— Вы думаете, в городе сорок лет подряд действует один и тот же хищник? — удивился Клайд.
— Называй меня на «ты», дружок… — попросила Хелен и кивнула. — Что касается хищника… Тот или не тот, один он или их много — не имеет значения. У меня для этих тварей кое-что приготовлено. Пусть только покажутся, и им конец!..
— Почему вы не заведете собаку?
— Собак истребляют твари, которые водятся в реке. Кошкам, по крайней мере, хватает ума держаться подальше от воды.
— Понятно… — Они сидели в небольшой, размером десять на восемь футов, гостиной на четвертом этаже. Единственная дверь открывалась в прилепившуюся к скале галерею-коридор, ведущую в другую башню дома Хелен. Выкрашенные желтым кадмием стены гостиной были увешаны фотографиями в рамочках; на большинстве снимков миссис Кмиц позировала в причудливых — и довольно откровенных — туалетах. Лишь на самом большом фото она была запечатлена рука об руку с покойным супругом — невысоким и полным седовласым джентльменом с вымученной улыбкой на изборожденном глубокими морщинами лице. Похоже, при жизни мистер Кмиц улыбался нечасто. Хелен для этого снимка облачилась в длинную юбку и шерстяной кардиган, а строгое выражение ее лица и чопорно поджатые губы создавали впечатление, будто она чересчур рано отказалась от плотских утех. Впрочем, эту ошибку миссис Кмиц, по всей видимости, удалось успешно исправить, ибо сейчас вместо юбки и кардигана на ней красовался просторный золотистый халат, наброшенный на облегающий костюм из блестящего черного латекса.
— Нам нужно обсудить еще одну вещь, прежде чем ты переедешь, — сказала она, пристально глядя на Клайда. — Ты должен иметь в виду: я не убивала своего мужа. В городе болтают всякое, но…
— Я не люблю сплетен и никогда их не слушаю, — быстро сказал Клайд, избегая, впрочем, смотреть на Хелен. В гостиной было слишком светло, и он боялся, что, заглянув ей в глаза, увидит правду.
— …Но я его и пальцем не тронула. Это несчастный случай. У Стэна был тяжелый характер, это верно, и мы не всегда ладили. Я и до сих пор иногда злюсь на него, но в глубине души он был неплохим парнем. Совсем неплохим… Например, Стэн всегда помогал мне осуществлять мои проекты. Он и погиб-то, когда по моей просьбе мы отправились на юг, чтобы попытаться выследить чудовище, которое охотится на котов. Огромная тварь совершенно неожиданно выскочила из воды, обвилась вокруг Стэна и утянула за борт. И я ничем не могла помочь бедняге!.. Люди говорят — если я любила Стэна, то должна была броситься за ним, чтобы спасти или, по крайней мере, погибнуть вместе с ним… Не знаю, может, они и правы. Нет, я, конечно, любила своего мужа, но, вероятно, не так сильно, как должна была… В конце концов, Стэн был на двадцать шесть лет меня старше, и…
Хелен слегка подалась к краю дивана и, наклонившись вперед, погладила кончиками пальцев висевшую на противоположной стене супружескую фотографию. Казалось, Хелен с головой ушла в воспоминания, и Клайд терпеливо ждал, когда он сможет расспросить ее о таинственной твари, утащившей злосчастного Стэна Кмица.
Наконец Хелен снова откинулась на спинку дивана, и он задал свой вопрос.
— К югу от Блюдец хватает странных растений и животных, — ответила она. — Мы не знаем и половины того, что там творится. Пожалуйста, не езди туда один, пока не привыкнешь… — Она похлопала его по коленке. — Нам бы не хотелось тебя потерять.
Снизу донесся придушенный мужской крик, и Хелен вскочила.
— Проклятье, я совершенно о нем забыла! Болтаю тут с тобой, а тем временем… И о чем я только думала?!. — Она выудила из кармана халата ключ и торопливо сунула его Клайду. — Извини, но мне нужно срочно кое-чем заняться. Надеюсь, ты сумеешь найти свою комнату? Это на восьмом этаже.
— Конечно, — ответил Клайд и убрал колени, чтобы Хелен могла пройти.
— Я поселила тебя прямо над комнатой Принца, — добавила она, ненадолго задержавшись у открытой двери коридора. За ее спиной Клайд разглядел серый гранит скальной стены, к которой крепилась галерея, и часть ведущей вниз лестницы. — Конечно, я понимаю, что мужчина не может долго оставаться один, и мне совершенно наплевать, кто будет приходить к тебе в гости. Тем не менее я поставила в твоей комнате самую крепкую кровать, потому что Принц терпеть не может громких звуков. Но если ножки все же разболтаются и спинка начнет стучать по стене, постарайся как-то укрепить ее хотя бы на время, а я потом пришлю мастера, который все починит. Понятно?..
