— Так вот, крашер находит хорошую кандидатуру, — отхлебнув, продолжал скакун. — Затем взламывает шестые архивы, его и твой. И кое-что в них переписывает. Финишный контур собирает те же два тела, в полном соответствии со спецификацией. Откуда ему знать, что ваши спецификации сфабрикованы? Для системы все корректно, подмену чувствуешь только ты и тот, с кем вы махнулись. Первый, второй и пятый архив меняются местами.
— Пятый?.. — Я слегка растерялся. — Еще и пятый? Память?!
— Зачем тебе чужое тело с твоей памятью? Что она в нем будет делать? Что она собирается помнить — про другое тело? Ну конечно, родной для тебя чужая память становится не сразу. Сутки. Реже — двое.
— Я как-то… честно говоря… Нет, я не согласен.
— Дура-ак! Это раньше менялись только телами. Ну и что? — На первой же очной ставке потерпевший сообщит о тебе все, а ты даже не сможешь сказать, откуда у тебя взялся шрам на ноге и в каком году тебе удалили аппендикс.
— Но как же моя память? Это же и есть — я сам!
— Ничего подобного. «Ты сам» — это третий и четвертый архивы. Вот в них-то и содержится твоя личность. То, что передалось по наследству, и то, что ты нажил с годами. А память — это… ну вроде как база данных. Меняем одну базу на другую, и все дела.
— Но ведь «Я» — это мое знание жизни, оно сформировано на основе самой жизни, и если память о ней окажется чужой…
— Конфликт архивов неизбежен. Но это временно, к хорошему быстро привыкают. Зачем тебе вспоминать детство в нищем квартале? Гораздо интересней помнить, что ты сын миллионера.
— И… верить в это?..
— И верить! — поддержал скакун. — Даже не верить — знать! Ну?.. Что ты скажешь?
— Сорок.
— Что?..
— Сорок тысяч, этого довольно.
— Э-э-э, дружище! — Мужчина неприязненно сощурился и передвинул на столе кружки. — Сорок пять.
Я вздохнул.
— Нужен приблизительно ровесник…
— Этого мог бы не говорить, — произнес он.
— Физически здоровый, привлекательный, без особых…
— Нет, наверное, ты платишь пятьдесят тысяч за возможность побыть слепым парализованным идиотом!
— Сорок пять, — возразил я.
— Конкретные пожелания имеются?
Я развел руками:
— Вряд ли.
— Как тебя зовут, клиент?
— Мебиус, — ответил я негромко.
— Как?!
— Мебиус, — повторил я.
— Вот же… н-да… Это имя или фамилия?
— И то и другое.
— Ну надо же… А я — Карл Грифус. А ты, стало быть, Мебиус Мебиус?
— Хуже.
— Да куда уж хуже-то?
— Фамилия у меня двойная: Мебиус-Мебиус.
— Если полностью, то получается…
— Мебиус Мебиус-Мебиус, — обреченно проговорил я.
— Тяжело тебе, дружище… — Скакун опрокинул в себя кружку и порывисто поднялся. — Идем.
Транс-портный контур находился рядом с баром, вернее, это бар открыли недалеко от контура, на минус семнадцатом уровне пятого субквартала захудалой планетки Трэнтор при звезде Теплая Заря, что на самой окраине юго-западного рукава матушки-галактики. Когда-то этот сектор считался перспективным, потому и звезду, и планету назвали донельзя пафосно. Минули годы, нашлись сектора получше, и Трэнтор стал прибежищем диссидентов, однако транспортных контуров здесь было не меньше ста тысяч, таковы санитарные нормы.
Грифус остановился возле рамки.
— Я должен сосредоточиться. Итак… тебе, в принципе, безразлично, лишь бы что-нибудь получше… — Он осмотрел меня с головы до ног. Вероятно, давал целеуказание своему биочипу. — На счет «три».
— А куда мы?..
— Да никуда. Выйдем здесь же, на соседнем уровне. Приготовься. Раз… Два…
Мы синхронно переступили через рамку, и команда «три» растянулась в бесконечную миллисекунду. Если бы у киб-координатора были уши, он бы услышал «трррррррррррри». Но для человека это происходит гораздо быстрей.
Скок!