Глаза миссис Прентис засверкали от негодования.
— Не думаю, мистер Уилмингтон, что нам следует и дальше это обсуждать. Я требую, чтобы вы вернули все деньги, которые я вам заплатила. Мне кажется, это просто непорядочно — такой известный художник — и унизился до…
— Миссис Прентис, — сказал Фиш, снова понизив голос, — если бы не моя вера в блестящее будущее Нормы как художницы, что ж, я теперь же вручил бы вам все до по-след-не-го цента. Но в данном случае она совершает большую ошибку, так что я снова предлагаю…
— Док, — грубо перебил его Дэйв, — черт возьми, вы как можно скорее вернете ей деньги. — Он подался вперед, обращаясь к старшей из женщин: — Если хотите знать, как его настоящее имя, то перед вами Гордон Фиш. Так он, во всяком случае, назвался, когда мы с ним познакомились. Все это обычное мошенничество. Вовсе он никакой не художник. Настоящий Джордж Уилмингтон — его племянник; это инвалид, проживающий в Висконсине. Док просто представился его именем, так как юноша слишком болен, чтобы появляться на публике, и все такое. Пожалуйста, вот правда. Или, по крайней мере, та ее часть, что известна лично мне.
— Такова, стало быть, твоя благодарность, Дэйв, за то, что я устроил тебя в художественную школу? — грустно спросил Фиш.
— Вы пробили мне стипендию, но вам это ничего не стоило. Я выяснил у директора. Наверное, вы просто хотели убрать меня с дороги, чтобы я не болтал лишнего. Ладно, док, тут все в порядке. Но когда я встретил Норму — вчера у дверей вашего дома…
— Что? Когда?
— Около десяти.
Фиш поморщился; он тогда лежал в постели с больной головой и не откликнулся на звонок. Если бы он только знал!
— Вас не было дома, ну, мы разговорились, и… Знаете, одно дело прикидываться собственным племянником, а совсем другое — обещать кого-нибудь обучить, когда вы сами не способны толком линию провести!
Фиш поднял руку:
— Послушай, Дэйв, есть кое-что, о чем ты и понятия не имеешь. Ты уверен, что меня зовут Гордон Фиш? А ты когда-нибудь видел мое свидетельство о рождении? Может, ты знаешь кого-то, кто помнит меня ребенком? С чего ты взял, что меня зовут Гордон Фиш?
— Да вы же мне сами сказали.
— Верно, Дэйв, сказал. И еще ты говоришь, что настоящий Джордж Уилмингтонг — инвалид, живущий в Висконсине. А ты его когда-нибудь видел, Дэйв? Может, ты бывал в Висконсине?
— Нет, не бывал, но…
— И я не бывал. Нет, Дэйв, — Фиш важно понизил голос, — все, что я о себе рассказывал, — всего-навсего ложь. И я это признаю. — Теперь самое время пустить слезу. Фиш обратил свои мысли к кредиторам, к проблемам с машиной, к продавцу акций нефтяной компании, что сбежал на юг с деньгами, к адвокатам, которые обобрали Фиша до нитки, пытаясь эти деньги вернуть, — и вообще ко всеобщей неблагодарности. Теплая капелька сбежала по щеке, и, наклонив голову, Фиш смахнул кулаком соленую влагу.
— Как же так? — пробормотал сбитый с толку Дэйв.
— У меня были свои причины, — через силу ответил Фиш. — Вполне определенные причины. Но знаете, мне… Мне тяжело об этом говорить. Простите, миссис Прентис, могу я ненадолго остаться с вами наедине?
Она немного подалась вперед, сочувственно глядя на Фиша. Должно сработать — такая женщина не может выдержать вид плачущего мужчины.
— Я, конечно, не возражаю, — вставая, сказала Норма. Девушка направилась к двери, и Дэйв последовал за ней. Вскоре дверь за ними закрылась.
Фиш высморкался, небрежно вытер глаза, браво распрямился и убрал носовой платок.
— Полагаю, миссис Прентис, вы не знаете, что я вдовец. (Глаза ее широко раскрылись.) Да, это правда, я потерял мою дорогую жену. Обычно я, правду сказать, об этом не рассказываю, но теперь почему-то… Не знаю, доводилось ли вам, миссис Прентис, терять близкого человека.
— Разве Норма вам не сказала? — взволнованно ответила она. — Я вдова, мистер Уилмингтон.
