюшона белеет косынка, а лица в темноте не разобрать.

   Азамат неожиданно сдавливает мою руку и прижимается крепче к забору. Испугался, что сейчас она его разглядит, что ли? Чувствую, надо перехватывать инициативу в свои руки.

   -- Здравствуйте! -- говорю я жизнерадостно, изобразив на лице придурковато-счастливую улыбку. -- Очень рада видеть вас в добром здравии, имигчи-хон!

   Я величаю её имигчи, что значит примерно "уважаемая матушка". Так обращаются к старшей замужней женщине, если она выше по социальному положению или особенно многодетна. Хон -- это обычная дань вежливости, "госпожа" или "господин". Я понимаю, что согласно муданжским представлениям она ниже меня по положению, потому что, собственно, земляне всегда выше всех, но надо же польстить бабушке...

   -- Ох, здрасьте... -- мямлит она, совершенно растерявшись. Вот и чудненько. Я немедленно набрасываюсь на неё с объятьями, пользуясь этим, чтобы шагнуть за калитку.

   -- Мне так важно с вами познакомиться, -- тараторю я. -- У нас на Земле принято знакомиться с родителями мужа ещё до свадьбы, чтобы получить их одобрение, но, увы, мы с Азаматом никак не могли навестить вас до свадьбы, и это меня очень расстроило!

   Кажется, ошибок я нагородила вагон и маленькую тележку. Интересно, сколько процентов она понимает из моей восторженной болтовни.

   -- Ох, -- снова говорит несчастная старушка. -- Вас же в дом пригласить надо, а у меня там неприбрано....

   Я на это быстро и безграмотно отвечаю в том смысле, что дом матери всегда прекрасен, в каком бы состоянии он ни прибывал, и что я девушка со скромными запросами, и что раз уж мы без объявления прибыли, то и в мыслях не имеем требовать порядка в доме. После этой тирады я тайком кошусь на Азамата, который обошёл нас сбоку, чтобы стоять против света. Он закрывает рот рукой -- жест, у муданжцев означающий "ну ты и заливаешь!"

   Матушка однако поддаётся на мои косноязычные уговоры и, закрыв калитку обратно на щеколду, ведёт нас к дому по скрипящей тропинке.

   -- А про одобрение родителей -- это правда? -- шёпотом спрашивает у меня Азамат на всеобщем.

   -- Была когда-то, -- так же отвечаю я.

   Мы поднимаемся по слегка присыпанному снегом крыльцу, при этом я подаю бабуле руку для опоры, чем, кажется, окончательно её добиваю. Она нервно хихикает и заваливает меня комплиментами, из которых я понимаю хорошо если треть. Впрочем, это не так важно, лишь бы она пока не задумывалась о внешности Азамата. Когда мы войдём в дом да сядем за стол в тепле и при свете, ей придётся хотя бы сделать вид, что она рада видеть сына, иначе будет уж совсем неловко. А вот с порога ещё может и прогнать. Я, конечно, всё ещё плохо понимаю устройство загадочной муданжской, а тем более женской души. Но ведь все мы, чёрт возьми, одни и те же обезьяны!

   Сквозь тугую дверь в тёмные сени (почему-то именно так мне хочется назвать это место), оттуда через другую тугую дверь -- в кухню. Ну вот, опасная зона позади. Теперь надо быстренько тут окопаться.

   Кухня вся так и пылает жёлто-оранжевым светом дешёвых самодельных ламп, созданием которых подрабатывают подростки, учащиеся на инженеров. Бок печки, выступающий из правой стены, пышет жаром. Мне хватает секунды, чтобы спрогнозировать тепловой удар, так что я стремительно принимаюсь раздеваться. Азамат ещё колеблется -- ему волю дай, так бы и остался в капюшоне. Я выразительно показываю ему кулак.

   Матушка тоже стягивает через голову свою шубу и остаётся в самодельном, но не вышитом халате, мешковатых женских штанах и белой косынке, из-под которой торчит хвостик короткой косички. Она выглядит совсем старенькой и сморщенной, хотя по земным меркам ей всего около ста. У нас в этом возрасте женщина ещё женщина, а не коряга. Впрочем, непохоже, чтобы Азаматова мать особенно следила за собой. Да и подтяжку тут не сделать...

   -- У меня ж ничего нет на стол поставить, -- принимается причитать она. -- Только рыба одна вчерашняя, да ты такую и не станешь есть, небось...

   -- А у нас всё с собой! -- радостно возвещаю я, извлекая из термопака фрукты и ставя пироги на подогрев. Хорошо всё-таки, что я их так много напекла. Впрочем, при наличии техники, которая сама всё режет и перемешивает, уж кулебяки-то можно пластать хоть сотнями.

   Матушка до сих пор стояла к нам спиной, оглядывая своё жилище в поисках еды, а тут наконец обернулась. Азамат тут же шагнул в тень, но мог и не напрягаться -- я благополучно перетянула на себя всё внимание почтенной родственницы.

   -- О-о-ой, -- медленно выдохнула она. -- Какая беленькая... Как из сказки! Боги, да кто ж тебе позволил ночью зимой по лесам тут шастать? Азамат, куда ж ты смотришь?

   Азамат только пригибает голову, чтобы выбившиеся из косы пряди прикрыли обзор. Я отвечаю вместо него:

   -- Зима тоже белая, -- говорю. -- А как мороз стукнет, никому мало не покажется. Вы по внешности-то не судите.

Назад Дальше