Он открывает новую страницу, там посередине косой крест, по четыре стороны от него лежат распластанные аксолотли, причём один, видимо, робот. Вокруг всего этого разложена колбаса, у которой с одного конца голова и руки, а с другого юбка и ноги.
-- Это очень старое изображение, -- поясняет Азамат. -- Его часто копируют, хотя теперь мы видим и представляем вещи иначе, чем когда оно было создано. Смотри, вот этот белый зверь -- морской дракон, бог-повелитель всего подводного, наместник Укун-Тингир. Вообще, всё, что здесь изображено, -- это о воде. Зверь внизу -- это калан, брат шакала, живущий в воде. Слева зверь-облако, справа Муданг. А вокруг -- богиня радуги, которая хранит людей от воды и молнии.
-- Погоди, где Муданг? -- пееспрашиваю я.
-- Ну как же, вот, -- он тычет пальцем в того самого робота-аксолотля и повторяет медленно: -- Моу-Танг. Громовая птица. Понимаешь?
-- Так это и есть название вашей планеты? Громовая птица?
-- Ну да, а ты до сих пор не знала? По легенде, наша планета -- яйцо Громовой птицы. В центре неё дремлет птенец. Но однажды он пробудится, развернёт крылья, полыхнёт молнией из глаз, каркнет громом и понесёт наш народ к славе и могуществу.
-- Ничего так деталька... -- моргаю я.
-- Ну да, -- усмехается Азамат. -- Но это же всё иносказательно... Ладно, ты вот сюда смотри. Вот тут между зверями всякие растения видишь? Вот это ковыль, которым лошади кормятся. Вот это великое древо, с которого можно достать до небес...
-- Рехнуться можно... и как ты это всё понимаешь?
-- Так на то я специально учился. Конечно, догадаться нельзя. Но если какой мастер или мастерица сделали что-то очень красивое, их обычно спрашивают, что они имели в виду, и объяснения записывают, прикладывая к ним копию изображения. Раньше, давно, просто от руки перерисовывали. Теперь, конечно, снимают в цвете. Вот смотри, то же самое изображение, вышитое на рубахе морехода. Красиво, а?
И правда, в текстильном исполнении все эти кривые твари выглядят совсем не так ужасно, просто как орнамент. Пёстренько, почти симметрично, этакий цветок.
-- Так что же у нас на гобелене выткано? Там ведь похожая фигня, тоже четыре угла, в середине крестик...
Азамат снимает со стены и раскладывает на столе означенный гобелен.
-- Точно я сказать не могу, потому что это вышивала жена Арона, а я её совсем не знаю. Но она, вроде бы, отсюда, из столицы, значит, символы можно попробовать определить. Я думаю, что здесь изображена жизнь её отца. Его я тоже не знаю, но обычно женщины описывают жизненный путь или отца или мужа, а это явно не Арон. Вот смотри, тебе правильно говорили, что квадрат -- это земля, а круг -- солнце. Да, квадрат не очень похож на квадрат, но тут важно, что у него четыре угла. Они специально подчёркнуты символом изобилия, бараньими рогами. Дальше, ты должна учитывать, что когда в изображении есть разделение на небо и землю, то земля и вода сливаются в единое целое, разве что цветом чуть-чуть отличаются. Поэтому тут знаки земли и воды вперемешку. Теперь, вот этот треугольник -- это шатёр. Вход в шатёр всегда с юга, а у этого вход близко к воде, значит, человек родился на берегу океана. Дальше вот тут точечки -- это следы зайца. Значит, он охотился на зайцев. А вот тут такие приплюснутые треугольники на ножках видишь? Это он грибы собирал. А потом начинаются странствия...
-- Ой, да, это слово я уже слышала, а что это значит?
-- Да буквально путь человека. Вот он пошёл на восток и вышел на оленью тропу -- видишь оленьи следы тут? По этой тропе он пошёл на юг, сражался в окружении врагов (двойной красный круг) и попал в столицу (вот тут много треугольников-домов). Там он встретил свою жену, видишь, линия странствия раздваивается? Значит, два человека стало. И одна из линий упирается в символ солнца с присолнышком, который также означает беременную женщину. А выше... -- Азамат проводит пальцем по выцветшей ткани туда, где линия, по идее, должна выходить из солнца с другой стороны. -- Ничего нет. Похоже, она умерла в родах. Ну вот, а он нажил состояние -- вот тут тропа входит в прямоугольник -- и был удачлив в творчестве. Он, видимо, занялся каким-то ремеслом, тут вокруг пожелание таланта, а это обычно мастерам желают. Вот и всё. Тут ещё есть разные детали, которые я не разбираю. Например, около его родного дома изображены его бормол, но это я не расшифрую.
-- Покажи-ка, -- внезапно просит Унгуц, который всё это время сидел на другом диване так тихо, что я и забыла про него. Азамат подносит ему гобелен.
-- Вот это черепаха, -- уверенно сообщает Унгуц. -- А остальные морские какие-то, это уже надо туда ехать и у местных спрашивать, что у них там что значит...
