— Должно быть, через несколько дней к тебе, Даня, явится один устроитель концертов и предложит тебе поездку по России, для выступления перед публикой в целом ряду городов. Я ничего не имею против этого, тетя Люда тоже. Нельзя зарывать в землю Богом данный талант. Не правда ли?
Даня вся загорается восторгом и радостью от этих слов. Она так давно мечтала о такой поездке, о таких концертах, и так боялась заикнуться о них «другу». И вот сама Нина предлагает их ей.
Потрясенная, счастливая, отходит она в свой уголок и садится на прежнее место. А там уже быстрые глаза Глаши впиваются в нее.
— Даня, радость моя, королевна моя сказочная, ты возьмешь меня с собой в поездку? Возьмешь?
— Что ты! Что ты! — отмахивается от неё почти с ужасом Даня.
— Ты возьмешь меня с собою, — уже настойчиво и резко, но все так же шепотом говорит Глаша. — Я не останусь здесь без тебя… Ни за что! Я не хочу здесь оставаться, когда нет тебя и нет «друга». Даня, умоляю тебя, возьми!
— Тебя не отпустят, милая, со мною!
— Кто не отпустит? Кто посмеет не отпустить? — совершенно забывшись, крикнула Глаша.
— Глафира! — словно ответом на её вопрос, слышится повелительный голос Нины.
И девочка сразу приходит в себя от этого окрика.
— Что, «друг»? Ты меня звала? — поднявшись с тахты и приблизившись к Нине, спрашивает она.
— Да, девочка, К моему огорчению, я должна сознаться, что больше всего беспокоюсь за тебя. Моя «дели-акыз» волнует меня не на шутку.
Губы Нины пробу ют улыбнуться, но черные глаза её тревожны.
— Ты должна слушаться тетю Люду и Сандро.
— И меня… — вставляет Валь. Все смеются.
— И ме-еня-я! — уже комически жалобно повторяет Валентин. — Или «друг» находит, что будущий инженер не достаточно благоразумный малый.
— Вероятно, потому что он шалит в такую серьезную минуту, — отвечает Нина Бек-Израил. — И так, Глаша, ты будешь слушаться тетю Люду, Сандро и вообще всех старших, желающих тебе добра?
— Как, «друг», даже Марусю и Селтонет!? — удивленно роняет Глаша.
— Разумеется, они старше тебя. Они уже взрослые.
— Что касается меня, то я бы часа не пробыла с этим бесенком, если бы ее оставили на одно мое попечение! — заявляет, уже заранее волнуясь, Маруся.
— Знай свои пироги, пирожник! — шипит Валь, делая уморительную гримасу по её адресу. На вашем попечении кухня, божественная! И успокойтесь на этом, и да хранят молчание уста ваши, пока что!
— Если я веду хозяйство, это не значит еще, что не могу интересоваться другими делами, — замечает самолюбивая хохлушка.
— О, персиковые пироги и вафли-тянучки ты, надо тебе отдать полную справедливость, делаешь изумительно!
— Валентин! — звучит с укором всем хорошо знакомый гортанный голос.
— Молчу, «друг». Молчу!
И снова на кровле джаваховского дома восстановляется относительное спокойствие.
— Итак, Глафира, я жду твоего ответа, — глядя прямо в глаза девочке, снова обращается к ней Нина. — Будешь ли ты в мое отсутствие повиноваться тете Люде и Сандро и слушаться остальных?
— Постараюсь, «друг». Да, я постараюсь!
— Не станешь ли самовольно отлучаться для поездок верхом, как ты это сделала совсем недавно?
— Постараюсь!
— И не будешь позволять себе вообще никаких диких выходок в мое отсутствие, пока я буду лечить Гему за границей.
— Постараюсь.
— Слово?
— Слово, «друг»!
Карие, быстрые, всегда сверкающие жизнью и радостью глазенки на миг делаются серьезными, когда встречаются с орлиным взглядом княжны.
Глаша искренно верит в эти минуты, что она сделает все от неё зависящее, чтобы только возвратить спокойствие «другу». Кажется, что эта искренняя готовность девочки успокаивает Нину. Она пожимает протянутую ей маленькую ручку с чернильными пятнами и заусеницами на каждом пальце.
— Благодарю. Теперь я могу уехать спокойно, — говорит с облегченным вздохом княжна и после минутного молчания обращается к Дане:
— Сыграй мне что-нибудь, так хочется послушать твою арфу в последний вечер дома.
Даня играет наизусть, без нот, подняв вдохновенное побледневшее лицо к небу. Оно сейчас прекрасно. И сама Даня, тонкая, нежная, едва касающаяся струн руками, кажется сейчас неземным существом.
Глаша впивается в нее глазами. Душа девочки преисполняется восторгом. Чего бы только не сделала Глаша ради Дани!
Не на одну Глашу действует так игра Дани… Затихла под звуки арфы печаль в груди Сандро. Он смотрит уже без прежнего отчаяния на бледное личико Гемы, верит, надеется, что сестра вернется, вернется посвежевшей, поздоровевшей, без разъедающего ее недуга.
Сама Гема думает так же… Ей в эту минуту верится, что она снова будет тут жить и еще много-много раз услышит арфу Дани, под темно-синим небом родной Грузии, рядом с любимым братом Сандро.
Есть еще на кровле человек, которого волнует так властно Данина арфа. Эго Селим.
Молодой хорунжий глаз не спускает с Селтонет, и под влиянием чарующей музыки растет любовь его к Селтонет. Он не может больше молчать о своей любви, он должен открыть все «другу», своей приемной матери и воспитательнице, самому близкому ему, после любимой Селтонет, человеку на земле.