— О, я не знал! — заявил Фиш. — Но как странно! Я что-то такое почувствовал… какую-то вибрацию. Простите, миссис Прентис… можно мне звать вас Мэри? Знаете, после моей утраты… — Надо бы пустить еще слезу; стоит только начать, дальше они уже текут сами. — Я стал сам не свой. Представьте, даже не хотел жить. Целый год не мог дотронуться до карандаша. И даже сегодня не могу провести хотя бы линию, если кто-то за мной наблюдает. Вот, стало быть, и причина всей неразберихи. Эта история с моим племянником и прочее — я просто все выдумал, считал, так будет легче. Знаете, я бываю так неловок, когда речь идет о такте. Словно слон в посудной лавке. Вот и вся история, Мэри. — Фиш откинулся на спинку стула и еще разок энергично высморкался.
Глаза миссис Прентис увлажнились, но её прелестное личико выражало настороженность.
— Честно говоря, просто не знаю, что и думать, мистер Уилмингтон. Вы говорите, что не можете рисовать на людях…
— Пожалуйста, зовите меня Джордж. Видите ли, это называется психологической травмой.
— Ну а как вам такое предложение? Я на несколько минут вас покину, а вы что-нибудь нарисуете. Думаю, тогда…
Фиш грустно покачал головой:
— Все гораздо сложнее. Я не могу рисовать нигде — только в одной из комнат моего дома… Это связано с портретом жены и некоторыми сувенирами. — Он с трудом сглотнул, но в третий раз слезу пустить не решился. — Мне очень жаль, я нарисовал бы для вас все, что угодно, если б мог, но…
Мэри некоторое время молча сидела, размышляя.
— Тогда, скажем, вот как. Вы, мистер Уилмингтон, отправляетесь домой и что-нибудь рисуете — к примеру, набросок моего лица, по памяти. Полагаю, любой квалифицированный художник может это проделать?
Фиш заколебался, не рискуя возражать.
— Ну вот, видите, и все будет улажено. Ведь вы не можете раздобыть мою фотографию и отослать ее в Висконсин — просто не хватит времени. Я дам вам… ну, скажем, полчаса.
— Пол…
— Вполне достаточно, разве не так? И значит, когда через полчаса я приду за вами, если у вас будет нужный набросок — что ж, тогда станет ясно, что вы говорите правду. Если же нет…
Прижатый к стене, Фиш не пал духом. Он встал с доверительной улыбкой.
— Пожалуй, это будет по-честному. Только знайте — вашего лица мне никогда не забыть. И еще хочу вам сказать, насколько мне легче теперь, после нашей случайной беседы, и… что ж, лучше я пойду и приступлю к рисунку. Жду вас через полчаса, Мэри! — Он помедлил у двери.
— Я приду… Джордж, — сказала она.
Кряхтя и спотыкаясь, Фиш прорвался через весь дом, громко хлопая за собой дверями. Повсюду жуткий бардак — на полу в гостиной разбросаны диванные подушки и газеты; но ничего-ничего, вот выйдет она за него замуж, будет кому убраться в доме. Теперь надо — Фиш открыл заветную комнату, лихорадочно сорвал крышку с большой машины й принялся нажимать кнопки на одном из блоков, — теперь надо только сделать проклятый набросок. Один шанс из сотни. Но все же лучше, чем ничего. Фиш включил машину, в беспомощном нетерпении наблюдая, как манипуляторы высунулись наружу и повисли без движения.
Лицо — и схожесть! Единственная надежда — сложить его из отдельных фрагментов. В машине уже не действовало ничего, кроме некоторых почти бесполезных элементов, которые выдавали технические рисунки, архитектуру, а также анатомические фрагменты. Только бы хватило еще на одно лицо! И чтобы оно было хоть чуть-чуть похоже на лицо Мэри!
Машина вдруг щелкнула и повела линию. Фиш замер, с отчаянной тревогой наблюдая за тем, как связное движение двух вращающихся осей переводит прямой толчок манипулятора в стройную линию. Одно удовольствие смотреть — даже если в результате ничего и не выйдет. Вот линия стала закругляться; теперь манипулятор поднимался, возвращаясь обратно. Нос! Машина рисовала нос!
На вид нос напоминал греческий — правильной формы, но великоват и не слишком похож на аккуратный точеный носик Мэри. Но ничего-ничего, он-то сумеет ее уговорить — Фишу бы только товар, а уж он-то его продаст. Пусть хоть какое-нибудь женское лицо — только не очень уродливое. Ну, вперед — теперь глаза!
Но манипуляторы остановились и снова повисли в неподвижности. Машина тихо гудела; циферблаты светились; ничего не происходило.