-- Так... бормол не везде одинаковые? -- интересуюсь я.
-- Конечно, -- в один голос отвечают мне два книжника. Потом Азамат уступает старшему, и тот развивает мысль: -- С ними точно так же, как с вышивками. Каждый мастер вкладывает в статуэтку то, что хочет пожелать или выразить. Есть общие места, конечно, но точное значение знают только боги и мастер, который её вырезал.
-- А те бормол, что у вас в Доме Старейшин? Их значения тоже точно неизвестны?
-- По-разному, -- протягивает Унгуц. -- Это ведь все бормол, которые нам когда-либо дарили друзья и враги. Бормол ведь можно вырезать и с дурным пожеланием. То, что ты видела, только малая часть. Это потому, что ты ещё молодая. Вот пройдёт лет пять, заново тянуть будешь, из большего числа выбирать... Так, о чём я... Ах да. Разные люди приносят нам свои бормол. Обычно к ним прикладывают записку, в которой мастер излагает, что он хотел передать своей фигуркой. Но бывает, что люди не хотят рассказывать о своих просьбах и пожеланиях или по каким-то причинам не могут. Бывает, что эти записки и путаются, и теряются, мы же не боги, чтобы за всем учёт вести...
-- Так что, получается, -- прищуриваюсь я, -- что те бормол, что я вытянула, могут значить совсем не то, что все подумали?
Унгуц смеётся поскрипывающим смехом.
-- Не-ет, я ещё не настолько стар, чтобы ты меня подловила. Что уж там мы подумали про значение твоих бормол -- это наше дело. Тебе этого знать не полагается, и не нужно совсем. Молодым да горячим вообще неполезно знать о будущем.
-- Хм, -- я пожимаю плечами. -- Ну и ладно, как скажете. А бутон-то ваш что значил?
-- А это ты и без меня знаешь. Ты целый месяц сидела тихонечко, силы копила, а сейчас вон разворачиваться начала -- клуб ей не нужен, подавай уроки на дому да дворец, да коня... А там уж и завязь скоро пойдёт, небось. Так-то. А что, неужто у тебя других нету, кроме моего?
-- Э-э... -- я усердно отгоняю неприятные воспоминания. -- А я не знаю, Азамат, помнишь, ты мне зайца подарил? А он тоже бормол?
-- Да, заяц -- символ весны и оттепели у нас на севере. Это ведь как раз было самое начало весны, к тому же с тобой моя жизнь потеплела.
Глава 10.
Дома, на Земле, я всегда с удовольствием готовила, когда на это было время. Правда, это сопряжено там с некоторыми трудностями. В большинстве магазинов вообще не продают сырой еды. Проще всего купить готовую или хотя бы расфасованные по экологически чистым коробкам комплекты полуфабрикатов, которые надо только высыпать из пакетиков в тарелку и подогреть. На таких всегда приведены полные списки веществ и элементов, из которых они состоят, с процентами и предупреждениями диетикам типа "Орехи. Внимание, содержит орехи!" В больших продвинутых мегамаркетах встречаются также отдельно упакованные полуфабрикаты, которые требуют -- вы не поверите -- обжаривания на сковородке или варения в кипятке в течение примерно пяти минут. И только в самых шикарных торговых центрах, в цокольном этаже, втиснутые между элитным чаем и уютным винным погребком прячутся крошечные лавочки с сырым мясом, овощами, крупами и тому подобными исходными продуктами, обычно прикрытые для эстетизма яркими тропическими фруктами. Там даже не дорого, но, входя в такой магазин, чувствуешь себя как минимум членом элитарного клуба, а то и адептом древнего культа.
На Муданге ситуация совсем другая. Мясо чаще всего покупают живым, оно блеет, рвётся на волю и норовит схавать цветочки в саду. Это, конечно, вызывает у меня некоторые содрогания лицемерного свойства, но в школе нас учат, что цель каждого вида -- как можно более широкое распространение, и всякий скот добился этого именно за счёт того, что человек стал его разводить в пищу и охранять от хищников. А что касается технической стороны дела -- ну так у меня есть муж, способный разделать тушку на аккуратные кусочки тихо, быстро и не оставив за собой брызг крови на стене сарая.
Другая трудность в приготовлении пищи на Муданге заключается в том, что здесь мало привычных мне продуктов. Даже всякие тыквы и корнеплоды, внешне похожие на земные, довольно сильно отличаются на вкус и используются в совсем других блюдах. Плюс к тому, собственно муданжская кухня обходится практически исключительно мясом и молоком с производными. Фрукты они едят только сырыми, зелень и некоторые корнеплоды добавляют в качестве приправ, а овощи считаются невкусной и непитательной едой для бедных, у которых не хватает на мясо, так что их никто и не пытается приготовить вкусно, кроме разве что ну очень умудрённых жизненным опытом поваров. (Я, наверное, дико выгляжу, когда хожу по рынку со своей тачкой и выспрашиваю у побитых жизнью торговцев овощами, как называется и готовится тот или иной предмет у них на прилавках.) Из зерновых культур тут один ячмень, который добавляют в качестве наполнителя в супы или смалывают в муку, а дальше изделия из теста либо варят, либо жарят. Есть дикая кукуруза, но она такая сладкущая, что из неё можно сахар добывать, хотя чаще на сахар пускают тростник, а кукурузу дают в качестве соски детям. Ещё тут выращивают огромное количество всяких агав, из которых делают всё на свете от верёвок до клея, но ничего съедобного.