Легким движением она сбросила с плеч халат и, швырнув его на диван, стала быстро спускаться по лестнице.
Не успел Клайд избавиться от стоящего перед глазами видения бледных стройных ног и полных грудей, стиснутых узкими полосками черного латекса, как голова Хелен Кмиц снова показалась из люка.
— Если хочешь, можешь полюбоваться на Принца. Он, кстати, тоже любит новых людей… — Она наморщила лоб, словно пытаясь вспомнить, какие дополнительные инструкции следует дать новому жильцу, потом лицо ее разгладилось. — И добро пожаловать в Кмиц-хаус! — добавила Хелен и исчезла.
Комната на восьмом этаже оказалась чуть больше гостиной, к тому же к ней был пристроен крошечный санузел с сидячей ванной. На пространстве примерно десять на двенадцать футов разместились узкая дубовая койка с выдвижным бельевым ящиком, несколько полок, стол и плетеное кресло. В стене были вырублены ниши под телевизор, микроволновку, раковину и небольшой холодильник. Словно в корабельной каюте, ни один квадратный дюйм свободного пространства не пропадал здесь даром; все было продумано и устроено предельно рационально. Правда, сначала Клайд чувствовал себя довольно скованно, боясь, что стоит ему сделать одно неосторожное движение, и он непременно что-нибудь опрокинет или сломает, но вскоре он привык к тесноте и стал чувствовать себя увереннее. Когда же, разложив вещи по полкам, Клайд вытянулся на койке, новое жилище показалось ему почти просторным.
После работы он часто сидел в кресле и, прикрутив лампу, старался ни о чем не думать, дожидаясь, пока схлынет усталость. Почувствовав прилив сил, Клайд включал свет на полную мощность. Пока он оставался один, сверхъестественная проницательность и интуиция, которые мешали ему быть с людьми, не причиняли Клайду никакого неудобства. Ему даже нравилось ощущать в себе могучие интеллектуальные силы, которыми он понемногу учился пользоваться. Изредка Клайд делал наброски дома, который он построит, когда закончится его испытательный срок, но больше читал или размышлял о таких вещах, о которых до инцидента с упавшим костылем не имел ни малейшего понятия: например, об индийском влиянии на византийскую архитектуру, о воздействии процесса глобализации на политическую ситуацию в Лхасе и тому подобном. И все же каждый раз мысли его возвращались к городу, где он надеялся найти убежище, — к точке на карте со странным названием, к населенному пункту, историю которого никто не знал и не хотел знать, к горсточке нелепых домов на дне ущелья, само существование которых, казалось, было окутано столь же глубокой тайной, что и обычаи бирманских народов или причины миграций гигантских морских черепах. Когда-то Клайду казалось (довольно безосновательно, впрочем), что жители Хэллоуина должны обладать более простым и ясным взглядом на жизнь, чем, к примеру, его бывшие земляки из Бивер-Фоллз. Однако сейчас он убедился, что в мировоззрении и тех, и других хватает пробелов, причем обе группы намеренно игнорировали эти пробелы как нечто несущественное, тогда как на самом деле они исключали сложные вопросы из общей картины мира только потому, что без них окружающее казалось более разумным, логичным и приятным. И если раньше Клайд надеялся, что, перебравшись в Хэллоуин, он одним махом избавится от всех неприятностей, то теперь ему стало ясно: переезд лишь поставил перед ним новые, возможно, еще более сложные проблемы, и теперь ему придется как можно чаще включать свет, чтобы в них разобраться.
Заслышав скрип лебедки и лязг бегущей через блоки цепи, Клайд снова убавлял свет. К нему поднималась Джоунни, а он не хотел, ненароком заглянув девушке в глаза, узнать, о чем она думает и какова она на самом деле. Уже несколько раз Клайд описывал ей причины и симптомы своей необычной болезни, и Джоунни согласно кивала; казалось, она и в самом деле все понимает, однако это не мешало молодой женщине считать себя чем-то вроде проходного этапа, необходимого Клайду, чтобы поскорее вписаться в городское сообщество. Несколько раз Джоунни спрашивала, не потому ли он гасит свет, что она недостаточно хороша для него, и хотя Клайд совершенно искренне пытался убедить девушку, что с ней все в порядке, это не помогало. Джоунни становилась отстраненной и печальной, и не без горечи возражала, что она, мол, знает — их роман ненадолго. Пройдет время, и каждый из них найдет себе другого партнера, с которым будет по-настоящему счастлив, и так будет даже лучше, ведь когда неизбежное случится, они сумеют остаться друзьями, ибо были честны друг с другом и не омрачили своих отношений унизительной ложью. Ну а пока этого не произошло, добавляла Джоунни, почему бы им не доставить друг другу удовольствие?..
