— Через три дня, на рассвете. Ты придешь?
Он задумчиво провел ладонью по волосам.
— Ну, даже и не знаю. Вряд ли меня там тепло встретят. Знаете что, дети, холодает. Идите-ка по домам.
Трое детей повернулись и убежали в сторону города. Эмсель проводил их взглядом, а потом посмотрел на холмы, где ждала старейшин Лестница Лета.
— Да уж, вряд ли мне обрадуются, — пробормотал он себе под нос, — но есть у меня такое чувство, что пойти я должен.
Было темно, слишком темно для утра, затянутое мрачными черными тучами небо предвещало дождь. Разъезжий сидел в таверне спиной к двери. Было слишком рано, чтобы пить, но на донышке его стакана плескались уже последние капли красного вина.
Было слишком темно для утра, слишком рано, чтобы пить, и он был слишком умен для того, чтобы быть простым разъезжим, однако утро уже наступило, он пил и он по-прежнему состоял на службе в разъезде. Через окно таверны он смотрел, как горожане сбиваются в группки. Скоро начнется Верховный совет, и все отправляются туда. Люди несли с собой одеяла и кожаные покрывала для защиты от дождя. В ожидании решения старейшин они, без сомнения, раскинут лагерь на спиральных ступенях Верхнего перевала.
Разъезжий усмехнулся. Фандорцы хорошие люди, справедливые. Сам он был южанином и жертвой гораздо менее благородной системы. Он бежал в Фандору, потеряв свое дело и левый глаз из-за шайки воров. Не в состоянии выплатить долги, он отправился на север и в конце концов нашел работу в Фандоре. Разъезд был подходящим занятием для чужака. Разъезжие разыскивали по дорогам беглецов, покинувших дом детей, уставших от суровой крестьянской жизни, и мелких воришек, чьими жертвами время от времени становились фермеры и купцы.
Разъезжий хоть и был одним из немногих иностранцев, постоянно проживающих в Фандоре, тем не менее ощущал уважение и симпатию местных жителей к себе. Его южный опыт был бесценен в новой работе, а высокий рост и широкие плечи значительно облегчали разговоры с клиентами. Он жил одиноко, заработок откладывал, а в свободное время исследовал окрестности.
В Фандоре было не более тридцати поселений, разбросанных на почти квадратном участке земли примерно в пятьдесят миль вдоль северного и пятьдесят вдоль восточного побережья выступающего в море мыса. Разъезжий посетил почти половину из них и нашел, что во многом похожие, фандорские города управлялись практически независимо, за исключением случаев, когда собирался Верховный совет. Частные фермы и хутора приписывались к ближайшему городу или деревне, а возникающие между поселениями споры решались сообща старейшинами. Это была простая система, особенно в сравнении с достаточно запутанной системой государственного управления, принятой на юге, но до сих пор она работала без сбоев.
Разъезжий встал и направился к выходу. На площади он увидел группу танцоров — молодых людей и девушек, одетых в черное, в белых вязаных шапочках. Он как раз смотрел их представление, когда больной глаз снова воспалился.
Этот месяц выдался тяжелым для разъезжего. Его наняли найти пропавшего сына купца из далекого города Делькарена, но он уже дважды упускал парнишку. Теперь южанин был уверен, что мальчик в Тамберли, но морозный воздух фандорской весны не пошел на пользу его больному глазу, и он потерял много времени, пока сидел в темной комнате и возился с примочками.
Последние несколько дней вокруг только и разговоров было, что о войне. Речи старика Йондалрана взбудоражили город. Двое детей погибли, воздушный корабль разбился. Южанин еще никогда не видел фандорцев такими разгневанными. Разъезжий кое-что знал о симбалийцах и понимал, что фандорским крестьянам не справиться ни с их воздушными кораблями, ни с их военной стратегией. Но эти крестьяне его приютили, и, если они проголосуют за войну, он сделает все, чтобы им помочь. И все же в глубине души он надеялся, что разум возобладает.
Эмсель шагал по направлению к Лестнице Лета. Дорога, которую он выбрал, была куда короче, чем та, по которой шли остальные, но и куда опасней. Ему приходилось перепрыгивать с камня на камень, перебираясь через расщелины до семидесяти футов глубиной, и пробираться, прижавшись к скале, по узким уступам. Когда он был моложе, такое удавалось легче, но все же он и теперь продвигался достаточно быстро.
Отшельник беспокоился, ведь со встречи с детьми прошло уже три дня, и многое могло произойти за это время в Тамберли. Он всегда старался держаться подальше от горожан, но на расстоянии трудно было быть в курсе событий.
Он спрыгнул с выступа, приземлился на край узкого каньона, который разделял холм параллельно Лестнице, и начал спускаться вдоль него, одной ногой на одном краю, другой на другом. В конце пути его ждала пещерка, выступ которой нависал над частью вырезанного самой природой каменного амфитеатра, называемого Лестницей Лета. Эмсель устроился в пещерке, достал тетрадку и перо и приготовился ждать.
Многие горожане последовали за старейшинами к Лестнице Лета. Такое событие, как совет, случалось редко, да и предмет обсуждения касался всех без исключения. Никто, однако, кроме старейшин, не допускался на ступени природного амфитеатра, где проходило собрание. Йондалран поднялся последним. Перед тем как ступить на запретную для других территорию, он обернулся к людям, следовавшим за ним.