Что касается собственно мяса, это в основном баранина, козлятина и дичь. К дичи я отношусь плохо, во-первых, по этическим соображениям (ей-то никакой выгоды от того, что человек её жрёт), во-вторых, по гастрономическим -- она жёсткая, костлявая и сильно пахнет. У муданжцев-то челюсти железные, они способны пережёвывать сырое, сыровяленое и жареное на открытом огне, а я на это мало способна. Праздничная еда у них отбирается не потому, что вкусная, а потому что исконная. То есть, как первобытные люди глодали обгорелые кости, так и тут... ну, во всяком случае, мне так кажется. Чего стоит хотя бы их любимое праздничное угощение -- целый взрослый огромный баран, зажаренный при помощи раскалённых камней, засунутых прямо в шкуру. Мне страшно подумать, как они потом это мясо от этих камней отдирают. Нет, конечно, в хорошей таверне всегда подадут что-нибудь мягонькое и сочненькое, но любой муданжец способен без труда прожевать ботинок.
Так это я всё к чему. Раз земные блюда из местных компонентов готовить не удаётся, а местные блюда не всегда и не во всём отвечают моим запросам, то приходится экспериментировать. Вот как с теми сливами. Азамат поначалу поудивлялся моей изнеженности -- местные-то тётки жуют ничуть не хуже, чем мужики, а то как бы они наели свои фигуры? Однако мои эксперименты ему пришлись по вкусу, разве что чай он по-прежнему предпочитает с молоком и бараньим жиром, а супы принципиально несолёными. В последнее же время он и сам втянулся в кулинарные эксперименты, хотя и посмеивается, что я люблю всё маленькими кусочками и чтобы взглядом разломить можно было. А уж после того, как он освоил кухонную технику, в нашем доме настал гастрономический рай. Муданжцы всё-таки склонны относиться к научным и инженерным достижениям с излишним пиететом и никак не догадаются, что можно сделать устройства, которые облегчают самые обычные бытовые работы. Хорошо хоть, стиральные машинки у тамлингов переняли, а вот уже швейные -- до сих пор редкость.
Сегодня Азамат взялся реализовывать свою свежую выдумку -- вырезку, шпигованную крабьими яблоками. Это такие крохотные оранжевые яблочки с пряным запахом и маслянистым соком, которые растут по океанским побережьям, где на них пасутся такие же оранжевые крабы -- срезают гроздь плодов, сбегают боком-боком на землю, хватают свой урожай и боком-боком несут закапывать в заготовленную для этого нору, чтобы весь год питаться. Сама я этого пока не видела, но Азамат очень вдохновенно рассказывает, да и фотоархив муданжской природы у него внушительный. Боже, уж скорее бы потеплело, мне так хочется везде поездить, посмотреть на эту красотень!
Ужин удаётся на славу. Даже Унгуц, который вообще-то большой любитель пожевать чего-нибудь деревянного и пересоленного (благо зубы ещё все на месте), не может нахвалиться.
-- Мне, -- говорит, -- вам за постой платить надо, это ж отдельная комната и трёхразовое питание. Я дома-то два раза ем, и то не каждый день, мне же столько не надо. А тут такие запахи с кухни всё время, что сразу есть хочется -- страсть!
После ужина нас ждёт приятный сюрприз: приехали наши лошади. Азамат сразу обзванивает всех знакомых, чтобы похвастаться. Его серебристый Князь всем своим видом выражает готовность к свершениям, натурально скребёт копытом тропинку и гнёт шею. Мой диванчик, впрочем, настроен так же благодушно, как всегда. Стоит спокойно, оглядывается, чего бы пожевать. Я даю ему продолговатый кусок бурого сахара, и скотинка тут же меня узнаёт и приветствует негромким ржанием. Чувствую, пока я окончательно освоюсь с ним управляться, он перестанет проходить в калитку.
Смотреть лошадей съезжается две трети старой команды, да ещё кое-кто с тренировок. Азамат постепенно обрастает приятелями, и это очень хорошо. А то подумать только -- был у него один Алтоша!
Этот, впрочем, лёгок на помине. Является мрачный, губы свои лошадиные поджал, на меня косится, как будто я враг народа, но при посторонних ссору не затевает, и то хлеб.
Все обступают Азаматова коня, щупают, хвалят. Порода редкая, жеребец могучий, всё зашибись. Над моим Пудингом посмеиваются, а я делаю высокомерный вид и отвечаю, что он мне для езды, а не для понтов.