Клайду даже не требовалось включать свет, чтобы понять: их отношения, подорванные заниженной самооценкой Джоунни, действительно обречены. Это знание, в свою очередь, вызывало в нем резкий протест против предопределенности, коренящейся в чрезмерной приверженности Джоунни глупым стереотипам, и он пытался хоть немного развеселить ее, рассказывая о своей жизни «наверху» (между собой жители Хэллоуина часто называли всю остальную Америку «верхними территориями» или «республикой») или изображая кота миссис Кмиц.
В полу рядом с его кроватью был люк, который когда-то вел на нижний этаж, но сейчас проход перекрывала плексигласовая панель двухдюймовой толщины. Прочная пластиковая облицовка предназначалась для защиты единственного обитателя нижней комнаты — Принца Шалимара, который походил на мохнатый белый шар с четырьмя лапами и сонной мордой. Когда Клайд впервые поднял люк, кот до того перепугался, что принялся метаться по комнате и бросаться на дверь, но со временем он привык к тому, что верхний жилец и его гостья смотрят на него сверху, и никак на них не реагировал.
Сама комната, превращенная в пластиковый сейф, представляла собой настоящий кошачий рай — она была битком набита домиками-лабиринтами, обвитыми пенькой столбиками для лазанья, когтеточками, искусственными мышами, мячиками, шариками и подвесными игрушками из перьев. Изредка Принц наподдавал одну из них лапой или вцеплялся зубами в тряпичную мышь, однако большую часть времени он спал в плетеной корзинке, стоявшей возле лотка с наполнителем.
— Это не кот, — сказала Джоунни однажды вечером, когда после бурных ласк они, по обыкновению, разглядывали Принца, храпящего на подушке в своей корзинке. — Это какой-то мутант!..
— Ты не поверишь, — заявил Клайд, — но миссис Кмиц сама ставит ему клизмы.
— Ты шутишь! — убежденно возразила Джоунни.
— Честное благородное слово. Однажды я заглянул в люк и увидел, как она засовывает ему под хвост резиновый шланг.
— А Хелен тебя видела?
— Да. Она помахала мне рукой и продолжила свое дело.
— А Принц? Как он себя вел?
— Да никак, просто лежал. Правда, миссис Кмиц придерживала его перчаткой, но бедняга, по-моему, даже не сопротивлялся.
Джоунни покачала головой.
— Все-таки Хелен очень, очень странная…
— Ты хорошо ее знаешь?
— Не особенно. Раньше я видела ее только в баре, когда Хелен заходила туда со Стэном, но моя старшая сестра училась с ней в одном классе, и она говорила… В общем, Хелен всегда была немного «с приветом». Еще в детстве она любила игры в «госпожу и раба» и все такое и прекратила это только ради Стэна.
— Может, и не прекратила — просто на какое-то время Стэн стал ее единственным клиентом.
— Может быть. — Джоунни прижалась к нему, и Клайд положил руку ей на плечо, чуть касаясь пальцами груди. Принц внизу как-то по-рыбьи вильнул всем телом и в конце концов ухитрился перевернуться на спину.
— Ему лень даже мяукать, — сказал Клайд. — Теперь он говорит только «мр-ря, мр-ря». Это такой укороченный мяв.
Джоунни чуть пошевелилась и прижала его ладонь к своей груди.
— Если с Хелен что-нибудь случится, — сказала она, — бедняжка просто не выживет. Никто другой не станет делать для него столько, сколько она. А для этой хищной твари Принц будет лакомым кусочком. Как конфетка в коробочке.
Потом они снова занимались любовью — пылко и довольно громко. Разболтавшаяся спинка кровати ритмично стучала о стену в такт их движениям, но ни Клайда, ни Джоунни нисколько не заботило, что производимые ими звуки могут потревожить кота. Наконец, Джоунни уснула: положив голову на сгиб его локтя, она негромко посапывала во сне; но Клайд не спал и думал о нарисованном ею образе — о том, что все они, словно конфеты в коробочках, беспомощно лежат и ждут своего часа, чтобы соскользнуть в чью-то мрачную, бессветную утробу.
Клайд жил в Хэллоуине уже семь недель, когда однажды утром, работая на центральном Блюдце вместе с группой из двадцати — двадцати пяти других горожан, он узнал, что Делла выслали из города. Сообщила ему об этом Мэри Алонсо — тридцатилетняя, очень смуглая лесбиянка, с которой он поддерживал приятельские отношения.
— Выслали? Как выслали?! — повторил Клайд и рассмеялся. — Не может этого быть! Сейчас не Средние века.