— Помните, что вам нельзя и шагу ступить на Лестницу, — напомнил он. — Оставайтесь здесь и ждите нашего решения.
— Может, мы хоть послушаем? — предположил один из мужчин. — Мы не будем прерывать совет!
— Вы не можете слушать, мы будем действовать по закону, — твердо ответил старик и пошел вслед за остальными старейшинами.
Старейшины Фандоры не выглядели знатными гражданами. Многие сжимали в руках посохи и кирки, с помощью которых они шли горными тропами. Большинство было одето в простую крестьянскую одежду.
В соответствии с правилами проведения совета старейшины заранее избрали из своих рядов председателя. В этот раз им оказался Пеннел. Его место было на небольшом каменном возвышении в центре амфитеатра. Он стоял там и смотрел на собрание, освещенное факелами. Он видел напряженные, суровые лица. Пеннел знал, кто должен согласно традиции говорить первым, и поэтому он назвал имя старейшины, по чьему призыву собрался совет.
— Я вызываю Йондалрана, старейшину города Тамберли!
Отец погибшего мальчика вышел в центр амфитеатра. Он говорил страстно и яростно. Любовь к родине была так сильна в нем, что его речь зажгла сердца даже тех старейшин, которые приехали издалека и ничего не знали о симбалийцах.
— Произошли убийства, — сказал Йондалран, — мы живем в осаде, мы боимся за свои жизни и жизни наших детей. Мы с тревогой всматриваемся в небо, опасаясь коварных нападений, мы не выходим из домов с наступлением темноты! Мы сражались за эту землю и мы работали в поте лица, чтобы выжить на ней, мы слишком много пережили, чтобы нас могли испугать те, кто завидует нашему благосостоянию. Это предвещает нападение! Колдуны жаждут крови! Я взываю к правосудию! Я призываю к войне!
Йондалран вернулся на свое место. Старейшины молчали. Никто не осмеливался оспорить право отца взывать к отмщению за сына. И все же оставались вопросы и сомнения.
Пеннел вызвал старейшину Гордейна, который рассказал о падении симбалийского корабля на город и о последовавшем пожаре. Затем на возвышение вышел Лэгоу, колесных дел мастер. Слова Тэмарка на пиру и свои собственные соображения заставили его высказаться вслух.
— Давайте начнем с того, зачем симбалийцам вообще на нас нападать, — обратился он к собранию. — Если они наслаждаются своей изнеженной жизнью, зачем им наша земля?
Лэгоу говорил не хуже фермера из Тамберли, его слова тоже западали глубоко в сердца слушающих. Он не хотел усугублять горе Йондалрана, но еще больше не хотел ввязывать свою страну в войну.
— Они завидуют нашей независимости, нашим процветающим фермам и богатым уловам! — выкрикнул Йондалран. — Насколько мы знаем, они вынуждены покупать продукты у южан.
— Мне почему-то кажется, — заметил Лэгоу, — что волшебникам не составит большого труда найти пропитание!
— Да они знать ничего не знают о земле, — послышался голос молодого старейшины из Боргена, — и возделывать ее не умеют!
Его поддержали. Кто-то сказал, что симбалийцы жадны по природе — они завидуют богатым фандорским урожаям и здоровым детям.
— Все знают, что им нужны жертвы для их колдовских опытов. Своих детей они использовать не будут, им нужны наши!
Когда гул протестов затих, Лэгоу вернулся на свое место. Его не переубедили, но он понимал, что шансов отговорить Совет от войны нет. Слишком многие готовы были сражаться. Упрямство старейшин пугало колесника, однако противостоять им открыто он не был готов. Так можно совсем потерять влияние в совете. Лучше уж он постарается слегка охладить их пыл, когда дело дойдет до конкретных действий. В любом случае он проголосует против вторжения.
Тэмарк из Кейп Бейджа посмотрел на Лэгоу с уважением. Выдвинутые обвинения действительно были беспочвенны, построены на слухах и откровенной лжи. Фандорцы рвались в бой, слабо представляя себе, что за битва им предстоит. Он путешествовал и много слышал о симбалийцах. Их репутации было бы достаточно, чтобы заставить любого отказаться от мысли сражаться с ними. Волшебники были опытны в нападении и имели толковую стратегию защиты. Тэмарк сожалел о смерти детей, но ответ фандорцев должен был быть другим. Рыбак встал, чтобы бросить вызов старейшинам.
— Мы собрались, чтобы обсудить, стоит ли нам идти войной на Симбалию. Я говорю, что нет. Мы не должны воевать.
Его голос эхом отразился от стен амфитеатра.
— Дурак! — закричали из задних рядов. — Предатель! Детей убили!
Рыбак упрямо стоял, сжав лацканы куртки. Его голос наполнился жалостью, когда он снова заговорил:
— Я тоже сочувствую Йондалрану. Но доказательств того, что в его гибели повинен воздушный корабль, нет. Я не слышал ни одного доказательства, которое связывало бы смерть Йогана с симбалийцами.
— Крыло, на котором он летел, было истерзано. Я сам видел, — сказал Эгрон из Тамберли.
— Да не слушайте вы его! — закричал старейшина из Делькарена. — Он просто глупый рыбак! Я за голосование!